Незаметно, исподволь он осмотрел драпировку -- в этой комнате она была выполнена из кожи с богатым золотым тиснением. Прихотливые узоры складывались в непонятные письмена; панно против входа изображало единорога, вставшего на дыбы, с вытянутой шеей и черным блестящим зрачком. Когда Блейд с напускным безразличием бросил взгляд на это золотистое геральдическое чудовище Крэгхеда, ему показалось, что глаз моргнул. Показалось? Нет, он, без сомнения, видел это! Итак, за ним следили -- скорее всего, сама королева.

Поднявшись, он подошел к панно и отсалютовал единорогу бараньей ногой, зажатой в кулаке:

-- Благодарю за превосходный ужин, милостивая королева. Могу я попросить, чтобы моему слуге, который терпит тяжкие муки голода в твоей темнице, тоже бросили пару костей?

Глаз замерцал. Затем послышался приглушенный смех и раздался голос, звучное и глубокое контральто почти мужского тембра.

-- Мне сказали правду, Блейд... Нищий и бездомный бродяга, не страдающий, однако, излишней скромностью. Да, Альвис не солгала! Лицо и фигура превосходны -- она описала все верно. Скажи мне, чужак, ты действительно такой бравый мужчина, каким выглядишь? Отвечай честно; предупреждаю, от этого зависит твоя жизнь.

Голос ее был ровным и холодным, как дыхание северного ветра; и от него мурашки снова побежали по спине Блейда. Он не знал, что ждет его, но понимал -- ему готовят очередное испытание.

Отвесив изысканный поклон в сторону золотистого единорога, он произнес:

-- Возможно, сейчас меня трудно отличить от бродяги, ваше величество, но в остальном вы не правы: я -- человек скромный. И я -- мужчина, готов побиться об заклад с самим Тунором! Что касается моих мужских достоинств... боюсь, леди, их трудно оценить, пока я не встречусь лицом к лицу с достойным противником -- на ристалище или в постели.

Снова приглушенный смех.

-- Ты играешь словами подобно друсам! И мне это не нравится. Но в других отношениях ты мне подходишь. Что ж, ты получишь шанс показать себя. Готовься! Я подвергну тебя испытанию -- самому сладчайшему из всех возможных; и если ты выиграешь, попытайся убедить меня в том, что твоя жизнь представляет некоторую ценность.

Блейд выпрямился и, сложив руки на груди, уставился прямо в темный глаз единорога.

-- А как насчет жизни моего слуги? И принцессы Талин? Ты отпустишь ее к отцу?

Молчание. Затем снова раздался голос -- холодный как туман, окутывавший башни Крэгхеда.

-- Ты зашел слишком далеко, Блейд. Немного наглости -- что ж, это мне даже нравится... хорошая приправа к блюду. Но ты смеешь торговаться со мной! Не слишком ли рано?

Он должен продолжать так, как начал, понял разведчик; теперь его могла спасти только смелость. И, не опуская глаз, он ответил не менее холодным тоном:

-- Я всего лишь задал вопрос, госпожа. Разве мужчина не должен заботиться о своих друзьях?

-- Довольно! Первым делом ты должен приготовиться к встрече со мной... сейчас этим займутся. А ты тем временем подумай немного. Поразмышляй, чужак! И поучись сдерживать свой язык!

Глаз исчез.

Легкая кожаная портьера на противоположной стене заколыхалась, словно за ней открыли невидимую дверь, и в комнату вошли четыре юные девушки. Полупрозрачные шаровары, скрепленные янтарной застежкой на поясе, были их единственной одеждой. Блейд поднял голову. Коротко обрезанные волосы, круглые шрамы, розовеющие на месте левой груди -- зловещая награда за службу королеве... Его поразило, как люди, мужчины и женщины, покоряются такой жестокости; на миг из глубин его памяти всплыло видение иной жизни, иного мира, в котором подобным вещам не было места. Но и тот мир, промелькнувший словно туманный мираж, был не слишком хорош -- насколько он мог припомнить.

Если не считать шрамов на месте груди, девушки казались молодыми и прелестными; они действовали быстро, сноровисто и в полном молчании, не подымая глаз на Блейда и не переговариваясь друг с другом. Он догадался о причине такой сдержанности и, на глазах застывших в ужасе подруг, осторожно обнял стройную блондинку, заставив ее раскрыть рот. Язык у девушки был отрезан.

Служанки наполнили большой бронзовый чан теплой водой и вымыли его. Затем Блейда вытерли льняным полотенцем, надушили шипром и обрядили в шафранового цвета штаны и длинную тунику; на ноги ему одели сандалии из мягкой кожи. Бородка его была подрезана и расчесана, густые темные волосы приведены в порядок.

Когда они закончили, и разведчику было разрешено увидеть результат их усилий в зеркале из полированной бронзы, лицо его перекосила гримаса отвращения. Однако в этой игре вела Беата, и ему приходилось подчиняться ее правилам. К этому времени он уже ясно понимал, что за игры ему предстоят, и был полон решимости добиться победы. В своей прошлой жизни, в земном измерении, Блейд редко упускал возможность получить удовольствие, и его не пугала предстоящая встреча. Он имел достаточно пылкости и силы, чтобы усмирить мегеру, подобную Альвис, или капризную девицу вроде принцессы Талии. Правда, ведьмы пятисот лет от роду ему пока не попадались.

Девушки ушли, и теперь Блейд в одиночестве мерил комнату широкими шагами; жесткая усмешка застыла на его лице. Он даст этой кровожадной потаскушке немного больше, чем она ждет -- столько, чтобы обеспечить себе безопасное будущее. Он знал лучше большинства мужчин то, что известно от рождения каждой женщине: секс -- могучее оружие.

Ему почудился шорох за прикрывавшим вход занавесом. Блейд, небрежно развалившись на диване, поднял безразличный взгляд к потолку. Пусть эта ведьма приходит. Он готов ее встретить!

Занавес раздвинулся, и королева Беата шагнула в комнату. Простое черное платье облегало ее гибкое тело. Хотя это одеяние, подпоясанное красным шнурком, было непрозрачным, оно не скрывало ничего, обтягивая, подобно черной маслянистой пленке, налитые груди, ягодицы и бедра женщины. Лицо Беаты, с алым мазком рта и изящным носом с горбинкой, поражало бледностью; ее темные, с серебряными нитями волосы были уложены в прическу столь сложную и затейливую, что у Блейда невольно мелькнула мысль о парике.

Раньше комната освещалась дюжиной больших свечей; служанки, покидая ее, оставили только одну. В полумраке, который едва рассеивал крохотный язычок пламени, королева приблизилась к нему. Блейд встал и отвесил короткий, полный достоинства поклон. Безошибочный инстинкт опытного мужчины подсказывал ему, что в данной ситуации раболепие вряд ли будет уместно.