Еще студенткой Ванда Василевская начала выступать в рабочих кружках, на митингах и собраниях. Она оказалась оратором пламенным, убежденным и убеждающим. Без нее не обходились в Кракове ни одно революционное выступление рабочих или интеллигенции, ни одна кампания протеста. Одновременно с агитационной деятельностью Василевская вела большую организационную работу. Она налаживала связь с рабочими, заключенными в тюрьмы, собирала средства на поддержку забастовок, устраивала столовые, где получали питание дети забастовщиков. Постоянно бывая на квартирах рабочих, стоя в бесконечных очередях к тюрьмам, чтобы получить свидание или что-нибудь переслать товарищам, Ванда Василевская окунулась не только в повседневную жизнь, но, главное, в политическую и экономическую борьбу рабочего класса.

В гимназические годы Ванда Василевская писала лирические стихи. Она снова взялась за перо, когда это понадобилось для политической цели.

Однажды муж Ванды, Мариан Богатко, рабочий-каменщик, один из наиболее передовых деятелей рабочего Кракова[4], не смог найти в книгах ничего подходящего для художественной части первомайского вечера. В течение нескольких дней Ванда Львовна очень удачно сочинила текст для всей программы.

Этот случай заставил Василевскую вспомнить о своих литературных способностях. Как-то, возвратясь из очереди у тюремных ворот, она попробовала описать то, что видела. Ее рассказ был напечатан в варшавской газете (1933). За ним последовали другие. Материалом служили впечатления, взятые из жизни городской бедноты. Рассказ об ужасных условиях жизни в ночлежном доме («Гостиница „Под вошью“») вызвал шум в левой печати и скандал в городском самоуправлении; условия в ночлежке были улучшены. И Ванда Василевская убедилась, что литература может быть хорошим средством для того, чтобы разоблачать несправедливость буржуазного строя.

С этих пор Василевская уже не бросала пера. Она писала о нравах в конторе по найму прислуги, об ухищрениях, к которым прибегают крупные хозяева-промышленники и торговцы, а также мелкие хозяйчики, эксплуатируя рабочих. На материале этих полурепортерских рассказов и очерков возникла впоследствии первая книга Ванды Василевской «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации.

«Облик дня» долго пролежал у издателя, не решавшегося выпустить книгу. Затем, когда она была напечатана, ее конфисковала цензура, и снова прошло много месяцев, прежде чем испещренная белыми пятнами вырезанных цензором мест повесть Василевской — в 1934 году — появилась перед читателем.

«Облик дня» наделал еще больше шума, чем рассказы Василевской. Книгой зачитывались в рабочих библиотеках. На нее яростно накинулась реакционная печать.

Литературный талант Василевской всегда был для нее средством выражения глубокой ненависти к рабству, которое несет с собой капитализм, ко всему, что мешает жить трудящемуся человечеству. О каждом жизненном факте Василевская рассказывает с правдивостью неподкупного свидетеля и страстью агитатора. В ее произведениях отражены все стороны жизни трудящихся, они воспроизводят картины общественной жизни конкретно, в непосредственно изображаемых образах. Горькая правда этих картин возбуждала в читателе из трудящихся классов горячий протест, стремление доискаться до истинных причин народного бедствия.

Польских читателей первой книги Василевской поразило не только яркое революционное содержание книги, но и ее резкое отличие от общего направления тогдашней польской литературы. Искусственно оторванные, отгороженные от русской литературы, демократические традиции которой положительно сказывались в Польше до первой мировой войны, многие польские писатели подчинились влиянию декадентской литературы Запада, рабски копировали любую реакционную «заграничную новинку» и все дальше уходили от реализма и народности польских классиков. Именно поэтому произведения Василевской — реалистические, полные глубокой веры в человека и его созидательные возможности — были настоящим откровением.

Книга молодой писательницы вызвала бурю в польской прессе. Из множества газет, выходящих в Польше, не было ни одной, которая не откликнулась бы на это произведение. Более умные из числа реакционеров пытались затушевать смысл книги разговорами о «романтических преувеличениях», свойственных молодости; другие, более яростные и менее хитрые, разглядев в Василевской своего непримиримого врага, прямо взывали к властям, требуя запрета и наказания. Демократическая пресса, подтверждая свою оценку реальными фактами, доказывала, что Ванда Василевская отражает жизнь капиталистической Польши глубоко и правдиво.

Полемика по самым важным вопросам польской действительности, возникшая между реакционной и демократической прессой, является одним из лучших доказательств того, каким взрывчатым материалом была книга. Не удивительно, что она завоевала любовь польских рабочих.

По книге В. Василевской название «Облик дня» получил революционный польский журнал, выходивший в 1935–1936 годах. Официально этот журнал считался «литературно-общественным еженедельником» без определенного политического направления, фактически же это был орган международной организации помощи борцам революции (МОПР). Он занимался главным образом положением политических заключенных в польских тюрьмах. Сотрудниками журнала были выдающиеся деятели Польши и других стран, Ромен Роллан в том числе.

Не случайно такой журнал был назван «Облик дня». Эта повесть — крупнейший из актов революционной борьбы, совершенный Вандой Василевской в первый период ее общественной деятельности.

Пока создавалась книга «Облик дня», пока она проходила по цензурным мытарствам, Ванда Василевская продолжала углублять свое знание действительности. И все больше в ней росло стремление отдать все свои силы тому движению, которое ставит себе цель — изменить революционным путем существующий строй.

В 1927 году Василевская окончила филологический факультет, а в 1928 году, после годичной практики в школе, сдала экзамен на звание педагога. С тех пор Василевская учительствовала. Несколько лет она скиталась с места на место: отовсюду ее увольняли за свободолюбие, за то, что она не мирилась с мертвящим духом буржуазной школы, прививала своим ученикам смелость мысли и сознание человеческого достоинства.

После шестинедельной забастовки краковских каменщиков, увенчавшейся победой, весь город знал Ванду Василевскую и по фамилии и в лицо как активную участницу «беспорядков». Работа в какой бы то ни было школе сделалась окончательно невозможной. Василевской пришлось стать в бесконечную очередь безработных у окошечка табачной фабрики. Но и здесь наниматель, едва взглянув на ее лицо, холодно сказал: «Нам нужны рабочие, а не агитаторы».

Мариан Богатко, вожак многих стачек и демонстраций, тоже нигде не мог устроиться на работу. Им пришлось покинуть Краков и ехать куда-нибудь, где их революционная деятельность еще не была так хорошо известна властям и предпринимателям.

Осенью 1934 года Василевская с мужем и маленькой дочерью уехала в Варшаву. Здесь она получила работу в профессиональном союзе польских учителей.

Сперва Василевская работала корректором в «Пломыке» («Огоньке»), еженедельном детском журнале, издаваемом союзом, затем стала одним из редакторов. Этот журнал распространялся в большем тираже, чем все другие издания того времени. Он считался школьным учебным пособием, нередко заменял учебники, которых выпускали слишком мало и продавали по слишком дорогой цене. Таким образом, «Пломык» проникал даже в самые отдаленные углы Польши, а в деревне часто служил единственным чтением.

В условиях жесткой польской цензуры, в условиях все большей урезки и без того скудных конституционных прав, в условиях проводимой сверху фашизации профсоюзов «Пломык» был асе же одним из очагов сопротивления правительственной реакции и лживой пропаганде буржуазной печати.