— Но позвольте заметить вам, капитан, что вы поступаете вопреки вашим интересам, коли не торопитесь.

— Я тут кое о чем поразмыслил, ваше превосходительство, — сказал капитан, не отвечая на замечание губернатора.

— О чем же, капитан?

— С тех пор как мы здесь, вы занимались другими и вовсе не думали о себе.

— Не в этом ли заключается моя обязанность?

— Я вас не осуждаю, наоборот…

— Ну так что же?

— Мне кажется, что теперь настал ваш черед, для этого я и остался. Вы приказали ретироваться к Гибралтару, а это значит, что у вас имеются весьма серьезные причины.

— Действительно, очень серьезные, капитан.

— Но вы же не можете позволить врагам бесславно убить себя здесь вместе с горсткой людей; кроме того, у вас есть питомица, о которой вы обязаны позаботиться.

— Моя питомица поплывет в Гибралтар на вашем корабле.

— Одна?

— С вами.

Капитан покачал головою.

— Нет, — сказал он.

— Как! Вы мне отказываете?! — вскричал губернатор с удивлением.

— Не я, а она откажется, ваше превосходительство.

— О-о! Что это вы мне говорите, капитан!

— Спросите ее об этом сами — и вы увидите; только помните, что все корабли уйдут нынче ночью в Гибралтар, останется один мой; я поклялся не оставлять вас здесь.

Губернатор с минуту размышлял, потом протянул капитану руку, говоря с некоторым волнением в голосе:

— Хорошо, капитан, я согласен, но предупреждаю вас, что я оставлю свой пост последним, да и то лишь тогда, когда мне ничего больше не останется делать.

— Именно это я и имел в виду.

— Пойдемте к моей питомице.

Они вышли из кабильдо и быстрым шагом направились к дому губернатора.

Вид города за два часа совершенно изменился: улицы наводняли толпы обывателей, но уже не слышно было ни смеха, ни пения, не было видно веселых лиц. В воздухе раздавались горестные восклицания, сдавленные рыдания, вокруг виднелись бледные и испуганные лица — словом, повсюду царили ужас и отчаяние.

По приказанию губернатора началась эвакуация. Жители бросали дома, прихватывая все самое ценное из своего имущества; за ними следовали испуганные жены и дети. Это зрелище леденило сердце.

Дурные известия распространяются с непостижимой быстротой; донья Хуана уже знала обо всем. Когда дон Фернандо вошел к ней в комнату, он нашел ее лежащей на подушках, бледную, но холодную и решительную. Нья Чиала, сидя в углу комнаты, плакала, закрыв лицо руками. Дон Фернандо с одного взгляда понял, в чем дело.

— Хуана, милое мое дитя, я вижу, что вы уже знаете об опасности, угрожающей нам.

— Знаю, — ответила она печально.

— Вы знаете, что мы вынуждены отступить перед силами, гораздо значительнее наших, и очистить город?

— Знаю.

— Я пришел за вами, уложите же все наиболее дорогие ваши вещи.

— Мы едем! — вскричала донья Хуана, с живостью вставая.

— Да, милое дитя, вы едете, а я должен остаться здесь еще

на некоторое время; ведь мне нужно позаботиться о спасении несчастных жителей нашего города. Она упала на подушки.

— Хорошо, — сказала она, — я подожду.

— Подождете?

— Неужели вы можете оскорбить меня предположением, будто я соглашусь уехать, бросив вас здесь?

— Будьте рассудительны, Хуана, дитя мое, опасность ужасна. Вы знаете, как я вас люблю; я буду спокоен только когда узнаю, что вы в безопасности. Капитан ждет вас, пойдемте.

— Я благодарна капитану, но уеду только вместе с вами. О! Не качайте головой, я так решила! Если вы меня любите, то и я вас люблю. Для меня, бедного брошенного ребенка, без родных и без друзей, вы один составляете всю мою семью. Не настаивайте же, умоляю вас, это бесполезно, я умру или спасусь вместе с вами.

— Прошу вас, Хуана, перемените это намерение, которое приводит меня в отчаяние, согласитесь уехать.

— С вами — да, без вас — нет. Я ваша дочь, если не по крови, то по сердцу; обязанность дочери оставаться, что бы ни случилось, возле своего отца, и я останусь.

