То, что он увидел, заставило болезненно сжаться сердце: «Я на полу! Нокдаун!» Эта мысль электрическим током обожгла сознание. Туман, застилавший сознание, рассеялся. Джэксон увидел над собой тучную фигуру судьи на ринге. Это был его голос, это он говорил! В глубине его рта поблескивал золотой зуб.

Судья монотонно взмахивал правой рукой, а левой, оттопырив пальцы, показывал количество секунд. И по этим пальцам Сидней понял счет:

– Четыре… пять…

Он подтянул ноги, перевернулся на живот. Рядом защелкали фотоаппараты. Вспышки магния ослепляли, вызывали отвращение. Ноги и руки, казалось, стали ватными. Джэксон через силу, упираясь руками о пол, приподнялся, присев на одно колено.

– Шесть… семь…

Максуэлл делал отчаянные знаки руками, как бы говоря: «Посиди, не спеши, отдохни». Сидней повернул голову, увидел противника. Вурсинг стоял у каната и любезно улыбался. В его улыбке чувствовалась такая уверенность, такое превосходство, что Сидней задрожал от возмущения. Его уже считают побежденным!

При счете «девять» он проворно вскочил на ноги и принял боевую стойку. Он ждал, что Вурсинг бросится на него, чтобы добить и закрепить свою победу. Сидней приготовился к такому натиску. Но Вурсинг, к удивлению Сиднея, не бросился в атаку. Он осторожно, как и в предыдущих раундах, стал осыпать его ударами с дальней дистанции. Словно бы ничего и не было! Публика взревела.

– Боб, добивай!

Но Вурсинг не торопился. Его преимущество было очевидным. И он не торопился. Так кошка не спешит разделаться с пойманной мышью. Ее забавляет отчаяние и обреченность жертвы. Публику надо было развлекать.

Удара гонга Сидней ждал с нетерпением. Он прозвучал спасительным сигналом. Джэксон шел в свой угол тяжело, согнув крепкие плечи и опустив руки. Так идут грузчики с тяжелой работы.

Откинувшись всем телом на подушку, Сидней открытым ртом жадно глотал воздух. Максуэлл одной рукой прикладывал к его затылку губку, смоченную в холодной воде, а другой махал полотенцем. Полотенце было обрызгано нашатырным спиртом. От него щекотало в носу и освежалось сознание. Как приятно отдыхать! С каждым вдохом силы вливались в грудь, с каждой секундой восстанавливалась энергия.

– Он ударил свингом. На твое счастье, удар попал не точно. Следи за левой рукой и атакуй! – Максуэлл говорил спокойно, отчетливо произнося слова. – Следи за левой и сам атакуй. Не давай ему возможности ускользать в сторону, прижимай к канатам. Твое спасение в ближнем бою. Атакуй! Только атакуй!

Сидней слушал и едва заметно кивал. Да, тренер прав. Надо атаковать быстро, но не сумбурно, стремительно, но не безрассудно. Удар не обескуражил его, не подорвал веры в свои силы, способности. Непобедимых не существует! У каждого непобедимого есть свои уязвимые места. Надо их искать!

Есть такие люди, для которых неудача служит толчком к пробуждению новых сил, к рождению новой энергии. Чем сильнее препятствие, чем опаснее неудача, тем больше энергии и вдохновения вызывают они к жизни. К таким людям принадлежал и Сидней Джэксон.

Звук гонга, словно катапульта, выбросил Джэксона из своего угла. Не успел Вурсинг сделать и нескольких шагов, как уже был вынужден принять боевую стойку и отражать натиск ньюйоржца. Сидней атаковал. Стремительно и беспрерывно. Не давая Бобу сосредоточиться, разобраться в обстановке. Все видели, что атаки Джэксона весьма рискованны. Но другого выхода у него не было. И ему, наконец, удалось прижать Вурсинга к канатам и войти в ближний бой! Вурсинг делал отчаянные попытки уйти, оторваться от Джэксона. Но тот словно прилип к нему. Вурсинг осыпал Сиднея серией ударов. Это был настоящий град. Его руки мелькали в воздухе, и удары сыпались на Джэксона снизу, сбоку, сверху. От них невозможно было укрыться, но их можно было терпеть. Опустив кулаки на уровень живота, Джэксон наносил по корпусу Вурсинга точные удары. Короткие, быстрые, тяжелые. Бил с поворотом и переносом веса тела с ноги на ногу, вкладывая в каждый удар все свои килограммы, помноженные на скорость. Удары в живот, по корпусу чем сильнее, тем скорее достигают своей главной цели: сбивают дыхание, подрывают боеспособность противника.

