— Ты говори! — я похлопала его по плечу. — В одиночку ходить тяжело и скучно. Я по голосу человеческому соскучилась!

— А чего ж ты одна? — удивился парень, а я прикусила свой болтливый язык. — Пристала бы к обозу. Они сейчас без охраны не ходят.

— Денег они много требуют за охрану-то, — наобум сказала я. — А у меня почти ничего и нет. Да мне уже и не страшно ничего! Даже орки меня есть не станут — кому интересны старые кости? А за ужин я заплачу. Не нищая, чай!

— А говоришь, не страшно ничего? — покачал головой парень. — Стукнут по темечку-то, и деньги отберут.

— Да и хрен с ними, с деньгами! — неожиданно разозлилась я. — Мне главное до места дойти. Как ероя-то зовут?

— Озилла Крокцинум! — важно произнес парень.

Я поперхнулась. В моем мире существовало лекарство от гриппа с похожим названием.

— А тебя как зовут, сынок?

— Сенупред.

Я больно укусила себя за нижнюю губу — ну и имена у них тут! Неужели кого-то могут звать, например, Иммодиум? Или Фарлакс? Или, этот, Лопедиум?

Сдавленное хрюканье, донесшееся до Сенупреда из-под капюшона, он расценил как признак усталости.

— Потерпи, — участливо сказал он. — Еще пару домов пройдем… Вон видишь крыша красная? Это и есть «Приют Онольгейна». Онольгейн — это дядя мой. А тебя как прозывают, бабушка?

— Виагра! — дрожащим от истерики голосом произнесла я.

Сенупред подвел меня к крепкому каменному дому. Я заметила, как он поглядывает на меня — мол, видишь, какие мы! Не лыком шиты!

В просторном зале под темными балками низкого потолка народу было немного.

— Рано еще, — заметил мой провожатый, — сейчас с полей начнут возвращаться, и заскочат — пару кружек эля пропустить! Иди, садись. Я сейчас дядю позову.

Я выбрала стол у стены — лицом к дверям. Отсюда были видны не только створки входной двери, но и скрытый сейчас цветастой занавеской проход за стойкой. Занавеска зашевелилась, и на пороге показалась прелестная девушка. На ней была коричневая пышная юбка чуть ниже колен, малиновый корсет затягивал тонкую талию, низкий вырез белой рубахи с широкими рукавами открывал обольстительное декольте. Светлые волосы девушки были собраны в высокий хвост, а голубые, чуть навыкате, глаза смотрели безмятежно и доверчиво. Блондинка, в общем! Перебирая стройными ногами в полосатых чулках, она подошла ко мне и поставила на стол поднос с кувшином и краюхой хлеба. Хлеб был еще теплый, а в кувшине оказался кисломолочный напиток, похожий на айран.

— Кушай, странница, — ласково сказала она. — Только прошу тебя, пересядь с этого места на любое другое.

— А в чем дело? — удивилась я.

— Этот стол облюбовал почтенный Озилла, — она покосилась на входную дверь, и вздохнула, — а он не любит, когда занимают его место!

— Конечно, драгоценная, — закивала я, и, подобрав полы своей хламиды, живо переместилась в самый темный и дальний угол заведения.

Девушка перенесла поднос на мой столик. Подошедший Сенупред ласково тронул ее за плечо.

— Как поживаешь, Фесталия?

Девушка кротко улыбнулась ему, и снова взглянула на входную дверь. Похоже, этот предмет интерьера здорово нервировал ее!

— Фесталия? — пробормотала я, вспомнив про гастрит. — Какое красивое имя! Ты приготовь мне с собой корзиночку еды, дочка. Я заплачу, не беспокойся! Сколько монеток нужно — совсем у меня, старой, с цифрами плохо!

— Всего одну. Если, конечно, ты не желаешь вина или эля!

— А бутылочку вина положи! — оживилась я, представив, как славно будет вечером согреться им у костра.

— Тогда еще монетку.

— Дорогое у вас вино! — заметила я, и вцепилась зубами в краюху.

Она была восхитительно мягкой, вкусной и пахла дымом.

— Так ближайшие виноградники на той стороне Улльса, — пояснил Сенупред. — Вино оттуда приходит редко и нерегулярно. Последнюю партию, вот, дядюшка получил аж шесть месяцев назад! Поэтому приходится заказывать по ту сторону леса — в Дарии или в Караге. Перевозка, охрана — дорого!

