ЭПИЛОГ

Милли

Ужин папы остался недоеденным на столике у телевизора перед его диваном. Он уже спал, но я не пыталась его передвинуть. Во-первых, я не смогла бы поднять его сама, даже если бы хотела (одной из ночей я попыталась, когда он упал, а моя спина болела уже две недели). Во-вторых, потому что он лучше спал сидя. По крайней мере, пока.

Ему было непросто восстановиться после имплантации стимуляторов. И у него были два артродеза позвонков, которые и доставляли больший дискомфорт. Мы не хотели сильно надеяться — операция прошла недавно, и он всё ещё принимал много лекарств — но пока казалось, что стимуляторы работают. Его самочувствие улучшилось по сравнению с моим прошлым визитом.

Аванс за мою книгу помог оплатить сиделку, что оставалась с папой ночью. Я же могла вернуться в дом, который сняла на месяц, и прийти в себя после дня суеты, тревог и исполнения роли дочери в лучшем своём воплощении. Уязвимость папы в этот раз действовала на меня иначе. Может, мне помогала поддержка Рейда. Может, то, что я видела девочек Элли, и какой счастливой была её семья, и что она тоже могла на меня немного положиться. Однако дома оказалась не так уж и страшно. Конечно, был стресс, но было крайне приятно чувствовать, что я делала то, в чём сейчас нуждается моя семья.

В полдвенадцатого я передала информацию сиделке Деборе — сколько папа съел, что за лекарства принял, сколько прошёл за день и прочие важные детали — и ушла. Оставаться с ним на весь день изматывало не физически, а эмоционально. Казалось, мои ноги сковал бетон.

Ко мне пришло понимание, что у нас не осталось десятков лет с папой. Это время чуть не ускользнуло от меня.

Я быстро приехала к съёмному дому и, войдя внутрь, ощутила сильный запах чеснока, лосося и… серы?

Я бросила сумку в гостиной, прошла в маленькую столовую, где на столе уже разложена Монополия.

Моя улыбка увяла.

— Издеваетесь? — спросила я.

Три пары глаз посмотрели на меня, расплылись три широкие улыбки.

— Да ладно тебе, — отозвался Алекс. — Мы тут с вами почти неделю, но ни разу в неё не сыграли. Нам надоело играть в «Pegs and Jokers».

Рейд раскинул руки, приглашая меня в объятия. Я разулась и села ему на колени.

— Ладно, но давайте хотя бы поиграем с оружием из «Clue». Я буду верёвкой.

Эд услышал это, когда пришёл с заднего крыльца, где, скорее всего, общался перед сном со своей очаровательной девушкой, Шейлин.

— У тебя точно нет фанатизма к убийствам? — спросил он.

— Всё возможно…

Рейд застыл подо мной, и я щёлкнула пальцем по его носу.

— Шучу.

Крис встал из-за стола.

— У тебя странная девушка, Рейд.

— Как и у тебя, — парировала я.

Алекс подавил всхлип. Он клялся, что не хотел оставаться с одной женщиной, но я не была уверена. Однажды он перестанет так переживать из-за того прелестного факта, что Крис и Рейми делили комнату.

— Странная, — согласился Рейд, — но потрясающая.

Он поцеловал мою шею, и я в миллионный раз восхитилась им. Он не только гостил тут уже месяц, но отпускал меня на день к папе, а вечера делил с друзьями и семьёй, которые хотели побывать в Сиэтле. Его родители навестили нас пару недель назад, внезапно прибыв на выходные, и нам повезло, что мучения прекратились (Марла оказалась лесбиянкой, а отец Рейда интересовался только образцом её земли — это не эвфемизм — для сравнения качеств почвы). Близнецы Элли пару раз приходили с ночёвкой. На пару ночей я даже пустила Эйвери в свободную спальню, когда она навещала Элли.

Сообщаю: сильнее она мне нравиться не стала.

Так мило со стороны Рейда, что он пустил ребят на неделю, чтобы те могли делать кое-что поинтереснее гонок в винограднике, сплетен или сотни просмотров «This Little Piggy».

Я сделала большой глоток пива Рейда.

— Что делали сегодня?

— Крису пришлось работать над своим грантом, — сказал Рейд, — так что после твоего ухода нас не пускали сюда до трёх. Мы пошли прогуляться. Под конец сил совсем не осталось, мы нашли новую пивную и неплохо напились.

— От тебя пахнет пивом, — я подняла его запястье и посмотрела на часы. — И вы все не спите и пьёте за полночь? Мои герои.

Эти прекрасные мужчины взяли отпуск, чтобы побыть в Сиэтле с их безнадёжной замкнутой подругой Милли. Из всего, что мы делали вместе — турниры по корнхолу, онлайн-знакомства, аренда лимузина и поездка туда, где мы дышали одним воздухом с Бараком Обамой — эта неделя была лучшей. Я могла помириться с семьей, а они проверяли пиво в всём Сиэтле.

