- Молодцы, песчанки, сколько дров для меня заготовили, - пробормотал Егор и, достав спички, принялся разводить огонь. Глядя на синеватое пламя, Егор повеселел. Как хорошо, что в кармане оказались спички! Что бы он делал под открытым небом, если на рассвете даже в скирде продрог?

Но тут, видимо, необходимо пояснение. Как известно, спички давать детям не полагается. А вот у Егора они были, и родители об этом знали. Спички он носил с собой по той простой причине, что в пустыне они всегда нужны. Скажем, остановились в степи - старшие распрягают быка, снимают с телеги поклажу. А Егор тем временем без понукания устанавливает треногу под казан и быстро разводит огонь. Смотришь, через час все согрелись и еда готова. Пошел с удочками на рыбалку - тем более без спичек не обойтись. Нужно ведь рыбу на огне испечь, а как же, если целый день в камышах?

А шалить с огнем - это не в правилах Егора. Разве настоящий промысловик (а Егор считал себя охотником) может позволить себе такое? Огонь дает радость человеку. Но он же несет и беду. В камышах и тугаях от огня гибнут звери и птицы. Все это Егор знал и огонь разводил со всякими предосторожностями. Например, место для костерка выбирал только там, где не было сухой травы, а землю вокруг огня тщательно рыхлил своим ножом. Все делал так, чтобы пламя не переметнулось на камыш или тугай. И уж, конечно, затаптывал угли, когда покидал свой бивак.

...Протяжный звериный рев в ночи, казалось, потряс и барханы. Егор от страха выронил спички, да хорошо, что не в огонь. Испуг, однако, сменился радостью, и Егор проворно вскарабкался на сыпучий бархан. Сначала испугался, потом сообразил, что так громко и устрашающе мог кричать только ишак. Егор не просто обрадовался - он очень обрадовался. Еще бы, в безлюдной пустыне, да вдруг ишаки! Егору случалось кататься на ишаках с Рустемом и Аманом (когда с отцом гостил на джайляу у Кожемурата), и он любил этих сильных и послушных животных. И вовсе не глупых, как это принято считать.

Однако с гребня бархана Егор ничего не увидел. Попробуйте-ка разглядеть впотьмах, что там такое: ишак или куст жузгуна. Огорченный, мальчик вернулся вниз и стал подкладывать в костер саксаул.

Еще было не холодно, еще остывающая пустыня ласкала теплом, но уже хотелось быть поближе к костру. С огнем все же веселее. Да и жару к утру надо побольше накопить, когда зубы от холода застучат. Скирды ведь нет поблизости.

...Ночь. Ни звука. Покой. Только звезды в небе перемигиваются. В мире покой, а на душе смутно и тревожно. Словно мальчик чувствует, что это затишье обманчиво.

И в самом деле, что это?! Слышится протяжный, довольно злобный вой. Егор уставился в темноту, и макушка головы покрылась испариной. На гребне бархана, в жузгуннике мелькают зеленоватые огоньки. Волки?!

Егор с ножом наготове входит в темноту и пристально смотрит на гребень. И вдруг рассмеялся, поняв, что в темноте кромешной не звериные глаза светляками высвечивают. Это ветер, оказывается, раскачивает кустики, и звезды проблескивают в сквозистых ветвях.

"А выть могла и одичавшая, потерявшая своего хозяина собака", успокоил себя Егор и принялся ворошить жар и разгребать горячий песок, которым были присыпаны корни ферулы. Выкатились белые клубни, похожие на веретена. С боков они слегка подрумянились и издавали аппетитный, чуть пряный запах.

Мальчик собрался подкрепиться этими "веретенами", но тут снова послышался злобный звериный вой. Затем последовал глухой топот. С вершины бархана скатились ишаки. Хрипя, они вынырнули из темноты и, как вкопанные, замерли возле огня. Егор протянул руку и погладил мягкую губу ближнего ишака. Заметив, как дрожит ослиная шкура, Егор пожалел ишака, успокоил: "Не бойся волков, пусть они сами боятся. Нас ведь много и у нас огонь..."

Егор посмотрел на солнце, которое, пылая и слепя, выбиралось из-за дальней гряды. Начался день, не предвещающий ничего хорошего. Лучше б тучами небо покрылось и дождь хлынул, лучше б хмарь непроглядная!

Ночью ишаки казались такими ручными, а теперь и на сто шагов не подпускают. Егор идет, и они впереди идут. Егор припустит за ними, ишаки на рысь переходят. Егор пытался подкрадываться, да куда там! Под ногами песок шуршит и былье трещит прошлогоднее. А бродячий ишак - чуткое животное, так и прядет своими длинными ушами, так и прядет. Не ишаки, а прямо дикие куланы!

