Она была из тех, на кого заглядываются мужчины. Да и женщины тоже. Не то чтобы Маделина О'Ши была так уж красива. Вовсе нет. Но в ней была, как говорят французы, изюминка, нечто такое, что выделяло ее среди других и заставляло восхищенно провожать взглядом.

Сегодняшний вечер не был исключением. Она стояла у дверей универсального магазина «Харт», терпеливо ожидая вызванное по телефону такси. Был четверг, восемь часов, магазин еще был открыт. И всякий, кто входил или выходил, бросал на нее украдкой взгляд, гадая, кто эта женщина, ибо у Маделины был свой стиль и известная царственность в облике.

Высокая и молодая, ростом чуть больше метра семидесяти, она обладала тонкой, гибкой фигурой и длинными красивыми ногами. Густые каштановые волосы обрамляли ее слегка продолговатое лицо и небрежно падали на плечи. Пожалуй, для красавицы она была слишком худощава, но гладкий лоб и высокие, острые, как бритвы, скошенные скулы в сочетании с точеным, аристократическим, немного веснушчатым носом придавали ей породистый вид. У нее были крупные губы, нижняя – слегка полноватая. Очаровательная улыбка придавала лицу лучезарность, но более всего привлекали ее глаза. Большие и широко расставленные, они отличались необычным серым оттенком. Их завораживающая прозрачность оттенялась высокими темными бровями. Это были на редкость умные глаза, в них светилась решительность, порой даже стальная твердость, но угадывалась и готовность рассмеяться, и даже бесшабашность.

У Маделины был хороший вкус, платья на ней всегда сидели отлично. Что бы она ни надела, все ей шло, придавая особый шарм: это мог быть по-особому завязанный шарф, или чуть сдвинутая на бок шляпа, или длинный шелковый восточный пояс, или старинные бусы, подчеркивающие тонкую, изящную шею. Это сочетание присущего только ей шика и прелестной внешности делало Маделину такой неотразимой.

Вечер был жаркий и душный, какие бывают в Нью-Йорке в разгар лета. Люд, толпившийся на Пятой авеню, в надежде поймать такси или в ожидании зеленого света на переходе, выглядел усталым и выжатым как лимон.

Но Маделина О'Ши выделялась на общем фоне. Отлично сшитая кофточка из шелка кремового цвета с простым круглым воротником и рукавами в три четверти точно так же, как прямая юбка из черного шелка, выглядела абсолютно свежей, как утром. Такой была и сама Маделина – элегантная и цветущая, словно никакой жары не было и в помине.

Подъехало такси ярко-вишневого цвета, и Маделина поспешила к нему легкой походкой, явно свидетельствовавшей о том, что в детстве она брала уроки балета. В ее осанке были изящество и грация танцовщицы.

Открыв дверцу, Маделина бросила на сиденье большую фирменную сумку, а потом забралась сама.

– Двадцать Четвертая улица, мисс? – спросил таксист, вливаясь в поток машин на Пятой авеню.

– Да, между Восьмой и Седьмой авеню. Остановитесь где-нибудь посредине квартала, хорошо?

– Как скажете, мисс.

Маделина откинулась на спинку сиденья и положила руки на лакированную черную сумочку. Мысль ее напряженно работала, впрочем, как всегда, независимо от того, где она находилась и что делала.

Начиная с понедельника, после того, как Пола позвонила ей с юга Франции и сказала, что они едут в Австралию вместе, Маделина словно бежала нескончаемую марафонскую дистанцию. Надо было закончить текущие дела, отменить деловые да и личные свидания, назначенные на следующую неделю, продумать, что необходимо сделать в магазине в связи с отъездом, и подумать о том, что из вещей взять с собой в поездку.

В среду утром в Нью-Йорк из Европы прилетела Пола и прямо из аэропорта направилась в магазин. Два дня подряд они работали как бешеные и сделали все что можно, так что завтра будет относительно нормальный рабочий день. А в субботу они отправятся в путь. Вечером она займется бумагами, которыми до отказа набита сумка, а завтра соберет вещи.

