В саду был импровизирован небольшой спортивный зал. Канаты для лазания, шведская стенка и под тенью трех гигантских дубов – деревянный помост для тренировок. Мешок с песком и опилками висел неподалеку.

В обязанности Сиднея входили и кое-какие работы по хозяйству: доставка воды в питьевые баки и рубка дров. Дрова, как правило, заготовлялись с вечера, и Сидней ежедневно после тренировки час-полтора махал увесистым колуном. Иногда, прежде чем приступить к рубке, приходилось вместе с Максуэллом браться и за пилу.

Питался Сидней не в общей столовой, где ели все работники фермы, а отдельно, в гостиной на втором этаже. Кормили отлично: свежее мясо, птица, молочные продукты, овощи и фрукты. Повариха, толстая розовощекая Бесси – жена мистера Джорджа, стряпала отлично. Джэксон, привыкший к скромной пище, чувствовал себя на вершине блаженства.

– После такой еды силы сами растут во мне, – говорил он. – Я готов драться хоть с самим дьяволом!

Перед поездкой в Чикаго, где он должен был провести бой с одним из любимцев Севера, Сидней побывал дома. Грязные, запыленные улицы, толпы спешащих людей, чахлые деревца и воздух, отравленный химическим заводом, – все это произвело удручающее впечатление. Сердце Сида сжалось при мысли, что в этом квартале он мог бы, как все другие, провести всю жизнь.

Миссис Джэксон, обрадованная приездом сына, хлопотала на кухне и, пользуясь каждой свободной минутой, сообщала Сиднею новости: Рита ушла из мастерской Олт-Гайтмана и устроилась на курсы стенографисток. Иллай по-прежнему на заводе и по-прежнему отдает все время профсоюзам. Вздыхая, она жаловалась, что опасается за Иллая. Ему уже присылают письма с угрозами: если не угомонится, то «бдительные» не оставят его в покое.

О «бдительных» Сидней уже слышал. На заводах и фабриках предприниматели стали создавать привилегированную касту из высококвалифицированных рабочих и с их помощью повели борьбу с профсоюзами, особенно с организаторами забастовок.

Сидней, слушая мать, смотрел на букет цветов, который он прислал два дня назад. Цветы уже завяли. Сидней вспомнил, что точно такие букеты стояли у него на столе по целым неделям. В чем же дело? Он осмотрелся, потянул воздух носом и понял: газ. В комнате слишком много газа, он идет из кухни, которая рядом. Отравленный воздух убил цветы. А как же люди? Иллай, мама, Рита? Сидней насупил брови. Как он этого раньше не замечал? Ничего не говоря матери, Сидней решил, что при первой же возможности переселит их в более благоустроенную квартиру.

Обедал Сидней с мистером Норисоном в ресторане «Астория». Они заняли столик в уютной нише, из которой просматривался весь зал. Норисон, как всегда, был в отличном настроении, шутил, расспрашивал о своей ферме, интересовался подробностями жизни семьи управляющего, расспрашивал об урожае. Сидней искренне восторгался фермой, и Норисон, казалось, был этим весьма польщен. Он заказал роскошный обед, себе коньяк, а Сиднею – содовой воды. Боксер чувствовал себя в обществе Норисона просто и свободно, как просто и свободно могут чувствовать себя за одним столом люди, дружески расположенные друг к другу, но стоящие на различных общественных ступеньках и не забывающие об этом.

У Норисона были хорошие манеры. Сидней внимательно наблюдал за ним, не пропускал ни одной мелочи, зная, что в будущем – в этом он был уверен – все может пригодиться. Он перенимал у Норисона его умение непринужденно сидеть за столом, держать вилку и нож, пить из бокала, вытирать губы салфеткой.

– Мистер Норисон, как правильно наклонять тарелку с супом: от себя или к себе?

– Это смотря, что ты желаешь облить, – улыбнулся Норисон. – Если скатерть, то наклоняй тарелку от себя, а если свой костюм, то на себя.

– Простите, но меня никто не учил правилам. Вы мой первый учитель.

– Насчет учителя ты немножечко преувеличил, – ответил довольный патрон. – Все это очень просто!