Вчера как вкопанные стояли возле огня, даже садиться позволяли верхом. И спал Егор вместе с ними возле костра - прижавшись спиной к теплому, урчащему животу вожака. Но чуть засветлело небо, только их и видели. Егор проснулся, они были уже за ближайшей грядой, он их там по следам отыскал.

Впрочем, хотя ишаки и не давались в руки, но и не особенно-то убегали. Удалившись на какое-то расстояние, они спокойно принимались щипать полынь. Только вожак посматривал в сторону мальчика: идет или не идет? Словно поджидал Егора.

Вожак, конечно, мудрил. Наверное, он решил, что маленький человечек приставлен к табунку стеречь его в песках. И он сразу определил, что пастушонок не очень расторопный и ему, старому муюнкумскому ослу, ничего не стоит увести табунок в дальнее межгрядье. Но он этого не делает, мальчик ему все же нравится: смелый, ночует под открытым небом, волков совсем не боится. Словом, вожаку приходится выбирать: без пастушка никак нельзя оставаться в песках, волки могут напасть на глупых ослят и задрать. Но и на зимовку возвращаться не хочется. Там ведь непременно запрягут в тележку или оседлают. И в первую очередь его, вожака. Вот и приходится кружить по барханам одного и того же урочища, водить за нос простодушного пастушка.

Что же касается Егора, то он не ведал хитрости вожака. Он лишь неотступно следовал за животными, старался не терять их из виду.

Егор жадно пьет холодную колодезную воду и никак не может напиться. Чабан Кожемурат смотрит на Егора как на пришельца с другой планеты.

- Опырмай!* Зачем один в пустыню ходишь? - ласково спрашивает он.

- Хотел побывать на Каменных буграх, - Егор перевел дух и снова приложился к ковшику с водой.

- Опырмай! Каменные бугры, сынок, далеко. Это ведь настоящие горы. Их иногда видно, иногда совсем не видно. Даже такой хороший джигит, как твой папа Харитон, на хорошем коне туда только за неделю доскачет... Опырмай! Почему дома ничего не сказал, когда уходил? Твой папа Харитон тебя искал, ко мне приезжал, спрашивал. Он тебя в камышах ищет, а ты вот в пустыню забрался. Дальше Старой зимовки забрался. А там волк живет в скирде. - С этими словами Кожемурат вышел из юрты, чтобы оседлать двух ишаков: одного для себя, а другого для Егора. Мальчику ведь надо поскорее вернуться на хутор, а то родители совсем извелись.

Ишаков своих Кожемурат обнаружил в трех километрах от зимовки, за грядой песчаной. Тут же он увидел и мальчишку - тот стоял на коленях и зачем-то ковырял ножом песок.

ГУСИНЫЕ ПЕРЬЯ

Обмакнув перо в стакан с жидкостью, похожей на красные чернила, Егор продолжил:

На сто километров камыш раскинулся раздольно,

То здесь, то там как затрещит - бежит кабан привольно,

Вдруг элик глухо закричал на островке-малютке...

Егор удивился. Ловко получается! Никогда ничего подобного не писал. Заметки в газету сочинял, а стихи - нет.

Егор посмотрел из окна. Но там мало интересного - песок, камыш, вода. Дикие кабаны и элики* в зарослях шастают, на глаза они возле хутора не показываются... Тут Егор вспомнил черногорбых сазанов в ямах Карагил-узека, вздохнул. Сиди как привязанный. Работы по дому вроде бы и немного, а никуда не уйдешь.

В Гуляевке, где он теперь учился в школе, ему и в голову не приходило, что засядет за книгу. Думал только об одном - о рыбалке. Ученье на ум не шло, вычислял, сколько до каникул осталось. И вот он на Карагильском урочище (родители насовсем сюда переехали с Кукуя три года назад), а ему скучнее, чем на уроках пения.

Карагил-узек рядом, рукой подать, за камышами, потемневшими от зноя. Но рыбалка пока что не выходит. Неделя ушла только на то, чтобы удочки наладить. Искал подходящие удилища в тальнике - не слишком толстые, гибкие, но чтобы и не ломались. Сучил из суровой нитки леску, натирал ее как следует варом, плющил свинец для грузил. Три удочки снарядил: одну себе, другую - Любке, а третью - про запас, на всякий случай. А потом Любку Крапивину поджидал. Обещал без нее не начинать рыбалку. Любка тоже учится в Гуляевке. Только она живет у тети на Кумбеле, на том краю, где песок огороды засыпает, а он - у бабушки, совсем на другом краю, в Гребенчуках.