Но пока Алексей бессилен. Он не может купить матери зимнее пальто и не может купить Варваре Александровне синее платье, такое синее, как цветочки на ее банте.

Алексей сидит за книжкой и одним ухом прислушивается к разговору за столом. Разговаривают они вдвоем — мать певуче и мягко, Варвара Александровна быстро, с серебристым смехом, который дрожит в ее голосе даже тогда, когда девушка не говорит ничего смешного. Мальчик прикрывает глаза. Его опьяняет этот голос, свежий, звенящий, полный радостной силы. Этот голос словно приоткрывает ему далекий, неведомый мир, то таинственное и великое, что должно, обязательно должно прийти, чего Алексей еще не может себе представить, но уже предчувствует.

Как запах мяты, как аромат сена, как песня на лугу, над рекой, звучит этот голос, который на одну секунду приоткрывает оконце в неведомое. Но, прежде чем Алексей успевает взглянуть, оконце захлопывается, и в сердце остается осадок неудовлетворенности и жгучей, нетерпеливой тоски.

Вдруг лицо учительницы меняется, смех обрывается на полуноте, глаза становятся внимательными: Варвара Александровна прислушивается тоже. На улице кто-то небрежно насвистывает мотив знакомой песенки. Мать продолжает разговор, но девушка рассеянна, отвечает невпопад. В Алексее вдруг пробуждается подозрительность. Он внимательно следит за изменениями круглого розового личика. Учительнице, видимо, хочется уйти, но неловко прервать разговор. Посвистывание удаляется, и розовое личико меркнет. Алексей прислушивается как бы ее ушами, — нет, уже ничего не слышно, звуки растворились в вечернем воздухе. И Варвара Александровна любезно разговаривает с матерью, но ее смех звучит теперь не так весело, немного искусственно и натянуто. На другой день Алексей встречает в аллее, ведущей к школе, Варвару Александровну. Рядом с ней идет, небрежно ударяя себя по ногам мимоходом сорванной веткой, Семен Семенович Ребров, высокий худой учитель литературы, прозванный Жирафом. Они так заняты разговором, что не заметили мальчугана, скрывшегося в тени придорожных деревьев. Жираф высок, и Варвара Александровна, разговаривая с ним, поднимает лицо, как воробышек, пьющий воду. Личико ее сияет улыбкой, и Алексей, не различая слов, слышит в ее голосе теплые интонации.

В этот вечер он долго лежит без сна, лицом к стене. Мать еще шьет, в свете керосиновой лампы на стене ясно выступают неровности штукатурки, темные трещины, комочки мела. Алексей блуждает глазами по этой бесконечной пустыне и чувствует горечь во рту. Вот тогда-то и рождается решение, что он больше не будет колоть дрова. Этого еще не хватало!

Варвара Александровна уже привыкла, что запас дров в сарае постоянно пополняется, привыкла к стуку топора, и, когда в один прекрасный день убеждается, что за колку дров приходится взяться самой, она удивлена. Потом, встретив Алексея, она, чтобы завязать разговор с этим мальчиком, с которым ей так трудно разговаривать, спрашивает:

— Что же ты, дровосек, не приходишь больше дрова колоть?

Алексей смотрит на нее исподлобья. Завитки светлых волос, прозрачные глаза, ямочка на правой щеке — круглая, очаровательная, как углубленье в лепестке цветка. Он с удовольствием ударил бы ее, самую дорогую, самую красивую, единственную в мире. Но он только говорит мстительным злым голосом:

— Пусть Жираф колет.

Учительница не понимает.

— Что ты говоришь, какой жираф?

— Ну, этот, Ребров…

Яркий румянец пламенем залил нежное лицо. Дерзкий ответ Алексея так неожидан, что учительница на минуту задыхается и ловит губами воздух, как выброшенная на песок рыба. Наконец, она разражается:

— Ты злой, скверный мальчишка! — поворачивается и быстро убегает. Каблучки стучат по тропинке. Алексей стоит неподвижно и смотрит на нее с мрачной, недоброй радостью в сердце.

Только позже в нем пробуждается досада и злость на самого себя. Теперь он все испортил и навсегда. Никогда уже не сможет он сидеть и слушать ее голос в комнате матери, не сможет ни наколоть дров, ни принести воды в ее маленькую квартиру. Алексей чувствует такую боль, что ему кажется, ее невозможно выдержать, нужно умереть сейчас же, немедленно.

