— Так вы пришли меня арестовать?

— Пока нет — Пуиг еще не в состоянии подписать показания.

— Тогда что привело вас сюда?

— Хотелось поглядеть на вашу физиономию, когда вы узнаете правду. До скорого свидания, дон Игнасио. Я сам отвезу вас в тюрьму.

Теперь, когда ловушка расставлена, надо лишь подождать, пока она сработает. Если Виллар и в самом деле таков, как думает Мигель, он непременно попытается заставить Пуига умолкнуть. Останется только застукать его с поличным, и тогда дону Альфонсо придется принести ему, Люхи, извинения.

Хуанита ждала у самой двери «Пуньялада». Девушка выглядела подавленной. Мигель сел напротив и заказал официанту поскорее принести обед на двоих. Хуанита, казалось, ничего не слышит.

— Да ну же, детка, встряхнитесь! Вы совершили не такой уж серьезный проступок. Зачем вы отправили эти письма?

— Чтобы отомстить за Пако.

— И давно вы работаете у Виллара?

— Несколько дней.

— Вы устроились туда после исчезновения Пако?

— Да.

— А зачем вы пошли секретаршей в контору дона Игнасио?

— Пако работал в кабаре, принадлежащем дону Игнасио, и я надеялась узнать, что с ним случилось… Именно так я и узнала о смерти Пако…

— Почему вы не обратились в полицию?

— А какой смысл?

Мигель вполне разделял скептицизм Хуаниты, а потому не стал спорить. Вытащив из кармана фотографию, которую он взял на калле Хайме Хираль, полицейский протянул ее девушке.

— Счастье еще, что я пришел к вашей матери раньше Пуига. Как и я, он бы сразу узнал вас, и тогда вы вряд ли дожили бы до старости. Осторожности ради вам следовало по крайней мере печатать письма Виллару не на своей машинке. Но, так или иначе, я запрещаю вам возвращаться к Виллару. Пошлете ему записку с объяснением, что врач настоятельно рекомендует вам отдохнуть пару недель. А за это время немало воды утечет. Вы меня поняли?

— Да.

— И сделаете так, как я сказал?

— Да.

Принесли заказ, и некоторое время они молча ели, потом Люхи спросил:

— Вы знали, что Пако работает на меня?

— Нет, только — что он взял на себя какую-то трудную задачу.

— Вы любили Пако, Хуанита?

Девушка подняла на инспектора полные слез глаза.

— Я и сейчас его люблю.

— А он? Он любил вас?

— Я никогда об этом не спрашивала, а Пако не говорил…

Хоакина Пуига терзал страх, но он ни с кем не мог поделиться своими опасениями.

В первые минуты после ухода полицейских Пуиг гордился собой. Как и Игнасио Виллар, он посмеялся над фараонами! Полностью доверяя дону Игнасио, управляющий кабаре не сомневался, что тот сумеет защитить его от мести Мигеля Люхи.

Раны уже почти не причиняли Хоакину страданий, и он мог наслаждаться покоем в больничной палате, в полной безопасности от каких бы то ни было ударов судьбы. Пытаясь поставить себя на место инспектора Люхи, Хоакин соображал, что бы он сам предпринял против сеньора Пуига, который так мастерски обвел его вокруг пальца. Разнежившись, Хоакин воображал, как его врага распекает комиссар, как, вне себя от злости и досады, тот возвращается домой, а потом снова идет в баррио и в бессильной ярости бродит вокруг кабаре… И тут Пуиг вспомнил нечто такое, от чего у него кровь застыла в жилах: Мигель Люхи ходил к Игнасио Виллару и рассказал о его, Хоакина, предательстве. Не вырви у него инспектор кое-какие подробности убийства Вольса, дон Игнасио еще мог бы счесть это очередной ловушкой полицейских, но теперь… У Пуига тут же пропало желание смеяться над поражением инспектора. Представив себе, как бесшумно умеет подкрадываться Гомес и как ловко тот управляется с ножом, Хоакин невольно содрогнулся. Прежде дон Игнасио, может, и решился бы на войну с полицией, но теперь — бесспорно нет. Дон Игнасио стареет, а потому готов пожертвовать кем и чем угодно, лишь бы его оставили в покое. А рассказав Мигелю Люхи об убийстве Пако Вольса, Пуиг стал смертельной угрозой спокойствию Виллара…

Придя к этому заключению, Хоакин пришел в такой ужас, что мгновенно взмок, словно у него начался приступ малярии.

