Миссис Барден приказала служанке зайти к соседям и вежливо справиться о состоянии здоровья мисс Дунстан, Она получила ответ, что мисс Дунстан довольно хорошо провела ночь и благодарит за оказанное внимание. Вслед за сим миссис Барден, одевшись так, словно она собиралась в далёкое путешествие, вышла из дома № 21, чтобы сделать деловой визит в дом № 22.

Мисс Дунстан сама отворила дверь, и между женщинами произошёл сердечный разговор. Мисс Дунстан выразила сожаление, что мужчины вчера погорячились и затеяли ссору, когда дело можно было решить миром. Она признала, что ушиб, полученный ею вследствие неустойчивого положения тачки, потребовал от неё принятия некоторых мер, но что в общем с её здоровьем всё обстоит благополучно.

Тем временем «общественные силы» района энергично работали. Новый викарий, услыхав о драке, имел совещание со своей женой, и та посоветовала ему предоставить самим Бардену и Дунстану решить их спор. Но викарий прошёл в свой кабинет и написал мистеру Бардену письмо, приглашая его явиться в дом миссии ровно в половине восьмого, чтобы «обсудить вопрос, имеющий огромное значение не только для вас, но и для всего прихода».

Мистер Барден, вернувшись домой после делового дня в конторе и порадованный принятыми его женой мерами, подумал, что приглашение викария является для него в некотором роде комплиментом, так как, очевидно, викарий вместе с ним будет обсуждать какие-нибудь мероприятия, касающиеся всего прихода.

Викарий холодно принял мистера Бардена и какой-то невзрачной комнатушке без мебели, предложив ему присесть на деревянный ящик.

— До меня дошли слухи, — начал викарий глухим голосом, — что не далее как вчера вы приняли участие в споре, повлёкшем за собой насилие над личностью.

— Довольно забавная потасовка! — признался мистер Барден.

— Глубоко сожалею, что меня не было при этом.

— Если это случится ещё раз, я пришлю вам приглашение, викарий.

— Если бы я был при этом, я вмешался бы в спор и приказал бы вам прекратить недостойный вашего имени поступок, позорящий — да, позорящий! — наш приход, к которому и вы принадлежите.

— Быть может, — сказал мистер Барден, с любопытством глядя на викария, — вы будете так любезны объяснить, какое это имеет к вам отношение?

— Мистер Барден, — строго сказал викарий, — вы, по-видимому, ещё не знаете меня, не знаете, что я могу принять решительные меры! Деревня Вильтшайр, где я занимал пост до моего перевода сюда, ещё несколько месяцев назад была образцовой деревней в смысле нравственного поведения её граждан.

— А чем вы это объясняете?

— Я скажу вам, скажу откровенно. Объясняется это тем, что я следил за интересами и руководил действиями всех моих прихожан.

— Вы попробуйте это здесь, в Лондоне, — отвечал мистер Барден, — и мы вас так проучим, что вы будете долго помнить!

Так много важных событий произошло с тех пор, что читатели, быть может, забыли газетную дискуссию, имевшую место приблизительно в это время и озаглавленную: «Почему пустуют наши церкви?» Мистер Барден послал в газету сильную статью; викарий на неё ответил. В результате викарий по предложению епископа должен был вернуться в деревню Вильтшайр, но жители деревни, узнав об этом, подняли восстание, к которому примкнули соседние деревни. За жестокое подавление восстания, когда из Сальсбери были вызваны войска, генералу Виддекомбу был наполовину урезан оклад.

Бегония Роод, с глубоким интересом следившая за событиями, в которых она сыграла немалую роль, не могла успокоиться на том, чтобы викарий жил где-то в глухой деревне. Одна из двух дам, фигурировавших в «матче» между мистером Барденом и мистером Дунстаном, побудила своего зятя, уезжавшего в Новую Зеландию, написать письмо члену парламента. В этом письме внимание адресата обращалось на бесчеловечное отношение к викарию со стороны его высшего начальства и требовалось, чтобы дело это было представлено на обсуждение парламента.

«Если вы этого не сделаете, — говорилось дальше в письме, — вам придётся горько пожалеть об этом, когда наступит день всеобщих выборов».

