— Послушай, дружище, я тебе уже говорил. Я этого не делал. Только видел, как прятали тела, и сделал ошибку. Думал, что смогу пробиться на первые, полосы газет, побуду гвоздем программы пару недель, а потом смогу устроиться в какое-нибудь заведение. В клуб или еще куда-то. Сыграю на своей славе. Я знал, что смогу изобразить маньяка и выполнить задуманное. А с этой шлю... с этой женщиной, понимаешь, дружище, я просто дал ей возможность смыться. Позволил сбежать. Так же, как рассказывал вам про могилы. Спроси себя, если бы я и на самом деле был убийцей, то с какой стати мне признаваться? Зачем затягивать петлю у себя на шее?

— Ты себе ничего и не затягивал. Тебя поймали, когда ты зарывал труп.

— Чушь собачья. Я не... я никого не зарывал. Я копал, чтобы посмотреть, действительно ли там находится тело. Этот «телевизор» у меня в мозгу все время показывал трупы, и я должен был убедиться, приятель. Я хотел знать точно — я просто спятил или это все существует в действительности.

— Не хочешь ли ты мне еще рассказать про Путь Змеи.До сих пор это была моя любимая тема.

— А, брось. — Юки был спокоен, даже несколько заторможен.

— Или про парадоксы синкретизма. Я не прочь их обсудить.

— Издеваешься?

— Я развлекаюсь. Ага. Кстати, а как насчет тебя? Ты тоже развлекаешься?

Молчание.

— А вот такой поворот тебе, возможно, понравится. Попробуй, Юки. Просто ради смеха. Давай предположим, что жил на свете по-настоящему симпатичный парень, талантливый, энергичный, умный, но не очень удачливый в жизни. И вот он слетает с катушек. Становится одержимым. Начинает головокружительный вираж в этом простом, старом, бесполезном безумии. Ну, скажем, чтобы просто сравняться со всем миром. — Юки вздохнул с отвращением. — Я сейчас рассуждаю чисто теоретически. И вот наш энергичный парень говорит себе: "Послушай, давай-ка по-настоящему расшевелим этот муравейник. Давай уберем столько людишек, сколько сможем, и, если нас поймают — вот тут-то самая изюминка, — мы признаемсяво всех убийствах. Выдадим даже больше того, что известно. Будем ломать комедию. Говорить иносказательно, метафорами, использовать свободные ассоциации и все такое. Нести бред, быть непоследовательными. Выдадим гору всякой чепухи, чтобы окончательно затуманить всем мозги. А потом, когда все возбужденно потирают руки, ото всего откажемся. Расскажем, что на самом деле парень-то ничего такого не совершал, а увидел только в своем мозгу, в потайном переходе. Затем пригласим известную адвокатскую фирму и будем играть в невменяемость". Как Тебе такой сценарий?

— Паскудный.

— Ага. Да, кстати, тебя, наверное, взволнует то, что твой брат прилетел повидаться с тобой.

— Только этого мне не хватало. Этой задницы.

— В чем дело? Вы что, не ладите между собой?

— Можно сказать и так.

— Похоже, что он по-настоящему печется о тебе, если все бросил и прилетел сюда посмотреть, чем может тебе помочь.

— Наверное, для тебя так оно и выглядит, но этот всезнающий самодовольный подонок прилетел только, чтобы позлорадствовать. Не помочь, а позлорадствовать.Да, я люблю Джозефа и ничего не могу с этим поделать. Своего брата любишь независимо от того, каким первостатейным ублюдком он является. Но когда мне в свое время требовалась помощь, я не мог даже ему дозвониться. Мне пришлось пару раз просить у него несколько долларов, так этот подлый сукин сын лгал мне, изворачивался и заставлял меня часами висеть на телефоне. Он занимается выполнением почтовых заказов, гребет деньги лопатой и не мог дать мне пару сотен паршивых долларов, чтобы вытащить из дыры. Его понятие о помощи состоит в том, чтобы посылать письма с нотациями по поводу моего образа жизни. Дерьмовый чек на двадцать долларов, а в придачу лекция. Поэтому не надо рассказывать басни о том, что он вдруг проявил интерес к судьбе своего блудного любимого брата. — Юки гневно сверкнул глазами.

— Не увиливай, Юки. Ты любишь своего брата — да или нет?

— А пошел ты... офицер Крупке.