Едва закрыв за собой дверь, Мигель объявил Конче:

— Вот и все, querida mia[21]… Я больше не служу в полиции… Дон Альфонсо выставил меня за дверь.

— Окончательно?

— Окончательно… Прости меня.

— А за что он тебя прогнал, Мигель?

Люхи рассказал о столкновении с Пуигом и как он верил, что наконец добился успеха, пока Хоакин не отрекся от прежних показаний.

— Я нанес ему тяжкие телесные повреждения, понимаешь, Конча? Дон Альфонсо не мог поступить по-другому.

— Но ведь комиссар Мартин — твой друг, Мигель, почему же он не закрыл на это глаза?

И тут Люхи пришлось признаться жене, что он жестоко оскорбил комиссара.

— Ты был не прав, Мигель… Следовало бы вспомнить, что у дона Альфонсо нет таких веских причин ненавидеть эту банду, как у тебя.

— Надеюсь, ты все же не хочешь, чтобы я попросил прощения?

— Мой муж не может унижаться.

Мигель обнял Кончу и приник к ее губам долгим поцелуем. Поведение жены внушало ему не только гордость, но и успокаивало — Мигель понял, что может рассчитывать на ее поддержку при любых обстоятельствах. Конча осторожно высвободилась.

— А что теперь, Мигель?

— Мы уедем из Барселоны, поскольку здесь я не могу взяться за первую попавшуюся работу… Но мы сделаем это не раньше, чем я исчерпаю все возможности покончить с Вилларом. Ты согласна?

— Я помогу тебе!

Представив, как суровая Конча сражается с бандитами, Мигель улыбнулся.

Люхи рассказал жене, каким образом он выяснил, что именно Хуанита, платоническая возлюбленная Пако, посылала Виллару так беспокоившие его письма с одной-единственной фразой: «Вы помните Пако?» А потом, до самого вечера они разрабатывали план операции. Супруги решили, что самое разумное — снова взять за грудки Пуига и заставить его еще раз исповедаться, но на сей раз — в присутствии дона Альфонсо. Добившись этого, Мигель не только покончит с Вилларом, но Мартину не останется ничего другого, как вновь принять Люхи на службу, да еще с поздравлениями. Мигель позвонил в больницу узнать, когда Хоакина отпустят домой, и выяснил, что, поскольку состояние больного более не внушает никаких опасений, его, несомненно, выпишут рано утром. За вечерним кофе Люхи вдруг пришло в голову, что Пуиг наверняка догадывается, что у дверей больницы его встретят не только полицейские (парень достаточно умен и, безусловно, сообразил, что комиссар Мартин не поверил ни единому его слову), но и, вне всяких сомнений, люди Виллара. При таком раскладе вполне возможно, что Хоакин попытается удрать ночью и спрятаться. Тогда ищи ветра в поле! И Мигель решил провести ночь, притаившись у входа в больницу Сан-Пабло.

С наступлением темноты Пуиг страстно возжелал лишь одного — чтобы эта ночь никогда не кончалась. В голове, как кинолента, прокручивалась вся бездарно прожитая жизнь. Ни среди порядочных людей, ни в банде Виллара Хоакину так и не удалось пробиться в первые ряды. В пятьдесят два года у него не осталось никаких надежд. Да и на что надеяться человеку с совершенно разрушенным здоровьем и таким больным желудком, что невозможно ни толком поесть, ни выпить? Правда, он отложил на черный день несколько тысяч песет, но с такой суммой далеко не уйдешь. Без Виллара Хоакина ждет гибель. Один он не сможет организовать подпольный бизнес, который бы принес ему достаточно денег, чтобы продолжать вести безбедное существование. А сунуться в другую банду — и думать нечего, все достаточно хорошо знают возможности Пуига, чтобы взять его на работу. Как ни верти, Хоакину приходилось признаться себе, что без дона Игнасио он пустое место. Представив, что однажды он может снова попасть в эту больницу, но уже среди других нищих, подобранных на тротуаре, Пуиг содрогнулся и беззвучно заплакал.