Крис прошёл на кухню и вытащил что-то из духовки. Вернувшись, он поставил передо мной тарелку: лосось на гриле, поджаренная брюссельская капуста и дикий рис.

Пока он был тут, все считали, что он будет готовить — потому что Крис готовил лучше всех нас, вместе взятых. Каждый вечер я возвращалась, и он припасал мне тарелку, зная, что я ещё не голодна, когда отец ужинал в полпятого. В конце поездки я хотела наградить его комплектом для гольфа с темой петухов.

— Ты. Просто. Потрясающий.

Он кивнул мне в подтверждение.

— Я знаю.

— Я уловила жуткий запах, когда вошла, — я ткнула брюссельскую капусту. — Испугалась, что готовил Эд.

Эд хотел что-то возразить, но, понимая, что оно того не стоит, передумал.

Я узнала тепло, растущее в своей груди. Хватило ума понять, что это — благодарность. Но я старалась чаще выражать такое словами. Комнату охватила выжидающая тишина.

— Спасибо за ужин, — сказала я Крису. — Как обычно, очень вкусно.

Он кивнул, но тишина осталась. Мы знали, что дело было не в моей благодарности за ужин.

— Я поговорила с папой сегодня, — начала я, — о том, что хотелось бы быть ближе к нему.

— И? — спросил Рейд. Он знал, как я нервничала из-за тяжёлых разговоров с папой.

— Он сразу понял, что я хотела сказать, — я прильнула к Рейду, меня успокаивал его широкий вес за мной, то, как его руки крепко обвили мою талию. — Он говорил, и очень открыто, о том, каково ему стало после смерти мамы. Очень тяжело, потому что я понимала, каким грузом мы были… Хотя он никогда этого не говорил. Папа был сломлен и знал, что подводил нас, — я прижала ладонь к своей щеке. — Я и не думала так раньше. Но я сказала ему: «Посмотри на Элли. Посмотри на меня. Мы в порядке. Мы успешные, счастливые и не убийцы».

— Видите? — вмешался Эд. — Повёрнутая на убийствах.

— Во всяком случае, он это понял, — сказала я. — Думаю, он рад, что я в порядке и не стала психом.

Алекс кашлянул.

— Не стала полностью.

Рейд тихо заговорил у моей головы:

— Безумнее всего в роли родителя то, что это огромный эксперимент, и ты не узнаешь, успешен ли он, пока не пройдут десятки лет.

Я развернулась и поцеловала его.

— Ты такой пафосный дурачок.

Все притихли на пару секунд. Представляю, как странно им было видеть меня такой. Наверное, мне стоило сказать, как мне нравилось, что они были тут и что вот так с семьёй я была впервые в жизни. Но тут Алекс издал вонючую отрыжку, Крис со стоном пошёл открывать окно, а Эд стал бить Алекса маленькой трубочкой в шутку. У меня мелькнула мысль: «Вот идиоты».

Рейд прижал ладони к моим рёбрам с тихим намёком. Мне нравилось, когда он широко расставлял пальцы, словно хотел прикрыть меня как можно больше. Жар собрался в моём животе, хотя в остальной комнате разразился хаос с отрыжками, возмущениями и шутками про трубочки.

— Я тобой горжусь, — тихо сказал он.

— И я собой горжусь, — сказала я. — И мне нравится, что ты здесь.

— Думаешь, мы сможем улизнуть незаметно? — спросил он, нежно прижав губы к моему уху. — Я бы хотел заняться сексом.

Я кивнула.

— На счёт три.

— Раз, — начал он.

— Два, — продолжила я.

— Три.

Мы встали и медленно попятились. Алекс зажимал рукой голову Эда. Крис высунулся из оконного проёма и пытался достать ботинок, который Алекс запустил наружу.

Мы с Рейдом на цыпочках пробирались по коридору к главной спальне, когда наше отсутствие заметили.

— Мы всё видели! — заорал Алекс.

— Мы сделаем музыку громче! — сказал Эд. — Без странностей!

— Мы постараемся! — отозвалась я.

Прошлой ночью я лаяла как собака, только чтобы запугать их.

Этой ночью мы могли изображать громкие шлёпки.

Но мы заберёмся под одеяло, накроемся им с головой, включим фонарик и будем смешить друг друга глупыми историями, которым не было конца. Я скажу ему, что люблю его много-много раз, и он поцелует меня, чтобы я замолкла. Затем наступит тишина и станет намного слаще, чем я когда-либо могла представить.

У нас была вся ночь — каждая ночь до конца жизней, если мы захотим — и на эти чудесные восемь часов мы могли забыть обо всех в доме, городе, мире.