Эта книга — плод авторского воображения.

Имена, характеры, место действия и эпизоды, описанные в романе, — результат авторского вымысла. Любые совпадения с фактическими событиями и реальными людьми, живыми или мертвыми, носят случайный характер.

— Тебе нравится? — спросил у нее мужчина.

— М-м-м. — Только сейчас она осознала, что звучит мелодия песенки «Леди из Бразилии». Работал приемник, который он захватил с собой в подвал. «Любовный аккомпанемент», — подумала она.

— Отвечай, — потребовал он.

— Да. — Певицу зовут Таня-Мария, вспомнила женщина, пытаясь сосредоточиться.

— Не ори. Ты знаешь, я этого не люблю. — Чтобы усилить действие своих слов, он прибавил звук.

— Извини, — прошептала она.

— Ладно. Попробуй еще раз. Ну! Тебе нравится — а?

— Да-а.

— Отлично. Ты уже забыла, что я тебе сейчас говорил. На свете есть и пошустрей тебя, не так ли? А?

— Да.

— "Да" что?

— Да, на свете есть и пошустрей меня.

— Гениально. — Он расхохотался. — Годится. Черт. Ладно. Вот так. Когда я спрашиваю, нравится ли тебе это, — тут он обнял ее сзади, просунув руки под мышками, и грубо стиснул груди. Раскачивая их в такт словам и наслаждаясь ее беспомощностью, протянул: — Я хочу, чтобы ты мне ответила: «Да, мне это нравится. Мне нравится, как ты тискаешь мои большие, сочные дыни». Усвоила?

— Да.

— Повтори. — Он стиснул ее еще сильнее, причинив на этот раз боль. — Черт тебя подери.

— Мне нравится... Мне нравится, как ты тискаешь мои большие, сочные дыни.

— Нравится?

— А-а, — вскрикнула она от боли, когда он опять сжал ей грудь. Правда, боль была не такой уж нестерпимой, но, зная, как он тащится от ее криков и плача, она еще немного похныкала.

— Конечно, — прохрипел он, — тебя это возбуждает, правда? О, еще бы. — Теперь он ее ощупывал.

Она изо всех сил старалась держать себя в руках, притворно постанывая и поохивая от прикосновения его пальцев. Было очень противно.

— Ты вся мокрая. Черт. Хочешь старину Слая? Попроси!

— Да. Пожалуйста. Дай мне немного старины Слая.

— Угу. Приятный мягкий шепот. Я люблю, когда ты выпрашиваешь именно так. Он лапал ее внизу живота. Два пальца его правой руки входили в нее и выходили, проникая вглубь, туда-сюда, потом вдруг она почувствовала кое-что другое.

— А теперь, — сказал он, — давай как следует попросим его.

— Давай, Слай, пожалуйста. Я прошу тебя. Пожалуйста. Я желаю тебя. — Изо всех сил она пыталась скрыть душившую ее злобу.

— Старина Слай заставит тебя умолять на коленях.

— Ox, — вскрикнула она, когда он извергнулся в нее.

— Вот почему я люблю трахать тебя, шлюха, когда ты стоишь на четвереньках. Мне даже не надо направлять старину Слая. Он сам находит дорогу.

— Да. Он чувствует себя прекрасно, — солгала она, когда он снова в нее вонзился.

— Знаю, детка, — продолжая сверлить ее, он сильнее сжимал левую грудь, а его правая рука легла ей на бедро. От щипков грудь начала ныть. Это становилось кошмаром.

Она была его пленницей уже более трех недель. Он похитил ее в торговом центре Далласа. Позже заявил, что засветил ее еще днем. Он вообще был шутник.

— О-о, — простонала она, симулируя экстаз. За недели плена она научилась приемам выживания. Этот мерзавец насиловал ее часами. Он приковал ее. Когда у нее началась менструация, выпорол и заставил брать в рот до тех пор, пока она не подавилась.

Ее звали Донна. Достаточно привлекательная, длинноволосая, ухоженная, общительная, в нормальных условиях обладающая выдержкой. Она представила, как, должно быть, выглядит сейчас — прикованная к стене в подвале брошенного дома свихнувшимся насильником и убийцей, скорчившись в страхе и ожидая, когда он ею насладится. Спутавшиеся волосы закрывали ее лицо.

— О-о-о, — стонала она, а он приговаривал:

— Правильно, сучка. Слай здоровый парень, черт возьми!