Напрасно дон Фернандо настаивал, донья Хуана оставалась тверда и непоколебима. В конце концов он был вынужден уступить ее желанию. Тогда молодая девушка с радостью вскочила и бросилась к нему на шею, заливаясь слезами и от души благодаря его.

— Вы помните мои утренние предчувствия, — сказала она с печальной и кроткой улыбкой. — Вы все еще думаете, что я сумасбродна?

— Нет, — ответил он, — это я был слеп; вас предостерегал сам Господь.

На другой день на рассвете город был пуст. По улицам и площадям бродили только люди, которые сочли бесполезным выезжать из города: они были слишком бедны для того, чтобы опасаться флибустьеров.

Дон Фернандо оставался в доме, перед которым поставил Пятьдесят солдат, взятых им из восьмисот, составлявших гарнизон.

Донья Хуана и нья Чиала поместились на «Тринидаде». Капитан поклялся девушке, что не отчалит без дона Фернандо. Для спасения жителей города были приняты все меры предосторожности. Губернатор, успокоившись на их счет, спокойно ожидал появления авантюристов.

Монбар, согласовав с Морганом последние детали предстоящей операции, простился с ним и проводил его до шлюпки. Обернувшись, он очутился лицом к лицу с Франкером. — Ах! — сказал он. — Я забыл о донне Кларе. — Простите, адмирал, — почтительно ответил молодой человек, — я хотел бы обратиться к вам с просьбой.

— Говорите, друг мой, — тотчас откликнулся Монбар, — и если это зависит от меня…

— Это зависит только от вас, адмирал.

— Если так, все будет исполнено, только скажите мне, чего вы желаете.

— Адмирал, вы меня назначили вашим капитаном, так?

— Да, но я сделал это на время, пока у меня есть возможность поручить вам командование над кораблем.

— Извините меня, адмирал, но я предпочитаю остаться у вас.

Монбар бросил на него проницательный взгляд.

— У вас есть для этого причины? — спросил он.

— Причина одна — оставаться возле вас, пока нам грозит опасность, адмирал, и надежда быть вам полезным во время сражения.

Лицо молодого человека дышало такой честностью, пока он произносил эти простые слова, что Монбар растрогался.

— Хорошо, — сказал Монбар, протянув ему руку, — отправляйтесь на «Тигр», скажите вашему лейтенанту, что вы уступаете ему командование над кораблем, и возвращайтесь сюда; ваше место еще не занято.

— О, благодарю, адмирал! — вскричал Франкер в порыве благодарности.

— Кстати, — продолжал Монбар, — захватите с собой чемоданы и сундуки донны Клары; она также останется на фрегате. Наши товарищи не всегда бывают любезны, и я не настолько доверяю Александру Железной Руке, который заменит вас, чтобы оставить ее на его корабле.

Он дружески кивнул напоследок молодому человеку и вошел в свою каюту, где его ожидала донна Клара.

— Извините меня, пожалуйста, — сказал он, — если я заставил вас долго ждать; клянусь вам, это зависело не от меня.

Взяв стул, он сел напротив нее.

— Я знаю, да и спешить мне некуда.

— Тем более, — продолжал Монбар, — что вы больше не вернетесь на «Тигр». Франкер оставил начальство над «Тигром» и опять занял пост, который прежде занимал на моем судне. Мне казалось, что вам будет удобнее остаться со мной, чем вернуться на корабль, где, никого не зная, вы были бы совершенно одиноки.

— Благодарю вас за ваши слова, — ответила она с волнением.

— Это совершенная безделица и не стоит благодарности. Теперь, если каюта для вас удобна, прошу вас с этой минуты считать ее своей; ваш доверенный слуга Бирбомоно поместится в двух шагах от вас, так что он будет под рукой, когда вам понадобится.

— Вы осыпаете меня милостями…

— Нет, я просто исполняю свою обязанность. Но оставим это. Будьте так добры, сообщите мне, что у вас за дело ко мне и чем я могу быть вам полезен.

— Я испанка, вы это знаете, — ответила она дрожащим голосом, — вы ведете войну с моими соотечественниками. Я хотела вас просить не быть к ним безжалостным.