Молча поднимались они наверх по скрипучим ступенькам. Анки еще не было дома. Им открыл обрадованный Игнась.

— Уже приехали! Почему же вы не написали? Я вышел бы на вокзал.

— Мы хотели устроить вам сюрприз, — ответила Зося, озираясь кругом, словно очутилась здесь в первый раз.

— Как тут все изменилось! — с удивлением заметил Адась.

Но на самом деле ничто не изменилось. Это была та же самая маленькая, тесная комнатка на чердаке, в которой они жили столько лет. Небольшое окошко, выходившее во двор, пропускало мало света.

Пол местами немного подгнил. Стены были грязные, в пятнах.

— Как здесь грустно! — сказала Зося.

Да, теперь все им тут казалось печальным. Ведь они увидали, что может быть иначе: что может теплый ветерок веять над зеленеющими полями, что может журчать и шуметь светлая вода реки, что в садике под окнами могут пробиваться из земли красные побеги пионов и листки ноготков, что в избе может пахнуть свежим хлебом и на белых, чистых стенах могут висеть картины.

— Ух, какие важные господа нашлись! — смеялся над ними Игнась. — Уехали на три недели, и уже им все не нравится.

— Совсем нет, Игнась, — объяснила ему Зося. — Только мы отвыкли — там все совсем по-другому.

— Ну, потом расскажете обо всем. Сейчас я вам приготовлю чай. Вы, наверно, проголодались. Сбегаю за хлебом, дома ничего нет.

— Не надо ходить. Мы привезли всякой всячины от Калиновских.

Зося развязала узелок и положила на стол круглый каравай черного хлеба, белый творожный сыр, фаянсовый горшочек, полный желтого масла, и пирог, последний праздничный пирог, который бабушка Калиновская припрятала на дорогу детям.

— А там что еще у тебя?

— Это для Анки! Бабушка Калиновская сама ткала. Это покрывало на кровать, а можно и на стол. Оно льняное.

Игнася не очень заинтересовала красивая ткань.

Его больше занимал хлеб, огромный ломоть которого он отрезал себе и намазал свежим маслом.

— Шикарно! Так это вы там все время объедались такими прелестями?

Зосе стало стыдно. В самом деле, все это время брат сидел здесь, в городе, и, наверное, тут были те же вечные нехватки и заботы, что и всегда.

— На каникулы ты должен туда съездить. Бабушка Калиновская сказала, что всегда будет рада, если кто-нибудь из нас приедет.

— Ну, до каникул далеко! Может, мне удастся попасть в школьный лагерь.

На минуту они замолчали, закусывая хлебом с маслом и сыром. Но Зося все осматривалась вокруг, и какая-то мысль не давала ей усидеть спокойно.

— Ты не смейся, Игнась, но тут действительно нехорошо. Может быть, можно было бы это как-нибудь получше устроить?

— Ну, что ты устроишь? Переедешь во дворец?

— Зачем во дворец! Можно и здесь устроить как-нибудь иначе…

Игнась сам был не очень изобретателен, но когда кто-нибудь подавал ему идею, он с увлечением хватался за нее. Мастерить он любил, и работа так и горела у него в руках.

— А знаешь, пожалуй, и в самом деле можно. Только что и как?

В этот момент послышались шаги на лестнице. Это возвращалась Анка. Рассказы о том, как было у Калиновских, прервали разговор об обновлении комнаты. В конце концов вернулись и к этому. Анка охотно согласилась.

— Только вы ведь знаете, что мне совершенно некогда. Делайте сами, что хотите. За то время, что вас не было, я сэкономила немножко денег и дам их вам.

Зося бросилась сестре на шею.

— Дорогая моя, золотая, нам совсем немного нужно! Увидишь, как мы все это устроим!

— Хорошо, хорошо, только не задуши меня! — смеялась Анка. — Ну, а теперь спать, а то у Адася совсем глаза слипаются.

Они улеглись. Зося долго не могла заснуть. Обдумывала, прикидывала, что сделать, чтоб их комнатка выглядела как-то иначе.

Утром она быстро вскочила, но все равно пришлось все отложить до возвращения Игнася из школы. Только тогда можно было начать совещание и подсчитать, что можно сделать на те деньги, которые дала им Анка.

Несколько дней подряд дети работали с огромным усердием. Оказалось, что это не так легко, как представлялось.