Это письмо было получено членом парламента в тот момент, когда он узнал от премьер-министра, что, несмотря на его заслуги перед страной, для него нет никакой надежды получить назначение на вакантное место секретаря премьер-министра.

— Сказать вам правду, друг мой, — откровенно заявил премьер-министр, — вы были бы далеко не идеальным работником на этом месте.

— Можно спросить вас — почему?

— Спросить-то можно, — отвечал премьер-министр, — но никакая сила на свете не заставит меня ответить вам. Я слишком старый воробей, чтобы давать объяснения… Хотите сигару?

Письмо от уезжающего в Новую Зеландию было вручено члену парламента в ту самую минуту, когда он выходил из кабинета премьер-министра. Он внимательно его прочёл, тотчас направился в комнату депутатов, сел за стол и написал дерзкий ответ.

Последним актом путешественника в Новую Зеландию было письмо в редакцию газеты, озаглавленное: «Изумительный ответ члена парламента». Газета целиком напечатала это письмо, вечерние газеты перепечатали его со своими комментариями, завязалась целая дискуссия, поведшая к запросу в парламенте. Правительство, напуганное всей этой шумихой, потребовало доверия во время дебатов в палате общин и, не получив его, подало в отставку. Всеобщие выборы, последовавшие за этим, стоили стране свыше миллиона фунтов стерлингов.

— Добрый день! — приветствовал как-то после выборов свою соседку мистер Барден, встретив её на улице. — Как ваш сад?

— Благодарю вас, великолепно! — отвечала мисс Дунстан. — Изредка попадаются улитки, а больше жаловаться не на что.

— Правильно, — согласился мистер Барден, — не стоит поднимать шума из-за пустяков!

Вечер был так хорош, что, хотя пробило уже девять часов, мы с Эдвардом и не думали спать. Мы всё ещё сидели в одном белье на подоконнике, любуясь игрой теней от деревьев на залитой лунным светом поляне и обдумывая новые проказы, которые мы готовили на завтра.

Из зала в нижнем этаже нашей семинарии доносились весёлые звуки пианино. Это веселились ученики старших классов, пользуясь отсутствием нового викария, который в тот день был приглашён на обед к экономке Мэри. Сидя с ней на веранде под нашим окном, он громко хвастал, что не боится ничего на свете. Его слова, по-видимому, дали другое направление мыслям Эдварда, так как он без всякой связи с предыдущим сказал вдруг:

— Мне кажется, что наш новый викарий не совсем равнодушен к нашей экономке.

Я со смехом отверг такое предположение.

— Что ты? Она уже немолодая.

— Это ничего, — возразил Эдвард. — Для него это не важно. Важно то, что у неё есть денежки.

— А я не подозревал, что у неё есть деньги, — простодушно сказал я.

— Безусловно, есть, — авторитетно заявил мой брат, — и предостаточно…

Не успел он сказать это, как вдруг поток золотистого света от лампы пролился на поляну, смешиваясь с лунным светом, и в ту же минуту с веранды в сад сошла экономка Мэри в сопровождении нового викария. Они прошли к беседке, окружённой густыми кустами лаврового дерева, подходившими к самому зданию семинарии.

Эдвард толкнул меня под бок и шепнул:

— Если бы мы могли подслушать, о чём они говорят, ты увидел бы, что я прав. Знаешь что? Давай пошлём нашего мальчугана на разведку.

— Гарольд уже спит, — сказал я, — да и вообще неудобно посылать мальчика…

— А, чепуха! — ответил брат. — Он самый младший из нас и должен делать то, что ему прикажут.

Мы растолкали полусонного Гарольда и дали ему определённое поручение. Ему не совсем понравилось, когда его вытащили из тёплой постели; задание тоже представляло для него мало интереса, но он был храбрый мальчуган и признавал дисциплину.

Выход в сад был довольно прост. Крыша веранды подходила почти к самому нашему окну, и всякий раз, когда нам нужно было ускользнуть незамеченными, мы спускались в сад по крыше и решётчатой стене веранды. Гарольд ловко сполз вниз — его ночная сорочка на минуту блеснула на усыпанной гравием дорожке — и скрылся в кустах.