— Вы?..

— Я говорил вообще…

— А, ну ладно…

— Однако скандальное поведение мисс Вулер доказывает, как мало вы себя цените, дорогая. Прошу вас, бросьте вы все эти глупые фантазии и давайте поскорее вернемся в Лондон!

— Я не могу уехать, пока не выясню, как погибли Лукан и Крукель.

— Ну, насчет последнего, по-моему, все совершенно ясно: парню перерезали горло…

— Я хотела сказать, почему…

— Не понимаю, какое отношение это имеет к вам! Из-за ваших капризов мне приходится вести совершенно дикий образ жизни, выслушивать оскорбления и убивать, защищая и себя, и вас! Вы отдаете себе отчет, что, узнай обо всех этих гнусностях в моем клубе, меня могут лишить почетного титула президента?

Рут, с жалостью взглянув на мужа, покачала головой:

— Бедный Арчибальд!..

И она скользнула под одеяло, подумав, что даже человек, столкнувшийся с мамонтом, вряд ли оказался бы в более затруднительном положении, чем она, выйдя замуж за Лаудера.

Вместе с завтраком Рут принесли телефонограмму: мистер Джим Фернс просил леди Лаудер как можно скорее приехать к нему в консульство. Выяснилось, что шеф венской контрразведки звонил полтора часа назад, но, несмотря на явную спешку, просил не будить Рут.

Не обращая внимания на супруга, все еще погруженного в счастливый сон, молодая женщина торопливо умылась и побежала в консульство. Сэру Арчибальду она оставила записку, что вернется к обеду.

Фернс принял леди Лаудер, как только ему доложили о ее приходе. Судя по всему, настроение его оставляло желать лучшего. И, едва Рут опустилась в кресло, консул сердито буркнул:

— Хочу сразу предупредить, дорогой друг: вашим мужем я сыт по горло!

— Что же тогда говорить обо мне?

— Позвольте? Вы сами его выбрали, а я не сделал ровно ничего такого, чтобы терпеть подобную пытку!

— Но не могу же я его убить?

— А жаль, потому что если сэр Арчибальд намерен и дальше продолжать в том же духе, то очень скоро сделает из нашей сети посмешище, а это похуже физического уничтожения! Странно, что до сих пор никто в секретных службах до этого не додумался! Вчерашняя сцена в «Казанове» — сплошное неприличие! Мало того, что баронет публично болтал о наших маленьких тайнах, так еще и поколотил одного из моих агентов! Спятил он, что ли?

— Что касается его столкновения с Дрожеком, то Арчибальд и впрямь разглагольствовал на эту тему, во всяком случае до того момента, когда в бар вошли мы с Терри… я хотела сказать, с мистером Лаудхэмом…

— О, я прекрасно все понял! И, уж коли вы затронули эту тему, позвольте сказать вам, что Эннабель Вулер тоже сообразила, в чем дело…

Рут мгновенно стала на дыбы:

— Что означают ваши слова, мистер Фернс?

Консул немного смутился.

— Прошу прощения, леди Лаудер, но за Лаудхэмом так прочно укрепилась репутация донжуана, что волей-неволей подумаешь, как осторожно надо вести себя особе вашего положения, дабы не допустить ни крайне нелестных замечаний в свой адрес, ни гротескных сцен вроде той, которую мисс Вулер вчера закатила сэру Арчибальду!

— Мисс Вулер болезненно ревнива!

— Несомненно, но, хоть и не в моих привычках вмешиваться в личные дела подчиненных, я никак не могу допустить, чтобы они вредили работе! Само собой разумеется, я уже высказал свое мнение мисс Вулер, и по моей настоятельной просьбе она не преминет извиниться перед баронетом. Однако вернемся к нашим баранам. С чего сэру Арчибальду вздумалось колотить Райхоупа?

— Мистер Райхоуп его оскорбил.

— Еще того не легче!

— А вы, мистер Фернс, как поступили бы, назови вас кто-нибудь при всем честном народе кретином?

— Черт возьми! Да неужто все мои подчиненные вдруг взбесились?

Консул схватил трубку и набрал номер кабинета Малькольма. Тщетно.

— И еще смеет не являться на работу! Да за кого он себя принимает, этот мистер Райхоуп?

Вне себя от бешенства, он перезвонил Лаудхэму.

