- Если... Хотя здесь не может быть никаких "если".

Все кончено. У меня теперь нет ничего. Я нищая.

- И даже еще хуже, - глумливо произнес Бернард. - Ты в долгу. Час назад по телефону я говорил с Гримшоу.

Дадли исчез, а это значит, что его обязательства переходят к тебе. Гримшоу сказал, что надежды нет абсолютно никакой.

Паула, словно загипнотизированная смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова.

- Итак? - в конце концов выдавила она.

Бернард поднялся и, обойдя вокруг стола, остановился подле нее.

- Итак, - произнес он, глядя на нее сверху вниз, - наше партнерство аннулировано.

Паула отшатнулась, словно он ударил ее:

- Ты имеешь в виду...

- То, что я сказал. И я благодарю за это Господа Бога!

Ты думаешь, я не знаю, что ты думала обо мне все эти месяцы? Тысячу раз я прочел это в твоих глазах, и даже больше - все то, о чем ты сегодня сказала. Это сделало мою жизнь невыносимой. Вот почему я рад, что все кончено, что этому жалкому фарсу пришел конец!

- Тогда - ты свободен?

- От нашего партнерства - да. Твоя доля капитала исчезла, так что фирма теперь принадлежит мне. И моя первая задача - сохранить ее. Несколько мгновений он молча смотрел на жену. - Нет, это не был удар, как ты сказала. Каждое твое действие, каждая твоя мысль были полны молчаливого упрека, ответить на который было невозможно. Я был глуп, но я не был слеп. Ты вынесла свой приговор, не выслушав меня. Тебе не следовало говорить мне, что ты меня никогда не любила; если бы это было так, то ты никогда не сказала бы мне того, что сказала.

Паула медленно подняла глаза, напрасно пытаясь поймать его взгляд. Потом внезапно она сломалась под давлением собственной лжи и, спрятав лицо в ладони, разрыдалась.

- Я не могу отказаться от тебя! Не могу! - простонала она.

И вдруг, словно по мановению волшебной палочки, лицо Бернарда просветлело и засияло от радости.

- Господи боже! Конечно нет! - пылко воскликнул он. - Я не позволю тебе! Разве я не сказал, что теперь фирма принадлежит мне?

Когда десять минут спустя Эванс явился на звонок, он застыл в дверном проеме, созерцая открывшуюся перед ним сцену с нескрываемым смятением. Оба стула - занятые - стояли точно друг напротив друга у дальнего конца стола.

- Эванс, - сказал Бернард, - я хочу задать вам вопрос. Полагаю, вы читали сегодняшние газеты?

- Да, сэр.

- Тогда вы знаете все о нас. Как удачно. Теперь мы должны экономить ваше жалованье, возможно, будет уменьшено. Вопрос такой: вы хотите остаться?

- Нет, сэр, - немедленно ответил Эванс. - Нет, если я должен буду подавать завтрак. Я могу остаться для других дел.

- Эванс!

- Чем я могу помочь, сэр? Посмотрите на это! - Он возмущенно указал на стулья. - Вы знаете, сэр, я всегда старался сохранять чувство собственного достоинства, но смириться с этим я не могу. Даже ради вашего отца...

- Прекрасно, - радостно усмехнулся Бернард. - Что ж, с завтрашнего дня еду нам будет подавать Марта.

Эванс развернулся, чтобы уйти.

- Но, - продолжал Бернард, - это утро вы должны перетерпеть. Принесите обратно поднос с фруктами и еще кофе. Мы хотим отпраздновать!