Он звучал уверенно, но мне было понятно, что ситуация отчаянная: игра в кошки-мышки, где у кота были все преимущества.

Но я посмотрела на Ната, а потом на Пенебригга, ощущая не отчаяние. Во мне расцветала надежда и желание быть полезной.

- Чем я могу помочь? – спросила я.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

СЛУШАТЬ

- Ах! Я надеялся, что ты спросишь, - Пенебригг широко улыбнулся мне и подвинул очки. – Мы хорошо справлялись, держась на шаг впереди Скаргрейва. Но теперь ты здесь, и мы, возможно, можем мечтать о большем, расправиться с ним. Зависит, конечно, от твоей магии.

- А я толком ничего не могу, - тихо сказала я. Хотелось помочь, но что я могла им предложить?

Добрые глаза Пенебригга посмотрели на меня.

- Не недооценивай себя, милая. Ты еще не знаешь свои силы, но это не значит, что их нет. Они глубоко в тебе, но они есть.

Его уверенность напоминала свет солнца в холодный день, и я невольно согрелась. Но от понимания, что он верит в меня, было не по себе, ведь я не знала, как оправдать эту веру.

- Может, стоит начать с рубина, - предложил Пенебригг. – По твоему эксперименту прошлой ночью мы знаем, что в нем есть магия, магия Певчей.

Это было логично. Я потянула за цепочку, пока не показался рубин. Он поймал лучи утреннего солнца и засиял, слепя. Мы замерли на миг, как и прошлой ночью, разглядывая его блеск.

- Необычно, - выдохнул Пенебригг. Даже Нат не остался равнодушен.

Пенебригг отвел взгляд от рубина и посмотрел на меня.

- Если снять камень, ты слышишь музыку?

Я с неохотой сняла рубин. Стало проще делать это, но я все еще ощущала от этого страх, пока не слышала пение.

- Еще здесь, - ответила я. – Слабое пение, но есть.

- Чудесно, - сказал Пенебригг.

- Но я понятии не имею, для чего эта музыка, - беспомощно сказала я. – Эта музыка может сжечь дом или… превратить нас всех в котов. Она слишком тихая и смешанная, чтобы что-то расслышать.

- У меня есть кое-что. Это может помочь, - Пенебригг вытащил плотно закупоренную склянку из черного одеяния.

Нат недовольно посмотрел на нее.

- Семена лунного шиповника? Вы носили их по Лондону?

- Лишь несколько. И я был осторожен.

Я уставилась на темное содержимое флакона.

- Я думала, Невидимый колледж хочет уничтожить семена лунного шиповника.

- Как правило, да, - сказал Пенебригг. – Но после споров мы решили немного оставить для экспериментов. Сэр Барнаби подумал, что мне стоит принести парочку и проверить твои силы. Насколько мы знаем, они могут оказаться полезными.

- Стоит ли это опасности? – резко спросил Нат.

- Увидим, - Пенебригг протянул флакон. – Милая, открой и скажи, слышишь ли ты что-нибудь.

Я очень осторожно вытащила пробку, отчасти боясь того, что я могу услышать.

- Да. Я слышу, - музыка была ясной, мелодия – сложной, но четкой.

Нат с тревогой посмотрел на меня, Пенебригг склонился, глаза горели за его очками.

- Так и думал сэр Барнаби. У него есть старый трактат о магии, где говорится, что многим Певчим сложно понимать музыку простых вещей. Песни предметов с магическими силами, как лунный шиповник, сильнее, их легче понять, - он уперся руками в колени. – Можешь сказать, о чем песня?

Боясь, что меня унесет музыкой, я осторожно слушала. К моему облегчению, песня лунного шиповника была не такой поглощающей, как та, которую я слышала на острове. Намеки значения вспыхивали в моей голове, пока я слушала, и я потрясенно подняла голову.

- Думаю, это песня для чтения разумов, - сказала я им.

Нат застыл.

- Так мы с сэром Барнаби и думали, - Пенебригг взволнованно потер руки. – Певчая, что может читать мысли, какой это ужас для Скаргрейва!

- И для всех, - пробормотал Нат.

- Она на нашей стороне, Нат, - сказал Пенебригг. – Не забывай.

Это Ната не успокоило.

Пенебригг повернулся ко мне.

- Конечно, мы не знаем, работает ли песня. Скажи, милая, споешь ли ты ее?

- Не знаю, - воспоминание о потере Норри было еще свежим. – Если я ошибусь…

- Но если не рискнуть, ничего и не достигнешь, - сказал Пенебригг. – Постарайся. Мы просим только этого. Но пой тихо. Скаргрейв запретил всю музыку, боясь, что так сможет скрыться Певчая, и мы не хотим привлекать внимание его шпионов. А днем у него всюду люди-шпионы.

Пой, и тьма тебя найдет.

- Ну, ну, милая. Не нужно так бояться. Окна закрыты, на улицах шумно, а соседка наша почти глухая. Если будешь петь тихо, вреда не будет.

Я посмотрела на него, а потом на Ната, настороженно глядевшего на меня.

Если Нат опасался, то опасения возникали и у меня. Но что мне делать? Они рассчитывали на меня. Как я спасу их, не узнав свои силы?

Я закрыла глаза, чтобы лучше слышать музыку. Нежная мелодия плясала в моей голове. Глубоко вдохнув для смелости, я очень тихо запела ее.

Когда я закончила, мгновение я не шевелилась, пытаясь ощутить что-то, кроме своих опасений и рвения. Ничего.

Я открыла глаза.

- Ты можешь читать наши мысли? – спросил Пенебригг. Нат рядом с ним напрягся, словно готовился к бою.

Я покачала головой.

- Ничего не изменилось.

Пенебригг был разочарован, как и я, но Нат не скрывал облегчения.

- Не страшно, милая, - сказал Пенебригг. – Сэр Барнаби предупреждал, что одной песни может не хватить. Он предложил коснуться человека, чьи мысли ты хочешь увидеть, - он протянул сухую руку. – Вот. Скажи, видишь ли ты теперь мои мысли.

Я с надеждой взяла Пенебригга за руку, закрыла глаза и снова спела. В этот раз, когда я закончила, что-то было не так. Песня кружилась в моей голове в такт моему дыханию. Она звенела во мне, и мои мысли вытекли, как вода, я начала видеть что-то другое.

- Вижу мужчину, - сказала я, все еще слыша песню в голове. – У него длинный подбородок, не менее длинный нос, темные волосы падают ему на плечи. Он не улыбается, - мужчина подошел ко мне, словно находился в этой комнате. – Его глаза пылают, но… нет, он смотрит не на меня, а сквозь меня. Он стойкий и амбициозный. И… и…

Песня говорила, что он старый. Но мужчина выглядел молодо. У него была старой одежда? Обувь? Что это могло быть? Я крепче сжала пальцы Пенебригга.

- Ах, ясно, - я чуть не рассмеялась. – Его зовут Олдвилль.

Я услышала резкий вдох. Картинка замерцала и растаяла, а с ней и песня. Я открыла глаза.

- Я сказала что-то не так?

Пенебригг отпустил мою руку и глядел на меня потрясенно из-за блестящих очков.

- Небеса, сработало.

Я была потрясена не меньше.

- Я угадала?

- Угадала? Милая, да это чудо. Это был Исаак Олдвилль. Правда, Нат?

Нат кивнул с поджатыми губами.

Пенебригг принялся взволнованно расхаживать по комнате.

- О, что скажет Олдвилль, когда услышит? Что скажут все, когда увидят твое выступление?

Я подумала, что ослышалась.

- Выступление?

- Да. Днем, на встрече Невидимого колледжа. О, они будут в восторге!

- Но я делала так только раз, - сказала я. – Не знаю, смогу ли я снова.

- Тебе нужна тренировка, милая, - сказал Пенебригг. – Мы посвятим этому остаток дня. Но нам нужно восстановить силы. Нат, мальчик мой, принесешь нам больше булочек и сыра?

Он не смотрел на Ната, а я смотрела. С грозным видом Нат взглянул на меня, а потом развернулся и ушел.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

СОЛНЦЕ И ЛУНА

Я тренировалась остаток утра. Как я и подозревала, само заклинание было лишь половиной дела, было важно, чтобы песня осталась во мне после того, как я исполнила ее вслух. Если не удавалось, я ничего не видела. Если песня во мне угасала, то и картинки таяли, и мне снова приходилось слушать семена. Их мелодия была сложной, и я боялась, что не запомню ее правильно и совершу ужасную ошибку.

- Ты голодна, - сказал Пенебригг, когда я три раза подряд не смогла спеть правильно. – Дай ей булочку, Нат.