— Терри? Прошу вас немедленно зайти ко мне в кабинет!

Помощник, не мешкая, появился на пороге. В первую очередь он тепло приветствовал леди Лаудер, но консул сразу оборвал все восторженные излияния.

— Вы не знаете, где Малькольм?

— По правде говоря, нет…

— Ну, он свое еще получит! Почему вы не сказали мне, что Райхоуп оскорбил баронета, Терри?

— Потому что сэр Арчибальд сам же признал, что Малькольм просто ухватился за первый попавшийся предлог, а истинная подоплека его раздражения — совершенно иная!

— Вот как?

— Да, баронет сказал, что позавчера в Граце узнал Райхоупа, и тот разозлился. — Немного помолчав, Лаудхэм негромко добавил: — И, насколько я понял, Фернс, вы были там же…

Слова Терри ничуть не обескуражили консула.

— Да, действительно… Я ничего не хотел говорить, но решил тоже съездить в Грац, опасаясь, как бы туда не бросился Малькольм… Честно говоря, я установил тайное наблюдение за ним накануне ночью, а потом, из уважения к прежней дружбе, сам сменил на дежурстве агента…

— Но чего именно вы опасались?

— Пока не могу сказать что-либо определенное… Но мне кажется, Малькольмом сейчас владеет одна-единственная навязчивая мысль: с тех пор как Эннабель бросила его ради вас, он ненавидит нас всех… А кроме того, парень тратит в «Казанове» слишком много денег. Откуда они, хотел бы я знать?

— Неужели вы думаете…

— Я запрещаю себе думать что бы то ни было… слишком боюсь прийти к естественному выводу, который подсказывает логика…

— И вам удалось незаметно для него добраться до Граца?

— Да. Малькольм заметил меня только на Гауптбрюке.

— И… куда он ходил?

Фернс ответил не сразу.

— К Крукелю, на Мюнцграбенштрассе, — наконец глухо проворчал он.

Продолжать разговор никому больше не хотелось. Первой тишину нарушила Рут:

— Так Райхоуп побывал там до нас?

— Да, судя по вашему донесению, примерно часом раньше. Я знаю, о чем вы сейчас подумали, но, ради бога, не делайте поспешных заключений! Если бы не давнее знакомство, я сам без проволочек нейтрализовал бы Малькольма, но из памяти не изгладишь ни каким он был прежде, ни его боевые раны, ни многое другое… Не может быть, чтобы Райхоуп вдруг превратился в…

Фернс не договорил, словно вертевшееся на языке слово обжигало губы.

— Разве что пьянство и несчастная любовь сделали его совершенно другим человеком…

Баронет с увлечением занимался гимнастикой, но, когда он делал особо сложное упражнение, вдруг зазвонил телефон. От неожиданности сэр Арчибальд чуть не потерял равновесие и досадливо выругался, однако трубку все же снял и довольно нелюбезно осведомился, кто звонит в столь неурочное время. Оказалось, дежурный сержант хочет предупредить, что комиссар уголовной полиции Руди Гагенбрехт просит сэра Арчибальда Лаудера до обеда заглянуть в управление. Баронет, сразу вспомнив об обязанностях светского человека, ответствовал, что с радостью сведет знакомство с еще одним австрийским стражем порядка и не преминет поскорее воспользоваться приглашением Руди Гагенбрехта.

Плотно позавтракав и надев самый красивый галстук, сэр Арчибальд спортивным шагом пошел в управление уголовной полиции. Там его приняли с изысканной вежливостью, и баронет совсем расцвел.

Руди Гагенбрехту оставались считанные месяцы до отставки. Всю жизнь он с трудом сдерживал природную раздражительность, боясь повредить карьере. Однако столь мудрая политика не принесла желаемых плодов, и Гагенбрехт продвигался по служебной лестнице далеко не так быстро, как ему хотелось бы. Зато теперь, покидая службу, комиссар больше ничего не боялся и спокойно высказывал все, что тридцать пять лет держал при себе. Сэра Арчибальда он встретил отнюдь не ласково и, взглянув на бумаги, тотчас начал допрос:

— Сэр Арчибальд Лаудер, высокие покровители в рекордный срок добились того, что дело об убийстве в Граце, где вы играли первостепенную роль, закрыто.