Наступило продолжительное молчание. Стояла непроглядная ночь. Ветер печально завывал в гуще деревьев, будоража слух какими-то неведомыми звуками.

Наконец дон Торрибио заговорил глухим голосом:

— Вы даете мне сутки, а я у вас прошу вдвое больше, чтобы обдумать свое решение. Я хочу предпринять еще одну попытку объясниться с той, на которой я хочу жениться. Вы видите, я совершенно откровенен с вами.

— Хорошо, — согласился Тигровая Кошка. — Ваше участие будет более деятельным, а воля тверже, когда рухнет ваша последняя надежда. Я со своей стороны тоже приму кое-какие меры.

— Благодарю. Где я смогу вас найти, чтобы сообщить о своем решении?

— Я буду вас ждать у дель-Фрейле.

— Хорошо. Дай Бог, — прибавил дон Торрибио с вздохом, — чтобы роковая судьба оказалась ко мне милосердной.

Тигровая Кошка усмехнулся, пожав плечами, и, не говоря ни слова, умчался прочь.

Мы рассказали выше об инциденте в лагере Тигровой Кошки во время его отсутствия.

Действия колдуна в ту ночь, когда Тигровая Кошка покинул лагерь и отправился с Каменным Сердцем, не имели успеха, на который тот рассчитывал. Неожиданного возвращения Тигровой Кошки было достаточно, чтобы восстановился порядок среди апачей, беспрекословно ему повиновавшихся на протяжении долгих лет. Тигровой Кошке не нужно было самолично учинять расправу над колдуном, эту заботу взял на себя Гриф, и казнь отступника возымела прекрасное действие на диких и суровых индейцев, признававших только грубую силу.

Однако Тигровая Кошка хотел оправдать преданность краснокожих, и хотя еще не были закончены все приготовления и дело осложнялось отказом Каменного Сердца действовать с ними заодно, он решил немедленно предпринять задуманную им акцию, даже рискуя неудачей. Вот почему он задумал для этой цели использовать дона Торрибио, высокое положение которого было для него чрезвычайно выгодно. Он собрал всех индейцев, которые только были способны носить оружие, перешел реку дель-Норте и повел свои хищные полчища на Сан-Лукас, сметая, подобно урагану, все на своем пути. После них оставалась выжженная пустыня.

Дон Торрибио Квирога первый узнал о вторжении индейцев в старый президио. Известие это вызвало в нем двойственное чувство: печали и радости. Он понимал, что своими стремительными действиями Тигровая Кошка хотел доказать ему приверженность их договоренности.

Дон Торрибио, пребывавший во власти противоречивых чувств, решил наконец положить конец сомнениям и со всей определенностью выяснить отношение к нему со стороны донны Гермосы. В девять часов утра он сел на лошадь и, невзирая на опасность, незаметно покинул Сан-Лукас, и во весь опор помчался в асиенду дель-Кормильо.

Вскоре ему все чаще и чаще стали преграждать путь горы трупов. Но дон Торрибио был слишком одержим желанием как можно скорее попасть в Кормильо, чтобы придавать значение этому зловещему зрелищу.

Он равнодушно взирал на трупы и ускорял бег лошади. Как ни странно, асиенда была цела и невредима, индейцы почему-то не тронули ее. Однако дон Торрибио заметил, что ворота и окна были наглухо закрыты, вход в асиенду забаррикадирован, а над стенами, поблескивая на солнце, торчали многочисленные штыки винтовок.

Часовые, поставленные у главного входа, пропустили дона Торрибио, предварительно осведомившись, кто он и с какой целью пожаловал.

Доложив хозяину о визитере, пеон проводил его в гостиную. Там находились трое: дон Педро де Луна, донна Мануэла и дон Эстебан, бледный, со следами ранений, лежавший на кушетке. Мать его сидела рядом, оберегая его покой с той нежной заботливостью, которая присуща только матерям.

Дон Торрибио сделал несколько шагов, обескураженный тем, что его появление словно бы осталось незамеченным.

Наконец дон Педро поднял глаза и, устремив на него холодный взгляд, сказал:

— А! Это вы? По какому это случаю явились вы сюда сегодня?

— Если бы не было других причин, — ответил молодой человек, смущенный столь нелюбезным приемом, — в любом случае добрые чувства к вашему семейству заставили бы меня прискакать сюда в нынешней ситуации.

— Благодарю вас за проявление сочувствия, — продолжал дон Педро так же холодно, — но вы должны были догадаться, что мы надежно защищены стенами Кормильо и не подвергаемся риску быть убитым на дороге, как это чуть было не случилось с бедным Эстебаном.

— На него напали? — живо поинтересовался дон Торрибио.

— Да, — сухо ответил дон Педро, — на него и на другого человека, которому не посчастливилось и, вероятно, теперь он уже мертв. Разве вы этого не знали?

— Я! — искренне удивился дон Торрибио. — Откуда же мне было это знать?

— Извините, я так взволнован случившимся, что сам не знаю, что говорю.

Молодой человек поклонился и продолжал:

— Разве я не буду иметь счастья засвидетельствовать уважение моей очаровательной кузине?

— Вы ее извините, она ушла в свою комнату. Бедняжка так расстроена ужасными событиями, обрушившимися на нас, что не может видеть никого, даже вас.

— Мне тем более это неприятно, что я желал бы иметь с нею разговор об одном очень важном предмете.

— Тем хуже, тем хуже! Согласитесь, что вы неудачно выбрали время для разговора о делах, когда индейцы опустошают поля и сжигают жилища.

— Да, ваше замечание справедливо. К сожалению, я поставлен в такие странные обстоятельства, что если вы позволите мне настаивать…

— Это бесполезно, дон Торрибио, — прервал его дон Педро еще более холодным тоном. — Я имел честь вам сказать, что дочь моя не может иметь удовольствия видеться с вами.

— Извините, в таком случае, мой несвоевременный визит. Может быть, в другой раз я окажусь более удачливым.

— Хорошо, в другой раз, когда мы избавимся от этих проклятых язычников и нам не будет грозить смерть.

— А теперь, — продолжал молодой человек с плохо скрываемой досадой, — поскольку вероятно по рассеянности вы не предложили мне сесть, мне остается только пожелать вам благополучия и откланяться.

Дон Педро сделал вид, что не заметил неудовольствия и раздражения молодого человека.

— Прощайте, дон Торрибио, благополучного пути. Будьте особенно осторожны, дороги кишат разбойниками. Я был бы в отчаянии, если бы с вами, не дай Бог, случилось несчастье.