— Мне, конечно. Все хотят переспать с Рейдом.

От такого заявления я рассмеялся.

— Точно.

— Так ты не скажешь Крису? Ты всё ему рассказываешь.

Она права, но такое импульсивное решение он не одобрит. Крис был самым осторожным человеком из всех, кого я знал.

— Обещаю, не скажу.

Она провела ладонью по моему животу, обводя кончиком пальца линию волос над моими трусами.

— Ещё правила?

— У меня есть презервативы, — сказал я. — Но они в машине.

— В моём ящике греха найдётся несколько.

Я слышал улыбку в её голосе, но смелые откровения о сексе разгорячили её кожу на шее под моими губами.

Лифчик слетел от лёгкого движения моих пальцев, и я почти забыл насладиться моментом, когда моя ладонь легла на изгиб её теплой груди.

— Что тебе нравится?

— Всё, — ответила Милли и тут же добавила, — кроме анала.

— Ого, — я отступил и взглянул на неё. — Не беспокойся. Если этого не предвидится, я пойду.

Она ущипнула меня за сосок, смеясь от моего пронзительного визга.

— Я пошутил, — я подтвердил свои слова, стянув её трусики по бёдрам вниз.

— Знаю, — её губы коснулись моего плеча. — Но я — нет.

— Честно, я тоже подобное не очень люблю.

— Неужели, — сказала она, и мне понравилось, с какой искренностью она заглянула в мои глаза. Раньше я ни разу не был столь близок с ней, и, конечно, она никогда так на меня не смотрела — с нежностью возлюбленной лучшей подруги. — Я думала, ты поддерживаешь любые эксперименты.

— Когда ты начала так думать?

Её ладонь сжала меня и медленно гладила, мысли путались.

— Знаешь, просто… случайные мысли о Рейде.

— Пока мы были на прошлой неделе в «Джио», ты смотрела на меня и думала: «Ха, по-любому он любит анал».

— Пожалуй, мысль пришла, когда ты ел сэндвич за обедом в среду, — отшутилась она.

Мой смех сменился стоном, как только она провела зубами по моей шее.

— Клянусь, Эду нельзя носить ту футболку.

— Белую? — спросила она. — В которой у него просвечивают волосы на груди?

— Она такая тонкая…

Наклонившись, я целовал её горло, плечи, совсем позабыв о своих словах, потому что Милли притянула меня на кровать, а её сосок попал в рот, пока она ласкала меня. Наверно, сейчас бы я и собственное имя не вспомнил.

— Непонятно, — пробормотал я в её кожу. — Почему мы говорим о парнях, пока я пытаюсь насладиться тобой?

— Я люблю общаться, — сказала она, запустив свободную руку мне в волосы. — Мне нравится говорить с тобой, пока…

Её голос оборвался, когда я укусил её сосок.

Я отчасти ожидал, что мы всю ночь будем болтать, как всегда, но целуясь, касаясь друг друга, занимаясь сексом. Но когда её ладонь выбрала ритм, что-то во мне изменилось, инстинкт затмил разум. Я скользил вниз по её телу, а потом повторяла мои движения. Когда она оказалась на мне, смотрела в мои глаза, опускаясь ниже, и я, охнув от вспышки ощущений, удивился — почему мы не занимались сексом каждый день на протяжении двух лет?

* * *

Я покинул Милли около двух ночи, когда она крепко заснула, распластавшись звёздочкой на девяноста процентах кровати. Перед уходом, я чмокнул её в щеку. Странно оставлять её после половины ночи вместе, но это лучше, чем проснуться с обнажённым лучшим другом в своей кровати.

Хоть я не так много выпил, но утром ощущалось похмелье. Головокружительная лёгкость от прекрасного секса смешалась с тошнотворной тревогой из-за ссоры с другом.

Мы с Милли никогда не ссорились. Я не мог даже представить Милли разозлённой. Она не была слишком пьяна. Если что-то её и могло разозлить, так это ощущение, что я воспользовался ею прошлой ночью.

Кабинет Криса находился в соседнем здании и ближе всего ко входу в кофейню кампуса. Эта близость означала, что он, везунчик, мог выскользнуть за кофе и вернуться, не встретив по пути пятнадцать коллег, однако это означало и то, что мимо его двери проходили все, кому по пути в кафе, мешая ему работать.

Как и я сейчас, зайдя в кабинет друга.

— Привет.

Для профессора химии помещение Крис содержал в поразительной чистоте. Здесь не было шатающихся стопок тетрадей или груды старых учебников, из которых можно соорудить самодельный стол. На столе — небольшое растение, подставка с карандашами, несколько молекулярных моделей тут и там. Кабинет, как и сам Крис, был организован лучше, чем все остальные в нашей компании.

Он поднял взгляд, снял очки и положил их возле клавиатуры.

— Привет. Вы же вчера хорошо добрались домой?

Я ожидал, что он спросит, но из его уст это прозвучало почти с укором, словно он знал. Ответ прозвучал слишком истерично:

— Ясное дело.

Пару секунд он смотрел на меня, а потом взял бумажный стаканчик, который я поставил на стол.

— Круто. Спасибо за кофе.

Крис был самым догадливым из нас, и, поскольку мы с ним встретились ещё в аспирантуре, почти десять лет назад, он знал меня лучше других. Если я вспомню какую-нибудь мелочь о прошлой ночи, он заметит. Может, поэтому я и был тут. Мы с Милли перешли через незримую границу между нами, теперь наш поступок либо окажется безнаказанным, либо всё разрушит. Нужно было узнать, мог ли я вести себя обычно… упорно делая вид, что ничего не изменилось.