В зале творилось невообразимое. Зрители вскакивали с мест, орали, свистели, топали и всеми средствами подбадривали своего земляка, своего любимца. Он отлично, по их мнению, вел ближний бой, его перчатки чаще мелькали в воздухе. Лишь очень немногие, в том числе судьи и тренеры, понимали, что Бобу Вурсингу приходится не легко.

Максуэлл, чуть приоткрыв рот, с восхищением следил за своим учеником. Какая блестящая атака! Ни он сам, ни другие мастера, которых ему приходилось видеть, никогда не показывали подобного.

Вурсинг, вырвавшись из ближнего боя, быстро заработал руками, отстреливаясь своими джебами, спеша уйти в безопасную зону. Он вспотел, и на бледном лице его застыла гримаса. Нет, он уже не улыбался! Боб открытым ртом часто, как рыба, вытащенная из воды, хватал воздух.

Джэксон тоже тяжело дышал. Однако радость успеха окрыляла и вдохновляла его. Сделав несколько глубоких вдохов, он снова ринулся на Вурсинга. Тот пустил в ход свой коронный удар. Но теперь-то Сидней успел заметить его. Вурсингу некогда было маскировать удар. Ему было важно любой ценой удержать Джэксона на расстоянии, не подпустить к себе. И когда стремительно летящий кулак Боба был почти рядом, Джэксон присел, «нырнул» под него. Перчатка прошлась над головой, шаркнув по макушке. В следующее мгновение, пока Вурсинг, промахнувшийся и потерявший равновесие, старался удержаться на ногах, Сидней снова приблизился к противнику вплотную. На этот раз ближний бой был чрезвычайно коротким. Не успел Вурсинг принять оборонительную позицию, как правая перчатка Сиднея, прочертив полукруг снизу вверх, попала в квадратную челюсть Боба.

Взмахнув руками, Вурсинг рухнул к ногам Джэксона.

– В угол! – закричал судья. – В угол!

Повинуясь правилам, Сидней ушел в дальний нейтральный угол.

Судья начал счет:

– Раз… два… три…

Вурсинг лежал на животе. Поперек его спины краснели полосы. «От канатов», – подумал Сидней и отвернулся.

При счете «семь» прозвучал гонг. Кончился пятый раунд. Джэксон, не оглядываясь, пошел в свой угол. Казалось, гонг спас Вурсинга от нокаута…

Секунданты чикагца бросились на ринг, подхватили обмякшее тело своего бойца. Ему совали в нос флакон с нашатырным спиртом, растирали какими-то снадобьями грудь, давали кислород. Несколько массажистов старательно обрабатывали руки и ноги. Но ничто уже не могло восстановить его силы. К концу перерыва он открыл глаза, туманным, ничего не видящим взором тупо посмотрел на окружающих.

Когда секундометрист перевернул песочные часы и ударил деревянным молоточком в медный гонг, возвещая о начале шестого раунда, тренер Вурсинга выбросил на ринг мокрую губку. Это был отказ от продолжения поединка.

Судья на ринге быстро подошел к Сиднею и, стараясь перекричать рев толпы, поднял его руку.

– Ввиду отказа противника победа присуждается Сиднею Джэксону!

Джэксон стоял и виновато улыбался, словно извиняясь за победу. К нему подскочил Максуэлл и сгреб в объятия. Целуя, он кричал в ухо:

– Молодец! Молодец!

Сидней сразу обмяк. Нервное напряжение схлынуло, и он почувствовал страшную усталость. Ноги словно налились свинцом, их никак не оторвешь от пола. С трудом перелез он через канаты. А рингом уже снова завладевали рекламщики. Те, кому еще не удалось выступить, споря друг с другом, стремились перекричать гудящую толпу, привлечь внимание зрителей.