А вот и Ганга! Привет тебе, милосердная богиня, обернувшаяся рекой и поклявшаяся очищать грехи человечества до конца мира!

Джессика прикрыла глаза и мысленно с почтением поприветствовала святую реку.

Дорога уходила вверх, петляя и изгибаясь, и перед Джессикой открывались, словно разворачивающиеся картинки из детской книжки, новые виды реки.

Наконец смешное, похожее на гигантское насекомое перевозочное средство под названием «темпо» остановилось, и вместе с остальными пассажирами Джессика покинула его.

«Лакшман Джула» — увидела она знак со стрелкой у дороги и слилась с неторопливым людским потоком, увлекшим ее вниз по переулку. Магазинчики и уличные лавки, торгующие множеством странных безделушек — бусами и ожерельями из полудрагоценных камней и семян какого-то дерева, статуэтками из бронзы, камня и дерева и умиляющими своей наивностью открытками и плакатами с изображением индуистских божеств, — тянулись вдоль переулка, и казалось, им не будет конца. От этого рыночного многообразия, изобилия и пестроты у Джессики начинала кружиться голова.

Вскоре показалась небольшая площадь, окруженная храмами, и поток паломников, вынесший ее сюда, незаметно рассосался.

Джессика пересекла площадь, свернула в переулок, и внезапно перед ее глазами снова возникла Ганга, с королевским достоинством и божественным спокойствием несущая свои воды. Через реку был переброшен изящный, узкий подвесной мост.

Перед мостом, прямо на голой земле, в рядок сидели широко улыбающиеся нищие. Торговцы, продающие что-то с телег, нараспев расхваливали свой товар. В толпе сновали фотографы, предлагающие свои услуги многочисленным индийским семействам. По хрупкому на вид мосту медленно двигались потоки людей, чинно прогуливались коровы. На широких тросах моста повсюду, свесив хвосты, сидели или лежали грязно-желтые обезьяны. Время от времени они стремительно покидали свои высоты, спускались на мост и, опасливо озираясь по сторонам, подбирали лакомства, оставленные для них паломниками. Периодически из толпы раздавался женский визг, слышался смех или суровое мужское гугуканье. И тогда все взгляды устремлялись на тросы, где сидела нахальная воровка и беспощадно потрошила женскую сумочку.

Раскрыв от изумления рот, Джессика наблюдала за забавными и драматичными сценками, как вдруг услышала у самого уха голос:

— Комната?

Она повернула голову и увидела рядом с собой человека, голого по пояс, а ниже пояса обернутого в белую ткань.

Спасибо, что напомнил, подумала Джессика. Это именно то, что ей сейчас нужно после бессонной ночи в автобусе.

Она кивнула.

— Комната в ашраме. Недорого. Чисто. Спокойно. Пойдемте, — сказал незнакомец.

И Джессика покорно последовала за ним. Они прошли метров двадцать по переулку и остановились перед аркой, в глубине которой виднелся уютный дворик, засаженный деревьями и кустами. Мужчина обернулся и кивнул: сюда.

Комнатка была на втором этаже, небольшая и опрятная. У стены стояла кровать с матрасом, подушкой и одеялом, рядом — встроенная в стену полка. Больше никакой мебели в комнате не было.

Узкая дверь вела на балкон, опоясывающий весь второй этаж. Туалет и душевая были общими на три комнаты, находящиеся на этаже.

— Сколько? — спросила Джессика.

— Сто рупий в день, — ответил человек.

Джессика сбросила с плеч рюкзак. Что ж, эта комнатушка ее вполне устраивает, несмотря на свою скромность. Но, наверное, в ашраме и не положено барствовать.

Они спустились в офис ашрама, Джессика заполнила нужные бумаги и вернулась в комнату. Рухнула на жесткую, деревянную кровать.

Сейчас бы принять душ и завалиться спать, подумала она.

Но вместе с этой мыслью в ее уме возник образ: пустынный песчаный берег и гладкая, играющая красками отраженных небес поверхность Ганги. И Джессика поняла, что не сможет ни заняться чем-то; ни заснуть, пока не сходит на поклон к святой реке. Разве можно прийти в чужой дом и не поприветствовать хозяйку?