— Всё хорошо? — спросил Крис.

— О да, — я пристально глядел на полки с книгами, изучая потёртую «Органическую химию» Вейда, а потом выпалил. — Просто хотел поблагодарить за то, что принял нас прошлой ночью.

— Да пожалуйста. Я всегда вам рад.

Устремив взгляд на полки выше, я заметил другие молекулярные модели, несколько наград на маленьких подставках и…

— Милый петушок.

Он застонал, встал и, схватив антистрессовый мячик в виде петуха, выбросил его в урну.

— Уже и студенты поняли прикол с петухами.

— Студент подарил тебе петуха?

Он глянул на открытую дверь, а потом посмотрел на меня, и было ясно, что его занимали мысли об убийстве.

— Ты мог бы говорить тише?

Я усмехнулся.

— Могу попробовать.

— Что за планы на сегодня?

Я сверился с часами и сказал:

— У меня семинар на нашей кафедре в половину. Придёшь?

— Нет.

— Тогда увидимся за обедом.

* * *

Я провёл половину своей презентации на пятьдесят минут о воспалении зрительного нерва, когда задняя дверь аудитории открылась с громким скрипом, как делала всегда, если кто-то незнакомый дёргает её не в нужную сторону. Головы повернулись, а моё сердце болезненно сжалось, когда вошла Милли. Одетая в чёрные джинсы и зелёный свитер она прошла на носочках по ряду с бумажным пакетом в руке и виноватым видом за то, что помешала своим появлением. Милли не приходила на мои семинары, ведь я работал на кафедре нейробиологии, а она — криминологии, у неё просто не было повода. Откуда она узнала, где меня найти? Может, хотела потом со мной поговорить…? От этой мысли было не по себе.

Ночь прошла хорошо, верно? Для меня прошлая ночь была потрясающей. Мы дважды занялись сексом. Прервавшись, мы целый час обсуждали наши постоянные темы: катастрофы Эда в лаборатории, грядущая лекция Милли в Принстонском университете, и получит ли Алекс постоянное место работы в этом году. Ничего чересчур личного и глубоко серьёзного. В итоге разговоры в постели сменились ласками, я навис над ней, и слова пропали. До прошлой ночи я даже не мог представить, как она тихо стонет, отдаваясь ритму, а теперь не мог выбросить это из головы.

Взглянув на большой экран, я прихожу в себя. Как единственный специалист по сетчатке на кафедре, я старался делать свои презентации чёткими, интересными и доступными. Милли знала мою главную боль, что остальные специалисты нейробиологии забывали о сетчатке как части мозга. И я поймал её усмешку, когда появилось изображение центральной нервной системы, и сетчатка была выделена. Улыбка прогнала всё напряжение.

Это Милли. Она невозмутима. Значит, мы оба в порядке.

Она встретила меня на середине ряда, когда все выходили, и, вытащив коробочку выпечки из пакетта, протянула мне. Внутри был капкейк с единорогом из глазури.

— За что это? — я взглянул на неё. — Мы праздновали мою должность прошлой ночью, а до дня рождения ещё месяц.

Милли улыбнулась.

— Это «похмельный» капкейк, — я не ответил сразу, и она добавила шёпотом. — Это капкейк «за прекрасную работу над оргазмами», — она сделала паузу и посмотрела на мои руки. — И это капкейк «Мы в порядке?».

Редкое проявление уязвимости задело меня, и я, закрыв коробку, указательным пальцем щёлкнул её по носу, как она всегда делала с нами.

— Ты знаешь, что всё в порядке.

— Тогда идём со мной в «Cajé», — она потянула меня за руку. — Мне нужно зарядиться кофе.

— Я уже пил… с Крисом…

Она уже повернулась и пошла по ряду к выходу. Стоило отказаться и настоять, что мне надо возвращаться в лабораторию, потому что для Милли работа всегда была на первом месте, но кофе много не бывало.

«Cajé» — это кофейня возле кампуса, куда ходили неопрятные представители наших студентов. Держу пари, что во внутреннем дворике было столько же белых с дредами, сколько бариста в помещении. И хотя Милли могла выглядеть не лучше их на выходных, сейчас в узких джинсах, на каблуках и в кашемировом свитере она выделялась, подобно россыпи цветов в поле сухой травы.

Даже не спрашивая, что я хочу, ведь ответ ей был известен, она склонилась и заказала два средних очень горячих американо, а потом в спешке указала мне на чудом пустой столик.

Я вытер столик парой салфеток, пытаясь прогнать незнакомое волнение из-за грядущего разговора с Милли.

Моя лучшая подруга, Милли, которая наносила увлажняющие маски мне на лицо, пока мы смотрели наши любимые фильмы про гангстеров 90-х, и съедала всю дыню в моих фруктовых салатах.

С двумя дымящимися стаканчиками в руках она прошла к столику, а я старался выглядеть невозмутимо, хотя шансы на сводились к нулю.

Так странно.

Я о том, что невозможно игнорировать, как джинсы подчёркивают изгибы её бёдер. Сам себе удивляюсь, замечал бы подобное, не будь прошлой ночи?

Милли молча села, улыбнулась, коснулась щеки, и я следил, как она убрала пару выбившихся прядей волос за ухо. Здесь открылась новая, обнажённая правда, словно все знаки кричали: «У нас был секс!». Мой взгляд скользнул по её шее и споткнулся о кое-что. Обычно я не заметил бы маленький красный синяк на горле, если бы не я его оставил.