— О да. Слай, ты такой большой и твердый. Так приятно ощущать тебя внутри.

Первые две недели она спала по три-четыре часа в сутки, потеряв при этом всякое представление о смене времени — чтобы сбить ее с толку, он порой не гасил лампочку всю ночь, а днем держал Донну в темноте.

— Проси его!

—  — Да. Пожалуйста. Прошу тебя, не останавливайся. Мне так хорошо. — Она пыталась двигаться немного не в такт, чтобы хоть чуть-чуть его утихомирить. Но ей приходилось проделывать это с величайшей осторожностью. Если он хоть что-то заподозрит, ее план не сработает, а он очень коварен. Вопрос стоял — сейчас или никогда.

— О-о, — снова простонала она. — Я... О-о-о... Еще, еще! Тебе было бы гораздо приятнее, если бы ты снял с меня цепь. Пожалуйста. О-о-о. Пожалуйста. Трахни меня поглубже. Пожалуйста, освободи меня. — Она старалась изо всех сил, чтобы голос звучал льстиво, завлекающе.

— Старина Слай разгорячил тебя.

— Да, милый! Раба твоя. Горячая и мокрая.

— Я это ценю. — Он просто раскалывал ее пополам. — Что ж, пожалуй, мы можем снять тяжелую цепь с нашей шлюшки. Пусть исполнит свой номер. Все равно она не сбежит.

«Ты так считаешь, ублюдок?» — подумала она, издавая при этом стоны поддельного восторга.

«Шутник» похитил ее под дулом пистолета. Вытащил из машины. Заволок в подвал. Надел на нее толстый кожаный ошейник, к которому была приделана укрепленная на стене тяжелая цепь. Эту проклятую штуку он сейчас и снимал.

Она чувствовала себя обессиленной. Безумной. Больной. Все время он держал ее голой. Только накинул одеяло, объяснив: чтобы ты, шлюха, не простудилась и не умерла. Кормил когда придется. Воды давал ровно столько, чтобы сохранить жизнь. Насиловал по-звериному жестоко и извращенно.

Но не насилие и жестокость довели ее до такого панического состояния, а бессвязная болтовня о трупах, которые он похоронил. Сотни трупов. И она понимала, что отнюдь не все из его рассказов являлись бредом. Он упоминал слишком много специфических подробностей. И показывал ей газетные вырезки с репортажами о недавних таинственных исчезновениях на Юго-Западе. Ими вперемешку с любимыми страницами из порножурналов были оклеены стены подвала.

То, что он рассказывал, страшно ее напугало. Он постоянно обещал, что оставит ее в живых, если она будет выполнять все его требования, но инстинкт подсказывал другое. Надо было бежать, и чем скорее, тем лучше.

Она совсем вымоталась и ослабла. Спустя две недели на нее напала сонливость, но спать не могла, а только дремала. Все время. Это стало ее привычкой — так она спасалась от ужасов своего заточения. Очнувшись, вновь обнаруживала себя в том же помещении и от слабости лежала не шевелясь. Даже сейчас ей хотелось снова впасть в дрему.

Между узником и тюремщиком часто возникает странная связь. Она стала с нетерпением ожидать его визитов, до конца не понимая почему и надеясь, что, если доставит ему удовольствие, он позволит ей крепко закрыть глаза и погрузиться в сладостное забытье. Она сознавала всю опасность такого состояния и догадывалась, что это признак прекращения сопротивления.

Женщина изо всех сил старалась выглядеть подобострастной. Пока он отмыкал цепь, ее голос звучал нежно и соблазнительно. Наступил решительный момент. Было необходимо призвать себе на помощь все мужество и находчивость. Конечно, он большой и сильный, а она слабая, и в физическом смысле ему не соперник. Но она была по-своему твердой. К тому же знала мужчин. И угадала, что ее шанс — ненадежность убежища, а это, если правильно использовать ситуацию, могло принести ей свободу.

Она понимала: убедив его в своем стремлении полностью удовлетворить его сексуальные желания, в своей потребности отдаваться ему снова и снова, мучителя можно уговорить снять с нее ремень или по крайней мере тяжелую цепь. Тогда уж не зевай. Через неделю с начала заточения он перестал запирать дверь в подвал на время своих посещений. Услышав, как открывается замок и скрипят ступеньки на лестнице, она в душе молилась, чтобы и на сей раз дверь осталась открытой.