«Времени у меня даже с избытком», – с облегчением подумала Маделина и удовлетворенно кивнула сама себе. Она рассеянно выглянула в окно, почти не замечая безвкусной мишуры и убожества Таймс-сквер, где сновали бродяги, наркоманы, торговцы наркотиками, проститутки и переодетые полицейские. Такси прокладывало себе путь среди всей этой суеты, двигаясь в сторону Челси. Маделина думала о предстоящем путешествии на другой конец света.

Сначала они отправятся в Сидней, потом в Мельбурн и, возможно, в Аделаиду, затем возвратятся в Сидней, где и проведут большую часть времени. Из того, что сказала Пола, следовало, что работы у них будет по горло – две-три недели вздохнуть будет некогда. Но это Маделину не беспокоило. С Полой О'Нил они совершенно сработались, с самого начала научившись понимать друг друга; у них была полная совместимость.

Не в первый уже раз Маделина с удивлением подумала, как могло получиться так, что она, бедная ирландская девчонка-католичка с американского Юга, оказалась так похожа на англичанку-аристократку, наследницу одного из крупнейших в мире состояний и известнейшего в деловых кругах магната. Обе они любили работать до изнеможения, обе были наделены неиссякаемой энергией, не упускали ни малейшей детали и умели отлично организовывать свое время. Потому у них все так гладко и получалось. Они никогда не создавали друг другу проблем и всегда работали в одном ритме. Вроде как танцуешь с Фредом Астером или Джином Келли, подумала Маделина и улыбнулась про себя, довольная удачным сравнением.

За год работы личной помощницей Полы Маделина не совершила ни единой ошибки и надеялась не совершить впредь, тем более во время поездки в Австралию. Пола – ключ к ее будущему. Цель Маделины состояла в том, чтобы когда-нибудь стать директором магазина «Харт» в Нью-Йорке, что с помощью Полы было делом достижимым.

Честолюбие и еще раз честолюбие. Недостатка в нем Маделина не испытывала и была только рада этому. Она считала, что это достоинство, а не недостаток. Честолюбие двигало ею, оно сделало ее тем, кем она была сейчас. Иногда отец жаловался, что она слишком честолюбива. Но мать лишь обворожительно улыбалась ему и за его спиной подмигивала Маделине, по-матерински поощряя любые ее шаги.

Вот если бы родители были еще живы. И Кэрри-Энн, которая умерла четырехлетней. И Джо с Лонни. Оба ее брата погибли во Вьетнаме. Ей не хватало их так же, как не хватало маленькой сестренки и родителей. Порой у нее возникало чувство, будто с их смертью она лишилась корней, будто исчезла сама основа ее жизни. У них была дружная семья. При мысли о том, сколько она потеряла за последние годы, сердце у Маделины сжалось от тоски. Но она тут же встряхнулась.

Маделина несколько раз глубоко вздохнула, собирая волю в кулак и гоня прочь тяжелые чувства. Она научилась этому за прошедшие четыре года – после того как похоронила отца. Видя его в гробу, она в последний раз отдалась щемящему чувству одиночества, вполне осознавая, что теперь у нее нет семьи, если не считать тети Агнессы, сестры отца, которая жила где-то в Калифорнии и которую она едва знала.

Такси остановилось у приюта Жанны д'Арк. Маделина взяла у таксиста квитанцию, подхватила сумку, вышла и быстро взбежала по ступенькам.

Едва войдя, она ощутила приятное чувство покоя.

Это место было таким знакомым, таким теплым. Она прожила здесь три года после приезда в Нью-Йорк и все еще считала его своим домом, хотя теперь у нее была квартира в районе Восточных Восьмидесятых улиц.

Она пересекла маленький холл и повернула направо, в сторону служебных помещений.

– Добрый день, сестра Мерид, – обратилась Маделина к монахине, которая дежурила сегодня. – Как поживаете?

– А, Маделина, рада видеть тебя. У меня все в порядке, спасибо. – В голосе сестры слышался легкий ирландский акцент. Круглые щеки ее покраснели от удовольствия. Когда Маделина жила здесь, сестра Мерид очень ее любила и доныне всегда рада была встрече с этой юной очаровательной особой, которая делала честь своим родителям – упокой Господь их душу, – являя собой прекрасный образец хорошего католического воспитания.