Теперь наступают другие дни. Варвара Александровна ведет себя словно ничего не случилось. Она продолжает приходить к матери и добродушно кивает головой Алексею и весело смеется своим серебристым смешком так, что волосы рассыпаются мелкими завитками вокруг ее лица.

Но Алексей все чаще и чаще встречает ее вместе с учителем. Маленькая Варвара Александровна и рядом длинный вытянувшийся Ребров, словно ее тень. Все чаще, когда Алексей из-за занавески подстерегает появление Варвары Александровны, ему приходится видеть их вместе. Он замечает тысячи подробностей, которые раньше ускользали от его глаз. У Жирафа большие красные руки, и, когда он идет, они качаются, как огромные маятники. Жираф кривит каблуки, и если смотреть на него сзади, то ясно видно, что левая нога, та, где каблук стоптан сильнее, словно немного кривая. Он курит, и к нижней губе у него часто прилипает крохотный кусочек папиросной бумаги. И весь он — угловатый, неловкий, будто его руки и ноги скреплены проволокой и каждую минуту могут рассыпаться. Густые черные волосы торчат, как колючки у ежа, и Алексей в полном отчаянии, он не может понять, почему милая, веселая, прелестная Варвара Александровна позволяет этому верзиле вечно бегать за ней. Хуже того, в сердце Алексея вскоре пробуждается сомнение: кто же за кем бегает? Теперь стоит послышаться на улице свисту, как учительница, уже не стесняясь, торопливо прощается с матерью и выходит. Алексей все чаще встречает ее даже там, где она раньше никогда не бывала: в маленьком переулке. Из школы домой она всегда возвращается теперь этой дорогой, хотя здесь больше грязи. И Алексей видит, что быстрый взгляд из-под барашковой шапочки всегда устремлен на окна дома на углу, где живет Жираф. Лежа в постели, мальчик представляет себе разные фантастические истории. В местечке — пожар, горит дом Варвары Александровны, он бросается на помощь и выносит ее из пламени. А Жираф оказывается трусом, он испугался огня, и Варвара Александровна уходит, гордо держа за руку своего спасителя, бросив презрительный взгляд на труса. Или оказывается, что Жираф шпион. Его арестуют в школе, во время урока. Варвара Александровна стоит бледная. Алексей заявляет: у нее не было с этим ничего общего, он обманул ее, как и всех остальных. Или вдруг в местечке — чума. Варвара Александровна лежит без сознания, и Жираф боится даже войти в ее комнату, чтобы не заразиться. Алексей днем и ночью ухаживает за больной, меняет компрессы на голове, вопреки мнению врачей, решает, что учительница останется в живых. И вот она жива. Бледная, худенькая, она спрашивает слабым голосом: «Кто спас меня?» И врач показывает на Алексея, который стоит на коленях у ее кровати. И как раз в этот момент в дверь стучит Жираф, а Варвара Александровна говорит тихим голосом: «Тому, кто покинул меня перед лицом смерти, нечего здесь искать. Скажи ему, Алеша, пусть он уходит и больше не показывается».

Или… Было очень много этих «или», которые позволяли победить соперника в часы, заполненные облаками клубящихся грез. Но о них знал только Алексей, а Варвара Александровна и не догадывалась о возвышенном героизме одного и низости другого из своих поклонников. События шли своим чередом, и, наконец, однажды Ленька, сосед Алексея по школьной скамье, сообщил новость:

— Знаешь, Варвара выходит замуж за Жирафа!

Вся кровь прихлынула к сердцу Алексея. Огромным усилием воли он овладел собой.

— Врешь. Откуда ты знаешь?

— А вот я знаю. Жираф был у нас. Он нанимает комнату, говорит, что та слишком тесна для двоих, а он женится. На будущей неделе. Пойдем к загсу, посмотрим, ладно?

Алексей и не думал ходить к загсу. Он поверил. Поверил сразу так, словно уже раньше все знал, и теперь ему лишь вдруг напомнили об этом.

На другой день Алексей не пошел в школу. Он побрел на линию и стал смотреть, как рабочие укладывают новые шпалы. Старый седой мастер вдруг поднял голову от своей работы и пошутил: