– Они в курсе ваших работ?

– Конечно.

– А изобретение Сорбье?

– Им известен его принцип. В этой области секретов нет. В тайне держится сама технология работ. Тот или иной метод может обеспечить перевес на какое-то время, ну скажем, на год или на два. Метод Сорбье дает нам временное преимущество.

– А не глупо ли было тогда убивать такого ценного человека, как Сорбье?

– Конечно, глупо. Я не верю в преднамеренное убийство.

– Где он работал, когда проводил опыты?

– Сейчас увидите.

Кассан закрыл последнюю бронированную дверь и повел Марея по коридору, напоминающему корабельный: по правой и левой стороне шли каюты, на потолке – шаровидные плафоны молочного цвета, резиновая дорожка вместо ковра. Они вошли в квадратную комнату, одна из стен которой была стеклянной. Сквозь нее видна была Сена, нагромождение крыш и бескрайнее небо, почти очистившееся от туч, на котором сияла многоцветная дуга радуги, размытая дождем. Марей медленно обошел комнату… Та же аскетическая обстановка, что и там, в кабинете, где умер Сорбье… ящики с бумагами, картотека, голый стол…

– Ему здесь не нравилось, – заметил Кассан.

– Почему?

Кассан кивнул в сторону Парижа, над которым еще нависала пелена дождя.

– Он не любил, чтобы за ним наблюдали!

– Да… Понятно, – сказал Марей.

– И потом, – продолжал Кассан, – здесь его часто отрывали, вот, взгляните!

Он открыл дверь, и Марей, наклонившись вниз, увидел длинный зал, где работало около двадцати инженеров. Кассан тихонько притворил дверь.

– Его ближайшие помощники, – сказал он.

– Значит, его изобретение, – заметил Марей, – это в какой-то мере результат коллективных усилий?

– Разумеется! Времена Эдисона или Бренди миновали.

– Позвольте, может, я скажу глупость… но в таком случае достаточно было похитить кого-нибудь из этих инженеров или подкупить…

Кассан покачал головой.

– Не имеет смысла. Коллективная работа проводится частями. Всей суммой сведений владел только один человек – Сорбье. Цилиндр был плодом его личных изысканий.

Привлеченный пробившимися солнечными лучами, Марей вернулся к окну. Отсюда, сверху, хорошо был виден весь центр: шахматное расположение строений, центральный двор, вход в который перекрывался красно-белым шлагбаумом, как на железнодорожном переезде, застекленная кабина папаши Баллю, крытая толем крыша велосипедного гаража… Взгляд Марея скользил вдоль ограды, опоясывающей территорию завода… Вон там – флигель чертежников, калитка в переулок… в самой глубине – сторожка Леживра… Дальше раскинулся Курбвуа с другими заводами, другой жизнью… И с минуты на минуту смерть могла превратить этот уголок мира в пустыню. Ему, Марею, предстояло помешать разразиться катастрофе. А у него не было ни единой ниточки, он понятия не имел, за что зацепиться, с чего начать. Хотя нет, в бумажнике лежал этот конверт. Такая малость!

Марей вздохнул, прижал к стеклу влажный лоб. «Никто не выходил, – подумал он, – никто не мог выйти…» У него раскалывалась голова при одной мысли об этом. С чего начать?… Результаты вскрытия станут известны только завтра утром. Впрочем, что нового это ему даст?… А если Сорбье покончил с собой?… Быть того не может. Прежде всего, он не стал бы звать на помощь… И потом, нашли бы пистолет…

Кассан курил сигарету, выжидая.

– У Сорбье был пистолет? – спросил Марей, не оборачиваясь.

– Не знаю, – ответил Кассан. – Не думаю. Вообще-то у наших служащих нет оружия.

Это было и без того ясно, черт возьми! К тому же Сорбье не из тех людей, кто убивает себя. Надо отыскать что-то другое. Но что же, что?

– Кто из персонала остается на заводе с двенадцати до двух?

– Подсобные рабочие и кое-кто из служащих, живущих слишком далеко, но они не имеют права передвигаться по территории завода.

– Сколько всего человек?

– В это время года около пятидесяти. В обычное время больше.

– За ними следят?

– Непосредственно за ними – нет. Но за столовой наблюдают.

– А где столовая?

Кассан показал длинное одноэтажное здание в конце двора, в открытые окна которого виднелись ряды столов.

– За завтраком для Сорбье Леживр приходил именно сюда?

– Да. Обратите внимание на расположение дорожек. Они расходятся от двора веером. А на перекрестке – сторожевой пост. Отсюда вам не видно. Его скрывает крыша здания научной документации. Но пройти из столовой к центру, минуя сторожевой пост, нельзя.

– А охранники? Вы в них уверены?

– Это все бывшие полицейские. Их отбирали с величайшей тщательностью.

– Следовало бы поставить пост у калитки в переулок.

– Я знаю. Но повторяю еще раз: центр переживает трудный период реорганизации и модернизации. Существует план, согласно которому этого второго входа вообще не будет. К тому же следует принять во внимание, что в этой части центра нет ни одной важной службы.

Крыши сияли на солнце, поблескивали лужи, сверкали высоковольтные линии. Марей посмотрел на часы: половина четвертого. Кассан протянул пачку сигарет «краван».

– Позвольте предложить вам. – И добавил, поднося зажигалку: – У вас уже есть какая-нибудь версия?

– Никакой, – проворчал Марей. – И верите ли, больше всего меня смущает даже не столько преступление само по себе, а то, что вы мне сейчас показали. В банке, ювелирном магазине, в отеле я чувствовал бы себя в своей стихии. Я знал бы, с какого конца начать расследование. Но вся эта футуристическая обстановка… Вы понимаете, что я хочу сказать… Начинает казаться, будто здесь может случиться все что угодно… Будто можно стать невидимкой или убивать на расстоянии!

– Что же вы собираетесь сейчас делать?

Марей взглянул сверху на коротышку Кассана, слишком элегантного в своем габардиновом костюме.

– Принять ванну, – заявил он.

В половине шестого комиссар Марей вновь встретился с Бельяром в начале улицы Саблон. Увидев на Бельяре темный костюм, Марей с досадой щелкнул пальцами.

– До чего же я глуп, – сказал он. – Ничего не поделаешь, придется пойти туда в таком виде. Бедная Линда не станет на меня сердиться.

Он запер машину и непринужденно взял своего друга под руку. Они шли по тенистому бульвару Морис-Баррес.

– Ну и темное дело!

– Ты не обнаружил ничего нового? – спросил Бельяр.

– Нет.

– Приходи к нам ужинать, Поговорим обо всем спокойно.

– Нет, спасибо. Сегодня вечером не смогу. Слишком много всего надо успеть. Забегу завтра, если будет время. Лучше, если ты ей скажешь… Сам знаешь, я на это не гожусь!.. К тому же вы были довольно близки.

Они остановились у ограды богатой виллы. Сад, гараж. Три этажа. Внушительная тишина.

– Близки – это, пожалуй, сильно сказано, – ответил Бельяр. – С Сорбье трудно было быть в близких отношениях. Просто мы встречались раз в неделю… чаще всего по воскресеньям.

– Все четверо?

– Андре в последнее время со мной не ходила. Не хотела показываться в таком положении. И потом, ты знаешь, какая она дикарка!

Бельяр позвонил, толкнул калитку. На ступеньках у входа он замешкался, повернулся к Марею. Лицо его побледнело.

– Извини, старина… Я не смогу. Для тебя при твоей профессии это совсем другое…

Дверь отворилась, и старая Мариетта пригласила их войти. Она улыбнулась им.

– Мадам сейчас выйдет.

Они очутились в гостиной, уже не решаясь взглянуть друг на друга. Донесся стук высоких каблуков Линды.

– Она будет держаться мужественно, – прошептал Бельяр. – Это женщина незаурядная.

Линда появилась в дверях, протянула им руки.

– Добрый день, Роже. Добрый день, мсье Марей. Какой приятный сюрприз!

Она была высокой, стройной, утонченно элегантной в своем простом белом платье. С косой, уложенной вокруг головы короной, и с поразительно светлыми глазами, она была царственно красива.

– Мадам… – начал Марей.

Он выглядел таким несчастным, что она рассмеялась. Рассмеялась от души, как юная девушка, любящая жизнь, праздники, цветы.