И оставив попытки обрести несуществующее, он обнаружил внутри себя то, что искал всегда. И это было… хорошо.

Хорошо чувствовать себя целым.

Хорошо предложить себя открыто и без страха женщине, которую он любил всем своим существом.

Кор нахмурился. Боги, разве способен он оставить Лейлу? Но такова судьба, и как бы он не изменился в лучшую сторону, на какую бы благостную тропу ни ступил… невозможно стереть прошлое или деяния, за которые он должен заплатить. Ничто не исправит этого.

На самом деле, он всегда будет недостоин ее. Он бы уехал по своей воле, даже без вынужденной депортации.

И сейчас они должны сделать отведенные им мгновения значимыми.

На всю жизнь.

Следующим вечером, когда ночь опустилась на Колдвелл, Блэй попытался выбраться на заднее крыльцо, чтобы сделать первую затяжку после пробуждения. Начало было идеальным: кружка «ЙЕТИ» с кофе «Данкин Донатс», купленного он-лайн и сваренного его мамэн, и пачка «Данхиллс»… которую он уже распределил, ведь осталось всего шесть штук. На нем также была парка из «Патагонии» с таким количеством пуха, сколько не наберется во всех подушках в родительском доме.

Да, план был хороший. Кофеин и никотин жизненно необходимы, если за день проспал не больше пятнадцати минут и не хочешь бросаться на окружающих.

В чем проблема? Когда он попытался открыть дверь, пришлось навалиться плечом на панель.

А потом ему в лицо устремился шквал снега.

Отшатнувшись, он выругался и закрыл дверь.

– Срань Господня, это ад какой-то…

Из кухни донесся громкий шум, от чего-то вроде сковородки из нержавеющей стали или, может, противня, по крайней мере, судя по звону цимбал^[79].

– Мам?

Забыв про никотиновый допинг, Блэй бросился в кухню…

… и обнаружил мамэн на полу перед плитой, ее лодыжка была изогнута под неестественным углом, ореховый рулет, который она собиралась поставить в духовку был на плитке, а форма, в которой он лежал, – в трех футах от нее.

Избавившись от кофе и пачки сигарет, Блэй бросился к маме, опустившись на колени рядом с ней.

– Мамэн? Ты ударилась головой? Что произошло?

Лирик села, морщась, опершись руками на локти.

– Я просто хотела поставить рулет в духовку до того, как твой отец спустится на Первую Трапезу.

– Как голова, ты не ударилась? – Блэй смахнул ее волосы в сторону, молясь о том, чтобы не обнаружить там кровь. – Сколько пальцев ты видишь?

Она отмахнулась от его руки.

– Блэй, я в порядке. Ради всего святого, не ударялась я головой.

Он сел на пятки. Женщина была в ее привычных мом-джинсах, вишневом свитере и белой водолазке, и в таком наряде она выглядела как нечто среднее между женой Санты и Миссис Тейлор из «Большого ремонта»^[80]. И, казалось, она была в порядке, взгляд – осознанный, цвет лица – здоровый, и ей скорее было стыдно, чем больно.

– Блэй, я просто поскользнулась на коврике. Я в порядке.

– Хорошо, ведь в таком случае я могу покричать на тебя. Где, черт возьми, твой гипс?! Почему не на твоей ноге?

Его мамэн сразу же изобразила головокружение, захлопала ресницами и раскинула руки так, будто ничего не видела.

– Это десять пальцев? Или двенадцать?

Он выразительно посмотрел на нее, и Лирик скривилась от смущения.

– В сапожке так неудобно, а здесь очень тесно. Я собиралась надеть его сразу же, как приготовлю яйца.

– Ты поскользнулась… или дело в лодыжке?

Когда она не ответила, Блэй понял, что виновата лодыжка. Он попытался прикоснуться всего лишь к тапочку на ее ноге, а Лирик зашипела и побледнела до цвета простыни.

– Все нормально, – сказала она напряженно.

Блэй сосредоточился на ее поджатых губах и дрожи в руках.

– Думаю, ты повторно вывихнула лодыжку. Может, даже сломала что-то, не знаю.

– Все будет нормально.