– Для того, кто знает и умеет. А я в ресторане чувствую себя хуже, чем на ринге. Там хоть знаешь, где тебя ждет опасность, и ты можешь ее предотвратить. Тут же все тебе неизвестно, как внезапное нападение. На каждом шагу жди неприятностей.

– Ничего, парень, научишься. Этикет постигнуть легче, чем боксерскую науку. Только мой совет – от души говорю – не торопись с этим. Не прельщайся. Если хочешь быть чемпионом, стремись чаще быть в лесу, на воздухе, чем в ресторанах и клубах.

Сидней, конечно, хотел стать чемпионом. В конце обеда мистер Норисон похвалил Джэксона за его успехи на ринге. Он сказал, что если Сидней победит Вурсинга, знаменитого чикагского «мясника», то перед ним откроется возможность выйти на большой ринг.

У Джэксона от радости захватило дыхание. «Выйти на большой ринг. Это дорога к званию чемпиона Штатов!»

– Вурсинг сильнее всех на Севере. Все профессионалы Северных Штатов ему в подметки не годятся. Победив его, ты завоевываешь право сразиться с лучшими бойцами Запада и Юга. А там, если фортуна тебе улыбнется, матч на звание чемпиона Америки. Понимаешь, чем это пахнет? Славой и долларами!

Джэксон был готов слушать мистера Норисона хоть целые сутки, но обед подошел к концу.

После обеда мистер Норисон повез Джэксона на своей машине в правление фирмы «Хорт, Шеффнер энд Маркое». Там их встретили весьма радушно. Представитель фирмы, один из управляющих огромной компании, предложил Сиднею подписать контракт. Сидней пробежал глазами отпечатанный на машинке текст и смущенно взглянул на своего шефа. Тот одобряюще подмигнул, как бы говоря: «Не теряйся, держись с достоинством. Еще не то будет!»

В контракте говорилось, что компания по пошиву готового платья заключает с ним, Сиднеем Джэксоном, договор, согласно которому фирма предоставляет известному боксеру на каждый сезон образцы лучших моделей последней моды, включая нижнее белье и спортивные костюмы, бесплатно (Сидней дважды прочел последнее слово, пока не убедился в точности написанного). Он же, Сидней Джэксон, обязан содержать белье и костюмы в надлежащем виде и появляться в них во всех общественных местах. Далее следовал длинный перечень мест, которые фирма считает общественными. Последующие пункты в категорической форме обязывали Сиднея Джэксона фотографироваться и давать интервью представителям печати только в одежде фирмы и при любой возможности рекламировать товар и продукцию лучшей и самой крупной в Соединенных Штатах компании по пошиву готового платья.

Сидней, сохраняя спокойствие и достоинство, не спеша, подписал документ.

Тут же был вызван один из главных закройщиков-модельеров, и ему велели снять мерку с боксера.

Потом Джэксона пригласили пройти в соседнюю комнату. Из нее вела дверь в цех, который напоминал мастерскую Олт-Гайтмана, только был значительно больше. Казалось, никто не обратил на него внимания, ни один человек не оторвал взгляда от стрекочущих машин. Модельер вызвал помощников, они стали примерять на Сиднея полуфабрикаты, отмечая мелом, где убрать, где подложить.

– Сегодня к вечеру все будет доставлено вам на дом, – сказал модельер, когда примерка закончилась.

– Сегодня вечером я уезжаю в Чикаго, – предупредил Джэксон.

– Мы постараемся доставить раньше.

В то время, когда боксеру делали примерку, мистер Норисон в кабинете управляющего пил коктейль и подписывал другой контракт. Из него следовало, что он, мистер Норисон, предоставляет в распоряжение фирмы известного боксера, который будет в течение двух лет выполнять роль манекенщика, а компания по пошиву готового платья обязывается оплачивать проездные расходы, связанные с поездками вышепоименованного манекенщика по стране. Далее следовали пункты, определяющие сумму ежемесячных вознаграждений и проценты от прибылей, которые будут выплачиваться мистеру Норисону в зависимости от количества проданных костюмов рекламируемой модели. Оба – Норисон и управляющий – были весьма довольны сделкой. Лакей в черном сюртуке поднес на блестящем подносе новые бокалы с коктейлем.

– За ваше здоровье, за процветание фирмы!