Алан Маршалл

ДЕРЕВЬЯ УМЕЮТ ГОВОРИТЬ

Перевод О.Кругерской

Я услышал шаги и поднял голову. Человек с лотком старателя в руках спускался к берегу.

- Он никогда и ни с кем не разговаривает, - рассказывал мне лавочник в городке за три мили отсюда. - Кое-кому, правда, довелось от него услышать словечко, вроде "хелло" или что-нибудь в этом духе. А чаще кивнет головой и все.

- Что у него, не все в порядке? - спросил я.

- Нет. Если хочет, он может разговаривать. Его прозвали Молчаливый Джо.

Подойдя к месту, где ручей образовал нечто вроде небольшой заводи, человек присел на корточки и зачерпнул в лоток воды. Потом встал и, наклонившись, начал промывать породу, вращая лоток и потряхивая.

Я поднял костыли и заковылял по гальке, пока не оказался как раз против него по другую сторону заводи.

- Здравствуйте, - сказал я. - Чудесный сегодня день.

Он поднял голову и посмотрел на меня. Глаза у него были серые, зеленовато-серые, цвета зарослей. Взгляд был не враждебный, а скорее вопрошающий.

Вдруг выражение его глаз изменилось - они ясно, как если бы он произнес это вслух, ответили "да".

Я сел и принялся наблюдать за ним. Он вылил грязную воду в ручей. Мутная струя поползла по песчаному дну, извиваясь и закручиваясь спиралью, пока не превратилась в туманное облачко, уносимое течением.

Раз за разом он промывал остаток.

Я перебрался через ручей выше заводи и подошел к нему.

- Что-нибудь добыли?

Он протянул мне лоток, указывая на три крупинки, золота, лежащие с самого края на слое песка.

- Так это золото! - сказал я. - Три крупинки, а! Половина всех несчастий на земле происходит от таких, вот крупинок!

Он улыбнулся. Улыбка долго рождалась на его лице. Она расцветала медленно, напомнив мне почему-то белую цаплю в полете; широкий взмах крыльев - и цапля исчезла.

Он ласково посмотрел на меня, и на мгновение мне показалось, что передо мной заросли, не чужие, далекие, с сожалением глядящие на меня, а приветливые, кивающие мне, как другу. Он был сродни деревьям, и они говорили его глазами. "Если бы мне удалось его разгадать, - подумал я, - я понял бы и заросли".

Но он отвернулся и снова стал далеким, как эвкалипты, замкнутые в своем молчании - не в немоте, а в красноречивом молчании деревьев.

- Я иду с вами, - произнес я.

Мы зашагали рядом. Он внимательно выбирал дорогу, следя за тем, чтоб мне было удобнее двигаться. Отводил в сторону сучья, ломал ветки акаций, низко нависшие над тропинкой, вьющейся вдоль подножия холма.

Лес стал гуще. Солнце проникало сквозь навес ветвей, кладя нам на плечи узорчатые блики. Дыхание земли, прохладное, полное запахов листьев, шло от мха, по которому мы ступали. Тропинка круто вела в овраг и обрывалась на небольшой расчищенной поляне. Тонкие стебли трав, отяжелевшие от бремени семян, печально покачивались в кругу деревьев.

В центре поляны возвышался холм желтой глины, кольцом окружавший дыру, ведущую в шахту. На вершине холма, прямо над стволом шахты, поставили лебедку. Тяжелая железная бадья свисала с вала.

- Это ваша шахта! - сказал я.

Он кивнул с довольным выражением.

Я вскарабкался на холм и заглянул вниз, во тьму. Сырой воздух холодом пахнул мне в лицо. Я столкнул с края небольшой камень. Он беззвучно исчез из виду, устремившись в узкий темный колодец, и на какое-то время воцарилась напряженная тишина, а потом из глубины раздался звук, возвестивший о конце его путешествия.

- Ух! Ну и глубоко! - воскликнул я.

Молчаливый Джо стоял рядом со мной, довольный тем, что шахта произвела на меня столь сильное впечатление.

- Вы спускаетесь по этой лестнице? - спросил я, указывая на сделанную из стволов молодых деревьев лестницу, проволокой скрепленную с бревенчатой обкладкой шахты.

Он кивнул.

- Я умею лазить по лестницам, - пробормотал я, думая, как бы мне спуститься вниз, - но не по таким.

Он посмотрел на меня вопросительно, лицо его омрачилось тревогой и состраданием.

- Детский паралич, - объяснил я. - Иногда это мешает. Не сможете ли вы спустить меня вниз в этой бадье? Мне хочется взглянуть на вашу золотоносную жилу.

Я думал, что он станет возражать - ведь это было бы так естественно. Я ждал, что он выразительно покачает головой, как бы объясняя, насколько это опасно.

Но он не колебался ни мгновения. Протянув руку, он придвинул бадью к самому краю шахты. Я положил костыли на землю и сел верхом на бадью, так что ноги мои свисали по сторонам, а ручка бадьи была зажата между колен. Затем я ухватился руками за веревку и сказал:

- Готово. - Потом добавил. - Вы спуститесь по лестнице, да?

Он кивнул.

Я повис над шахтой. Бадья стала медленно вращаться, потом остановилась, затем начала вращаться в обратном направлении. Он снял тормозную колодку. Я видел, как он весь напрягся от усилий. Его крепкие руки работали медленно, словно коленчатые валы. Бадья пошла вниз. Мне стало холодно, запахло лягушками.

"За каким чертом я сюда полез? - подумал я. - Какая глупость".

Бадья, опускаясь, медленно вращалась. Перед моими глазами спиралью мелькали слои камня и глины. Вдруг что-то твердое толкнуло меня в бок. Это была стена шахты. Дальше спуск шел под углом, отверстие шахты вскоре скрылось, и я остался один.

Отталкиваясь от стен, чтобы не оцарапать ноги об острые камни, торчавшие повсюду, - я опускался все ниже и ниже. Бадья двигалась, скрипя и увлекая за собой комья глины, потом остановилась.

Тяжелая тьма окутала меня, давя на плечи. Я вытянул руку и нащупал дно ствола. Затем соскользнул с бадьи и уселся на землю рядом с ней. Вскоре я услыхал поскрипывание лестницы. Кусочки гравия и мелкие камни осыпались где-то рядом со мной. Я ощутил вблизи чье-то присутствие; в кромешной тьме вспыхнула спичка, он зажег свечу. Желтый язычок пламени поднялся, освещая его лицо, потом скользнул вниз, к фитилю. Он прикрыл свечу рукой и не отнимал ее, пока воск не растаял и огонь не отогнал тени к тоннелю.

- Какой я дурень! - сказал я. - Не захватил с собой костыли.

Он взглянул на меня задумчиво, и отсветы огня, как мотыльки, запорхали по его лицу. Потом в его взгляде появилась решимость, и мне показалось, что я отгадал его мысли.