У Зоси сделались красные пятна на коленях, пока ей удалось покрасить пол. Зато комната выглядела совсем иначе. Игнась с трудом побелил стены известкой. Это было не так красиво, как краска, которой красят стены маляры, но все-таки было чисто и светло, а больше ничего и не требовалось.

Они вымыли стекла, покрыли лаком оконные рамы. Зося накрыла стол льняной тканью, привезенной от Калиновской, а Игнась раздобыл глиняный горшок и поставил на стол букет, за которым ходил далеко за город.

— Ну, вот видишь, как стало здесь чудесно!

По всему дому знали уже о новых событиях в комнате на чердаке. Первой прибежала Хеленка и с открытым от изумления ртом остановилась на пороге.

— Ой, как у вас красиво!

За Хеленкой пришли другие. Тщательно вытирали ноги у дверей. Всем сразу бросилось в глаза, что пол только что покрашен, и никто не хотел его пачкать. Входили, осматривались, удивлялись.

— Уймищу денег, наверно, это вам стоило? — вздохнул рыжий Вицек.

— Стоить — стоило. Зато не зря потратили эти несколько злотых.

И опять все удивлялись, покачивали головами, заглядывали во все углы.

— Ой-ой-ой, теперь страшно будет сюда приходить, как бы чего не испачкать! — пошутил Генек, сын дворника.

— Я тебе дам пачкать! Теперь тут уже всегда будет порядок, — похвасталась Зося.

И действительно, теперь легче было поддерживать порядок в комнате. Раньше отчаяние брало, когда взглянешь, бывало, на заскорузлый пол; не хотелось протирать оконные стекла, потому что все равно они оставались в грязных, облезлых рамах. А теперь комнатка сияла и сверкала. Каждый раз, когда Анка возвращалась с фабрики, она уже в дверях улыбалась — так тут было уютно и мило.

Булочница Матильда, несмотря на свою толщину, вскарабкалась по лестнице и удивлялась всему, что успели сделать ребята. Потом вернулась к себе вниз и вскоре прислала с Иоасей, горничной доктора, красивое вышитое покрывало на комод и картинку на стену. Игнась осторожно вбил гвоздь в самую середину стены и повесил картинку. Отошел на несколько шагов и полюбовался результатом своей работы.

— Смотрите, что, не красиво?

Действительно, было красиво. На картинке были изображены белые березы на пригорке.

— Это нам будет напоминать деревню, — обрадовалась Зося. — Адась, те березки у холма, помнишь, ведь совсем такие же, как эти, правда?

— Пожалуй, — вздохнул Адась.

Ему вспомнился благоухающий теплый воздух, струившийся над полями. Он подбежал к окну и широко распахнул его.

— Тут совсем иначе пахнет!

— А тебе хотелось бы, чтобы, пахло, как в деревне? Ничего не поделаешь: этого не будет, этого не изменишь никаким лаком и никакой краской.

— Не жалуйтесь! И так теперь все совсем по-другому.

Они только теперь почувствовали и поняли, что иначе живется в их комнатке с тех пор, как она стала красивее. Как-то легче было Игнасю готовить уроки, когда перед глазами у него не торчали облупленные, грязные стены. Зосе веселее было стряпать обед, когда она видела, как много изменилось благодаря их собственной работе.

Но больше всего гордился Адась. Он приглашал по очереди всех посмотреть их комнатку. Однажды ему удалось даже затащить сюда самого дворника.

— Правда, у нас теперь красиво? — спросил он с гордостью.

Дворник качал головой и удивлялся, как и все.

— Какое завтра число? — спросил Игнась, занятый мыслью о предстоящей школьной экскурсии.

Анка подняла голову от шитья и посмотрела на календарь. Но не ответила.

— Что с тобой?

— Ничего… Завтра мамины именины.

В комнате наступило молчание. Прежде, когда мать была жива, не думалось как-то об именинах. Это был такой же день, как все другие. Но сейчас, когда ее уже не было с ними, им показалось чрезвычайно важным, что завтра как раз ее именины.

Анка взяла в руки фотографию матери, ту самую, перед которой когда-то сама себе давала торжественный обет, что не отдаст братьев и сестру в чужие руки, что все сделает, чтобы обеспечить им домашний очаг и возможность прожить. С фотографии смотрели добрые, умные глаза матери на худеньком, увядшем лице.