— Дорого! — с набитым ртом согласилась я. — Как мне вкусно, ребятки!

Фесталия радостно улыбнулась. Улыбка осветила ее лицо, сделав еще более привлекательным. Глядя на нее, заулыбался и Синупред, а глаза его приобрели мечтательное выражение. С этими двумя все ясно!

Девушка ушла, забрав поднос. Он долго смотрел ей вслед.

— Она — твоя сестра? — понимающе спросила я.

Вот, попал парень!

Но Синупред неожиданно покачал головой.

— Нет. Она его воспитанница. Орки всю ее семью вырезали, а она в очаге спряталась. Дядя в ту пору местным дозором командовал. Они по следу орочьего отряда шли, вот и наткнулись на разрушенную ферму. Он Фесталию к себе и забрал. Жена его давно уж умерла, а он так боле и не женился. Детей не было. Так он девчонку, как родную, воспитывал.

— Ну и, слава Богу! — пробормотала я, и невзначай поинтересовалась. — А ты почему на ней не женишься?

Синупред удивленно посмотрел на меня, а затем вдруг опустился на скамью рядом и крепко потер макушку.

— За невесту надо отцу выкуп давать. А за такую, как Фесталия свиньями да козами не обойдешься. Тут конь нужен — породистый и сильный. Чтоб и плуг возил и воина в доспехах, ежели понадобиться.

— А без коня никак?

Поникший парень молча покачал головой.

С улицы стали заходить крепкие загорелые крестьяне. Не только мужчины, но и женщины. Некоторые несли младенцев в цветастых платках, повязанных через плечо. Видимо, после трудового дня у Онольгейна собиралось все население Октабер-Феса.

— Пойду я дяде помогу! — встрепенулся Синупред, и убежал за стойку.

Я с грустью посмотрела ему вслед. Выходит, сама того не зная, я пожелала ему именно то, чего ему не хватало — денег и счастья в личной жизни.

Почти все столы были заняты. Кто-то, выпив пару кружек эля и закусив жареной в очаге колбаской, торопился домой — ждали дела. Кто-то оставался подольше — поболтать о том, о сем, обсудить цены на зерно и мясо, попугать друг друга орками. Стол героя еще пустовал. Фесталия не успевала присесть — таскала тяжелые подносы с кружками, отшучивалась от легко захмелевших с работы мужиков, успевала и помыть посуду, и выставить на стойку чистые стаканы. Да, нелегка была ее жизнь, а ведь девушка казалась такой хрупкой. Из-за занавески, тяжело ступая, вышел хозяин — здоровенный, похожий на медведя мужик, седой, бородатый, суровый. Я никогда не видела старых вояк, но вот этот был как раз таким. Синупред помогал и ему и Фесталии. В конце концов, Онольгейн оставил стойку полностью под присмотром племянника, а сам подсел за один из столов к мужикам, судачащим о чем-то. Я наблюдала за своим молодым знакомым — парню явно нравилось то, что он делал. Он ловко разливал пенящийся эль, не марая клоками пены стойку, быстро протирал стаканы, отсчитывал сдачу, переворачивал колбаски, жарящиеся на решетке в очаге, резал хлеб. Из него вышел был отличный зять, которому не страшно было бы оставить ни воспитанницу, ни собственное дело!

С грохотом ударила створка двери. Народ притих и вжал голову в плечи. Некоторые засобирались домой, другие заерзали, словно устраивались поудобнее. В таверну ввалился толстый краснолицый господин в начищенных до блеска латах и шлеме с пурпурным — о, господи! — плюмажем. Выражение его лица мне совсем не понравилось — господину было скучно, и он жаждал развлечений.

Онольгейн подозвал к себе Фесталию.

— Помоги Синупреду — у него колбаски подгорают! — приказал он, а сам поспешил на встречу господину, низко кланяясь.

— Что сегодня на ужин, почтенный хозяин? — громогласно вопросил тот. — Я никого не убивал уже две недели! От этого всегда хочется жрать!

— Жареный на вертеле поросенок, гусиная печень, яблоки в меду…, - принялся перечислять радушный хозяин, провожая господина, который, несомненно, и был героем Озиллой, к его столу.

Я заметила, что Синупред набрал полный поднос еды и принялся разносить ее по залу. Фесталия хлопотала за стойкой, не поднимая глаз.