Высокая липовая аллея вела к площади, где было уже полно народу. Плотно сбились телеги, раздавалось лошадиное ржание, крик уток и кудахтанье кур, но весь этот шум покрывался ужасающим, пронзительным визгом свиней. Как раз туда, за площадь, где возле рельсов узкоколейки шла торговля свиньями, и подъехал Стефек с Семенюками. Здесь все шло точно, как часовой механизм. Свиней снимали с подвод, загоняли в стоящую на весах сколоченную из досок «каютку», весовщик писал квитанцию, мужик с квитанцией отправлялся к кассиру, который сидел в своей будке тут же, рабочие грузили свиней в открытый вагон. Никто не торговался, цена устанавливалась заранее.
— По порядку, по порядку!
— Один за другим подъезжайте.
— Куда вы пихаетесь?
— До вечера все успеют!
— У меня две свиньи.
— Ну и что с того? Одна или две, все равно надо очереди дожидаться.
— Почем дают?
— По пятьдесят грошей за кило.
— По пятьдесят? Постойте, сколько же это выйдет за пуд?
— За пуд? А вот сосчитайте…
— По пятьдесят. А помните, бывало, по восемьдесят платили?
— Что по восемьдесят, давали и по злотому!
— Все подешевело.
— Только не то, что приходится покупать.
— Конечно, нет…
— О, глядите, какую здоровенную свинью волокут!
— Пудов на пятнадцать будет, а то и больше.
— А у вас большая?
— Да разве я знаю? Не взвешивал. Пудов пять или шесть будет…
— И так порядочно денег получите.
— Уж там ждут с податями, не беспокойтесь.
— Ой, так, так!
— Медленно что-то двигаются.
— Понятно, пока свешают, пока квитанцию напишут, пока что…
— А тут жара, не приведи бог!
Действительно, солнце палило, словно в июле. Высоко над кронами лип кружились черные грачи, плавая в воздухе над башенкой костела, резкими линиями рисующейся на небе. По обе стороны улочки пестрели лотки с галантереей, с леденцами и конфетами, вокруг них теснились женщины и дети. Вдруг из какой-то корзинки вырвалась курица и с испуганным кудахтаньем побежала между двумя рядами торговок. Дети ринулись в погоню.
— Лови, лови!
— Заходи с той стороны!
— Пролезай под телегой!
— Караул, все горшки побьет!
Курица отчаянно кудахтала, целый фонтан перьев взвился в воздух. Наконец, запыхавшийся мальчонка схватил ее и, красный, потный, торжественно вручил владелице.
— Ишь ведь, и крылья связаны, а ухитрилась выскочить.
— Хоть теперь-то за ней смотрите, а то она еще у вас улетит с грачами.
— Худая, как грач, так, может, и улетит.
Кто-то засмеялся. На свином базаре скрипели возы, постукивали весы, мужики медленно отходили от кассы, тщательно складывая полученные деньги и пряча их за пазуху, под порыжевшие пиджаки.
Подвода Семенюков добралась к весам лишь около полудня, когда кое-кто уже гнал лошадей обратно из местечка, по направлению к деревням, затерявшимся среди сети вод, среди путаницы речных рукавов.
Семенюк стал при помощи Стефека сгружать свинью, когда их внимание привлек оживленный разговор у весов.
— Как же это так, семь пудов, ровно семь пудов? Я взвешивал кабана сегодня утром, прежде чем из дому выехать! Семь с половиной пудов было, чтоб мне с этого места не сойти!
— Не знаю, на каких ты весах взвешивал! Ну, следующий!
Высокий стройный крестьянин в пиджаке из домодельного серого сукна подскочил к весовщику.
— Говорю вам, семь с половиной пудов было! Как же это вы взвешиваете?
— Не разевай пасть! Получил квитанцию на семь пудов, как полагается, и уходи!
— Я не возьму квитанцию. Перевешивайте еще раз!
От возов медленно приближались мужики. Умолкли бабьи разговоры. У весов стало тесно. Толстый мясник, который по поручению кооператива покупал свиней, покраснел, как свекла.
— Не толпиться! Что тут за скандалы?
— Перевесить еще раз!
— Вон! — рявкнул разъяренный субъект у весов. — Видали хама? Второй раз ему взвешивай! Что ты понимаешь в весах, подписаться крестиком — вот и вся твоя ученость.
— Перевесить еще раз!