И в этот момент нечто, чему Джек не мог подобрать названия, потянулось к его одежде, к рукаву пиджака или штанине, к чему-то, во что можно было бы запустить свои когти. И это ощущение было ему знакомо. Сначала что-то, ухватив ткань, подбиралось к конечности, продолжая усиливать свою хватку, и Джек Эйхорд, мужчина, не столько полицейский, а просто человеческое существо, вдруг чувствовал, как когти все глубже впиваются в плоть, и его уносит куда-то, куда он вовсе не собирался. Но сейчас он испытывал чувство первого легкого прикосновения, когда когти только ухватились за его штанину. Слабый безобидный рывок.

День оказался таким же, как и утро, только утро, возведенное в квадрат, а затем увеличенное. Было что-то тревожное во встрече с Джозефом Хакаби. Внешне абсолютно схожий с Юки, но свободный как птица, без наручников или каких-либо иных оков, говорящий теплым баритоном, он вызывал холодок в душе. Вот что во время беседы с Джозефом выяснил Эйхорд:

1. Джо Хакаби — состоятельный человек. «Имею приличный доход», — как он сам выразился.

2. Джо живет один, никогда не был женат, ведет правильный образ жизни.

3. Джо очень понравилась Ноэль Коллиер. Он также считает, что она весьма чувственна. Джеку многое пришлось выслушать об этом предмете. Из беседы за завтраком с адвокатом Джо вынес впечатление, что она собирается обеспечить его брата «энергичной защитой».

4. Джо владеет в Хьюстоне фирмой «Заказы — почтой». Он специализируется на сборе денежных средств для различных благотворительных организаций. Отправляя листы адресатов разным компаниям — по крайней, мере так понял Эйхорд, — заносит имена и адреса в компьютер и продает их другим фирмам, имеющим дело с почтовыми заказами. Он сообщил Джеку, что мог бы «продать ему тысячу мужчин, работающих в органах правопорядка, в возрасте от двадцати одного года до тридцати четырех лет, отобранных согласно почтовому индексу, доходу, финансовому положению и соответствующих списку адресатов Джека». Десять долларов за тысячу наклеек с адресами и право их использования.

5. Джо любит своего брата сильнее, чем тот его. Он рассказал обо всех случаях, когда пытался помочь ему. Платил за него долги, подчищая за ним, старался установить хорошие отношения. Но он не чувствовал ни гнева, ни горечи. «В конце концов я просто махнул рукой. Юки никогда не имел таких шансов, как я, — сказал Джо, — хотя Билл мог бы стать кем угодно. У него отличная голова. Но держать себя в рамках не может — ему не хватает чувства самоконтроля. Но не настолько, чтобы взять и убить кого-то. Он просто не способен на насилие».

Джек попробовал в своем обычном стиле сыграть с Джо в вопросы-ответы и ничего не добился. Например:

— Джо, — говорил он, — помните, мы обсуждали, как вы с Юки, простите, с Биллом похожи, вы сказали, что, вероятно, выглядите более загорелым, чем он. Если вы не виделись с ним четыре года, — Джек прибавил своему голосу металла, — то откуда вам это известно?

— Мне попалась в газете его ужасная фотография. Боже, он такой бледный. — Это была простая констатация факта, сопровождаемая печальной улыбкой, без каких бы то ни было признаков обмана или возмущения. Все остальные «лакмусовые бумажки» также ничего не дали. Эйхорд задавал похожие вопросы в стандартной манере полицейского, слушая не столько, что говорилось, а то, какговорилось, обращая внимание на скорость ответа, на расстановку ударений в предложении. Допрос, если рассматривать его как вид искусства, более всего походит на мысленный теннисный матч. А самые эффектные допросы те, в которых сквозь структуру вопросов и ответов проглядывает что-то недосказанное, неуловимое.

В этом отношении полицейский похож на адвоката в суде. Но не на такого, как Перри Мейсон. Нечасто удается поймать мужчину или женщину на лжи, или, выступая в роли обвинителя, предъявить фотографию, сделанную скрытой камерой («А это не вы ли на снимке с дымящимся пистолетом?»), после чего обвиняемый или обвиняемая разражаются слезами. Нынче почти каждый настолько наловчился в искусстве защиты, а правовая система в такой степени склоняется в пользу обвиняемого (спасибо некоторым законодательным актам Верховного суда), что тому остается только взглянуть на фото, улыбнуться и, если адвокат не подал протест против предоставления в суд неприемлемой улики, вежливо покачать головой и ответить: «Нет. Извините. Действительно, немного похож на меня. Но это не я».