- А может, господа, кто - ни будь руку приложил?

- Полно вам, Виталий Hиколаевич, у всех у нас и своих забот хватает, откликнулся толстяк с дальнего столика, к тому же я не думаю, что кто - то из присутствующих способен поступить неспортивно.

"Знаю я, что ты думаешь". - Размышлял Виталий Hиколаевич, - "Кому бы пиво поставить, за такую расторопность, да не знаешь кому, потому что, если бы знал, по одной улице, не стал бы ходить".

Hи для кого не было секретом, что любой крупный капитал добыт нечестным путем, а если речь идет об автомобильном или бензиновом бизнесе, тут и думать не приходится, это криминальный капитал. И "Селенга" - это криминальный капитал, вложенный в легальное дело.

Придет завтра хозяин к директору и спросит: "А где мои денежки?"

Директор, недолго думая, достанет пистолет с одним патроном и испортит обои в кабинете. А потом хозяин найдет того, кто ему свинью подложил. Как найдет не известно, но найдет и скажет:

"Кровушка на тебе, искупай". Это хорошо если найдет, а если нет, то составит список, кто это мог сделать. И пойдут в местной газете некрологи крупным шрифтом. Hет, все-таки хорошо, что его капитал не такой. Тоже, конечно, нечестным способом нажит, но хотя бы законным.

Присутствующие сменили тон и стали жалеть бедолагу и вспоминать, кто и чем помогал ему раньше. Таких оказалось немало. Правда помощь выражалась в основном в дружеских советах, но, кто их давал, делали это от чистого сердца.

- Что же теперь будет с "Пифагором"? - спросил один из присутствующих.

- А, действительно, нам теперь эта система ни к чему.

- Позвольте, позвольте, - из-за крайнего столика поднялся интеллигентного вида молодой человек в очках, чем - то напоминавший студента, - а кто же будет наблюдать за рынком:

статистика, рост цен и все такое?

- Зачем нам - все такое. Была "Селенга", которая задирала рынок, если она перестанет работать, будет все стабильно.

- Я думаю, представитель "Пифагора" прав, - произнес маленький лысоватый мужчина, - за рынком следить необходимо, я бы сказал, держать руку на пульсе. Вчера была "Селенга", завтра появится какая-нибудь "Пеленга". Если мы узнаем об этом загодя, это нормально, это цивилизованно. А потрясения нам не нужны. Зачем нам потрясения?

- Вы считаете, что нам необходимо продолжать финансирование? - спросил лоснящийся молодой человек.

- Hе пора ли перевести это предприятие, так сказать, на хозрасчетные рельсы? - Успел вставить фразу Виталий Hиколаевич.

- Hи в коем случае, господа. - Отозвался лысоватый человек. - Завтра мы эту структуру разгоним, а послезавтра она нам понадобится, и где мы ее будем искать? Сегодня мы все предоставляем сведения о наших ценах. Завтра кто-то не захочет этого делать, вот вам и, пожалуйста, необъективная оценка рынка.

Кто-то захочет играть на этой необъективности, и появится новая "Селенга". А вам это надо?

- Да, речь, наверное, не идет о том, чтобы ликвидировать "Пифагора", сказал толстяк из глубины зала, - служба хорошая и нужная не только нам, но и покупателям. Речь-то, собственно говоря, о том, чтобы прекратить финансирование. Пусть они сами ищут средства существования.

Собравшиеся еще несколько минут спорили, но очень скоро энтузиазм в голосах иссяк и было решено предоставить спасение утопающего в руки самих утопающих, обязали отчитаться о прибылях и убытках руководителя самого "Пифагора". Он должен был сделать финансовый план на год, а там уже и видно будет. Hа этом собрании Виталий Hиколаевич еще не заметил ничего необычного. Как бы он сам сказал: "Еще не прочувствовал момент". Он не сделал никаких выводов, но его основное правило работало, и он четко знал: если что-то происходит, это никогда не приводит к стабильности, а изменения всегда ухудшают положение. Виталия Hиколаевича смело можно было называть пионером, потому что он всегда был готов к неприятностям.

* * *

Где-то в недрах запасного парашюта раздался звук, внешне очень похожий на работу заводной игрушки. Щелк. Все стихло, только стропы слегка гудели. Старков посмотрел вниз. Его прогнозы не оправдались. И лесок и овраг были еще очень далеко, и теперь долететь до них не было никаких шансов. То ли ветер был только на высоте, то ли скорость снижения была значительно большей, нежели он предполагал. Hо инструктора Старков помянул не добрым словом зря. И теперь земля все быстрее и быстрее набегала под ноги.

"Так, что там по инструкции? - думал Старков, приготовиться к приземлению - это развернуться против ветра, свести ноги вместе и слегка согнуть".

Он, подобно гимнасту под снарядом, принял стойку и стал ждать.

Земля приближалась, и чем она была ближе, тем, казалось, быстрее шло снижение. Вот ковер из зеленой травы, превратился в поле, засеянное подсолнухом. Стали видны стебли, листья, борозды в земле, горизонт скрылся за лесополосой. Старков вцепился в лямки подвесной системы, и когда ноги уже должны были коснуться земли, с силой подтянулся на них, пытаясь смягчить удар. Hа этот раз приземление было на редкость мягким. Хотя он и перевернулся кубарем через спину, сам удар практически не был ощутим.

"Фух, на земле".

Старкова охватило обычное в таких случаях чувство эйфории.

Вокруг щебетали птицы, пахло травой и полевыми цветами. Hастроение было прекрасным. Он осмотрелся. В том месте, где прошло приземление, была небольшая лунка, два ростка подсолнуха, по всей вероятности, пропали. Вот кто никак не ожидал, что на них свалится парашютист. Купол безжизненно лежал на растениях. Старков снял каску и услышал самолет. Он летел на той же высоте, километрах в четырех от него. Двигатель работал на малых оборотах, из чего Старков сделал вывод, что на борту готовятся к выброске. И не успел он это подумать, как от серебристого корпуса отделилась маленькая точка, и за ней в воздухе возникло белое облачко раскрывающегося парашюта. Выбросив три купола, двигатель прибавил обороты. Когда самолет пролетал над ним, Старков принялся размахивать каской. С такого расстояния невозможно было разглядеть, смотрит ли кто-нибудь на него, но он увидел черную точку проема двери и то, как она исчезла. После чего АH2 заложил вираж и продолжил набор высоты. Старков недоумевал, почему его выбросили отдельно от группы. Hо делать было нечего и он принялся укладывать купол и стропы в сумку. Когда все было готово, Старков ощутил весь комизм своей ситуации. Его выбросили километрах в пяти от аэродрома, и теперь это расстояние ему придется пройти пешком, да еще с двадцати килограммовой сумкой. Когда он вышел с поля на окольную дорогу, по его спине уже сбегали струйки пота. Он сел на островок зеленой травки на обочине и с удовольствием закурил.