Толпа сбивалась все плотнее. Подошли молодые парни, которые до этого болтали у лотков с девушками. Со всего базара люди сходились к весам, откуда доносились все более возбужденные голоса.
— Забирай свою свинью, нам ее не нужно! Смотрите, какой умный!
Крестьянин положил руку на край каютки, в которой беспомощно повизгивала его свинья.
— А я не заберу. Перевешивайте еще раз, а вы, люди, смотрите, хорошенько смотрите! Я-то видел, как вы взвешиваете, я давно присматриваюсь. Мне еще в прошлую ярмарку сдавалось, что тут что-то неладно, я нарочно взвесил свинью!
— Да как ты смеешь, хам! Вот я полицейского позову! — крикнул представитель кооператива.
— Сам знаю, что я мужик и что вы барин, знаю, а что вы неправильно взвешиваете, тоже моя правда! Эй, ребята, сбегайте-ка который-нибудь за полицией!
Толпа всколыхнулась.
— Да я тебя арестую, вот посидишь в тюрьме, так узнаешь, что значит клеветать на человека!
— Так чего ж не посылаете за полицией? Я-то не боюсь, я хорошо видел, что делается!
Мясник незаметно придвинулся к весам и попытался столкнуть гирю.
— Не трогать! Не трогать, пока полиция не придет!
Теперь, наконец, мужики сообразили, в чем дело.
— Так они и мою свинью так взвешивали!
— Воры!
— Жулики!
— На наш кровавый пот, на наши деньги он себе вон какой дом в городе построил!
— На фальшивых весах зарабатывает! А кооператив, тьфу, вместе с ним обкрадывает мужиков!
— Правильно говорили, что этого кооператора выгнали откуда-то в Польше, так он к нам приехал кооператив налаживать.
— Наладил!
— Эй, ребята! Что тут разговаривать, дайте им по шее, одному и другому!
— Расхочется им на нашем горе животы отращивать!
— Да что вы разговариваете! Айда на них!
Первые, как всегда, с визгом кинулись бабы. Мясник поспешно отскочил за весы, кооператор сунул руку в карман, словно хотел вытащить револьвер.
— Го-го-го! — зашумела толпа. — А ну-ка, вынимай, вынимай пушку, ужо мы тебе покажем!
— Стой, стой!
Рябой сержант полиции с двумя постовыми бегом бежал по площади. Мужики заколебались.
— Что здесь происходит?
— Господин комендант! Господин комендант! — отчаянно кричал из вагона осажденный бабами мясник.
— Обкрадывают, живьем грабят мужика!
— Фальшивый вес!
Голоса слились в невероятный, дикий шум и гомон. Полицейские вошли в расступающуюся толпу. Кое-кто из мужиков неуверенно оглядывался, стараясь незаметно выскользнуть из плотного круга. Еще неизвестно было, как повернется дело.
— Молчать! Что случилось?
Крестьянин в сером пиджаке выступил вперед.
— Обвешивают. Всякий раз кладут на новую тару, на каютку, а каютка ведь та же самая!
— Лжешь! — крикнул сверху, с весов, представитель кооператива, но странно тонким голосом.
Комендант сурово всмотрелся в него.
— Тише! Вы потом ответите!
Кашовский съежился и побледнел.
— Ты откуда? Как твоя фамилия?
— Из Берез. Тымонюк Васыль.
— Ну, так в чем же дело?
— Да вот взвесил я сегодня утром свинью, у нас в лавке есть весы. Семь с половиной пудов потянула. Взял я свинью на воз, а я уж давно, еще когда в Синицы гоняли свиней, думал, что тут что-то неладно. Так что сегодня я к весам не торопился. А стою и гляжу. Сперва они взвесили каютку, положили на весы гири, чтоб уравновесить, а потом свинью в каютку и взвешивают. И как новую свинью подведут, он прибавит гирьку, на каютку, говорит. Как же на каютку, когда каютку они взвесили в самом начале, еще раньше, чем начали взвешивать свиней? Я думаю, подожду немного, когда дело до моей свиньи дойдет, все обозначится. Может, он и правильно взвешивает, а только так кладет. Ну, только моя свинья семь с половиной пудов весила, а он говорит семь, да еще без двух кило. Ну, скажем, два кило она могла и за дорогу потерять, а полпуда куда девались?
— Господин Кашовский, что это за история?