Джессика энергично вскочила с постели, открыла рюкзак, достала из него длинное, похожее на балахон платье с тонким пояском и легкие сандалии, переоделась, потом сунула в маленькую тряпичную сумочку с ручкой через плечо полотенце.

Уже через несколько минут она весело шагала по мосту, вливаясь то в одну струю народа, то в другую.

Она была на середине моста, когда внезапно, откуда ни возьмись, посреди солнечного утра, на ясном небе появилось маленькое серое облачко. Вскоре несколько крупных, тяжелых капель дождя шлепнулось на непокрытую голову Джессики. Она улыбнулась и посмотрела вверх. Облачко на глазах у нее растаяло. И в этот же момент мост под ее ногами покачнулся.

— О, Ганга! Милосердная мать! Прошу, защити от мирских соблазнов и помоги обрести бесстрастие к этому миру!

Кевин сидел в позе лотоса на огромном белом валуне. Перед ним, перепрыгивая через камни, бежала смеющаяся, озорная река. Солнце недавно вынырнуло из-за вершин и отражалось в кипящих водах осколками разбитого на мелкие кусочки зеркала.

Сидеть бы вот так на этом берегу до конца жизни! Никаких забот и проблем. Ни лжи, ни предательств, ни измен. Безмятежность. Покой.

Благодать. Эх, почему он так поздно это понял? Зачем потратил столько лет на бессмысленную суету? Карьера, слава, деньги. Пустой звон. Вереница образов и видений, тающих как утренний туман. Наконец он понял, что дороже покоя ничего в этом мире нет, и единственное, к чему должен стремиться человек, это Истина. Пусть он понял это поздно, только к тридцати годам, но главное, что понял. И принял решение.

Кевин молитвенно сложил руки перед грудью, поклонился реке и уже собирался закрыть глаза, чтобы погрузиться в медитацию, как вдруг почувствовал чье-то присутствие.

Он повернул голову и увидел фигурку девушки в длинном легком платье. Она шла, лениво волоча ноги, утопающие в песке, и размахивала рукой, в которой держала сандалии.

Еще секунду назад благостное, лицо Кевина недовольно поморщилось. Туристы, черт бы их побрал. И здесь не дают покоя. Чего им всем здесь нужно? Мало, что ли, красивых рек на Земле? Просто нашествие какое-то. А все началось с того, что в шестидесятых здесь побывали «Битлз». Разрекламировали. Теперь все, кому не лень, суются в священную реку. Бездельники. Не дают человеку спокойно помедитировать.

Стараясь не шевелиться, Кевин краем глаза наблюдал, как девушка подошла к реке, тронула пальчиками ноги воду, огляделась и тут же, ослепленная солнцем, прищурилась.

Слава Богу, не заметила, снова подумал он.

И как вообще она нашла этот пляж? Он с обеих сторон защищен скалами, а со стороны дороги — крутым обрывом. Значит, героически переползла через скалы, как обычно это делает он. Не поленилась. Но Бог с ней. Лучше представить себе, что ее здесь нет.

И Кевин снова перевел взгляд на реку.

— О, мать Ганга! Молю, помоги обрести покой и чистую радость, которую дарует только познание Истины! — прошептал он, снова собираясь закрыть глаза.

Но глаза не хотели слушаться, они наотрез отказались закрываться и упрямо косились на фигурку девушки, которая теперь стояла перед ним на огромном камне и медленно расстегивала пуговицы платья. Кевин набрал полные легкие воздуха и усилием воли зажмурил глаза. Но через секунду они снова распахнулись.

И уставились на девушку.

Проклятье! Она стояла на камне и была теперь абсолютно обнаженной! Ослепительно обнаженной! Стройная, удивительно гармонично сложенная, длинноногая, с роскошной копной длинных, вьющихся змейками по плечам и спине волос. Идеальная, как скульптура Родена.

В былые времена он не устоял бы перед такой красотой. Не смог бы преодолеть желание нарисовать ее, одновременно борясь с огромным количеством других желаний.

Но не теперь. Теперь он знает, что такое красота, и особенно женская. Он знает, что эта коварная красота способна сделать с невинным человеком. Великая богиня Майя. Но он не попадется больше в сети ее иллюзий. Теперь единственная женщина, которой он готов отдать свое сердце, — это божественная мать, Шакти, наполняющая собой вселенную, ведущая к освобождению.