– Знаешь, я жутко не люблю эти три слова. Куин постоянно их повторяет, когда… – Он замолк и откровенно проигнорировал взгляд, который обратила на него мама. – Ты можешь дематериализоваться? Потому что я настаиваю на том, чтобы Док Джейн посмотрела твою ногу. Нет, лучше Мэнни. Он по костям.

– Это не обязательно.

– А давай спросим у папы? – Когда ее глаза округлились, Блэй протянул: – Или ты перестанешь упрямиться и поедешь со мной без возражений.

На лице Лирик мелькнуло раздражение, но Блэй знал, что она никуда не денется. Со времен набегов его отец проявлял чрезмерную заботу по отношению к своей супруге. Он истерил из-за каждой мелочи… острая бумага, заусенцы, ушибленный палец… и когда Лирик, собираясь забрать свежую прессу, поскользнулась на крыльце пару ночей назад, бедняга едва не поседел.

А это повреждение было серьезнее первого.

– Ты можешь дематериализоваться? – спросил Блэй.

– Думаешь, это необходимо?

– Ответь сама на свой вопрос. Попытаешься встать на ноги?

Мама посмотрела на свою ногу.

– Жалею, что не надела гипс.

– Я тоже.

Она нахмурилась.

– Как я попаду в клинику учебного центра? Даже если я смогу дематериализоваться, я не знаю, куда именно.

– Материализуемся максимально близко, я попрошу подобрать нас. – Блэй поднялся и посмотрел на потолок. Он слышал шаги отца сверху, мужчина одевался. – Как думаешь, будет лучше или хуже, если мы уйдем, не предупредив его?

– Можем написать ему? Скажи, что мы скоро. Скажи, что… мы пошли за хлебом.

Его мама не любила лгать, но еще сильнее она не любила расстраивать своего хеллрена. И в этот редкий случай Блэю пришлось поддержать ее. Отец с ума сойдет, когда узнает.

– Пошли. – Блэй достал телефон и начал писать Доку Джейн. – Ты знаешь овощной ларек на Девятом шоссе? Который располагается в амбаре?

Но говоря все это, Блэй вспомнил, как пытался открыть дверь… чем он, черт возьми, думает? Маме с ее лодыжкой нужно материализоваться куда-нибудь в теплое и сухое место. Этот сарай не отапливался и, наверное, был заперт. Конечно, вариант лучше, чем в гребаном лесу, но… нет, серьезно?

Чем он думает?

Опустив телефон с недописанным сообщением, Блэй окинул мамэн взглядом. Она закрыла глаза и уложила голову на плитку… рукой ухватившись за живот.

Другая рука дрожала на полу рядом с ней, стриженные ногти отплясывали чечетку на плитке.

– Ты не сможешь дематериализоваться, – сказал он онемело. – Ни за что.

– Конечно же смогу.

Но отрицание прозвучало слабо.

А потом в кухню вошел его отец, с наполовину завязанным галстуком, его волосы были все еще влажными и зачесаны в прическу как у Кена, приятеля Барби, каждая обездвиженная прядь лежала строго на своем месте.

– …видеоконференция с моими клиентами и… Лирик! О, Боже, Лирик! – Когда отец бросился к его маме, Блэй посмотрел на открытую дверь, ведущую в гараж. Родители начали спорить, но он прервал их.

– Папа, порадуй меня и скажи, что твой автомобиль с полным приводом.

В это время в особняке Братства Куин занимался чем-то невообразимым: он собирал черную вещевую сумку, наполняя ее бутылочками, детскими смесями и дистиллированной водой. Памперсы. Слюнявчики. Деситин^[81]. Погремушки и соски.

Конечно, удивляла не черная сумка; но, как правило, он набивал ее пистолетами «смит&вессон», глоками или береттами, чем-то с пулями и лазерным прицелом, а не памперсами и бутылочками.

Другая причина поражаться происходящему – у него в голове не укладывалось, что он собирал вещи, чтобы дети покинули дом. Без него.

Они были такими крохотными. И он на самом деле не хотел, чтобы эта женщина приближалась к ним.

Он отказывался называть Лейлу их «мамэн», даже в своих мыслях.

Но ничего не оставалось. Он поднялся в Святилище вместе с Амалией, Директрикс Избранных, и она провела его по пасторальному ландшафту, показала отражающий бассейн и храмы, спальные корпуса и личные покои Девы-Летописецы.