Все это время она наблюдала за ним в зеркало, запоминая каждую черточку на его лице, теле, влажные волосы, силу в нем. Его лицо было особенно дорогим для нее: свирепые черты и линии сейчас смягчились… и у Лейлы возникло ощущение, что Кор не хотел показывать ей свою уязвимость.

– Ночью ты будешь в безопасности? – спросил он низким голосом. – В том доме? И потом, в Святилище?

– Да. Обещаю тебе. Они не причинят мне вреда.

– А на Другую сторону никто не сможет проникнуть, верно? Никто до вас не доберется?

– Нет, только Избранные могут войти туда. Не знаю, как это работает, но так было испокон веков. Только мои сестры и Праймэйл могут приходить туда по своему желанию.

– Хорошо. Это хорошо.

– Куда ты отправишься?

Лейла ждала его ответа, а ее сердце забилось в груди при мысли, что он будет один в Колдвелле… и также потому, что она боялась, как пройдет эта ночь. Чем раньше он найдет своих воинов, тем скорее покинет ее.

Кор не ответил, и молчание между ними стало осязаемым.

– День я тоже проведу там, – сказала она, хотя уже сообщала ему о своих планах. – Но с приходом ночи я должна вернуться в этот дом.

– И я встречу тебя здесь.

Когда она облегченно выдохнула, Кор отложил полотенце и взял расческу. Начав с кончиков, он продолжил ухаживать за ее волосами, аккуратно распутывая узлы.

– Я буду скучать по тебе, – прошептала она его склоненной голове.

Казалось невероятным, что мужчина, ожесточенный в войне, мог ухаживать за ней подобным образом, расческа была такой маленькой в его руках, его плечи – широкими позади нее, а на жестком лице застыло доброе выражение.

– Это всего на одни сутки. – Кор перешел к ее макушке, очевидно, мужчина был заворожен тем, как черная щетина проходила сквозь золотые волосы. – Мы воссоединимся прежде, чем успеем осознать разлуку.

Лейла кивнула лишь потому, что ее эмоциональное равновесие было важно для него… и она хотела притвориться, что все в порядке. Но она думала не о расставании на эти сутки. О той разлуке, что будет на всю жизнь.

Закрыв глаза, она попыталась выбросить мысли из головы. Ее сердце только обрело покой. Незачем бежать навстречу печали.

– Я люблю тебя, – выдохнула она.

Кор застыл, его взгляд устремился к ее глазам в отражении.

– Что?

Она повернулась к нему и подняла глаза. Дражайшая Дева-Летописеца, она никогда не устанет от его лица, запаха, тела.

Поднявшись на цыпочки, она обхватила руками его шею и прижалась грудью к его груди, ощущая, как между бедер стягивается знакомый узел.

– Я люблю тебя, – повторила она.

Кор опустил веки и покачнулся.

Но потом он разжал ее руки и опустил их.

– Ш-ш… – Он поцеловал ее раз, второй. – Мне нужно уходить, и тебе тоже.

Стоя во французском кабинете Рофа и слушая несусветную хрень про Кора и его помилование, Тор сказал себе, что не станет устраивать сцен. Он сохранит невозмутимую, никаких-вопросов-шеф физиономию, будет кивать в нужных местах, может, пару раз пожмет плечами.

Словно решение Рофа отпустить на свободу отъявленного преступника после того, как засранец поцеловал его кольцо, – сущий пустяк. Никаких проблем. Каждый день с таким сталкиваемся.

О, и да, разумеется, собрать Шайку Ублюдков с той же целью – абсолютно здравая мысль. Да, по отдельности, ведь это существенно снижает все риски.

Ведь Кор и его парни не устроят организованное нападение.

Что вы. Зачем им это? Незачем.

– … все, я подчеркиваю, абсолютно все, – Роф снова повернулся к Тору, а затем посмотрел на Куина. – Все должны поддержать мое решение. После присяги Ублюдки свалят в Старый Свет, и мы, наконец, закроем эту тему.

На самом деле, думал Тор, наверное, ему стоит засунуть в рот дуло пистолета. Прямо сейчас. Более эффективно, чем ждать, когда мозг взорвется из-за решения Короля, на котором красными буквами написано «ТУПАЯ ЗАТЕЯ».

Когда Роф замолк, в комнате повисла тишина… указывающая на то, что кое-кто из них уперся рогом… и Тор посмотрел на Куина. Брат уткнулся взглядом в пол так, будто изучал прочность полов под своими ботинками.

Тор посмотрел на Рофа. Король был чертовски серьезно настроен относительно своего бестолкового плана, его подбородок был напряжен, а вокруг витала аура «не суйся – убью».

И да, хотя остальным братьям не пришлось по нраву его решение, они выполнят приказ, не потому, что были слабаками, а потому что понимали, что Роф не отступит … и они серьезно относились к своим обязанностям личной стражи Короля.

Поэтому они из кожи вон вылезут, чтобы сохранить ему жизнь.

Даже когда он направится в убежище, ожидая, что Шайка Ублюдков падет перед ним на одно колено, как толпа пресловутых человеческих женихов с предложением руки и сердца.

Проблема в том, что клятва бесчестного человека не стоит и гроша.

– Хорошо, – пробормотал Роф. – Я рад, что вы поддерживаете меня в этом вопросе.

Кто-то из Братьев кашлянул, кто-то – шаркнул ногами. Вишес снова закурил, а Бутч достал огромное распятье, потирая символ веры большим и указательным пальцами. Словно мысленно молился.

Умный парень.

А потом, как ни в чем не бывало, Роф переключился на обсуждение банальностей, вроде графика дежурств, даты следующей поставки оружия, а также успехов по части учебной программы.

– Сейчас о снежной буре. – Роф покачал головой. – На улице просто ад. Эту ночь отменяем. Из-за снегопада отменили занятия и все такое.

Раздался согласный хор. А потом пришло время расходиться.

Тор хотел первым покинуть кабинет, гнев душил его, но он сдержался, затесавшись в середине процессии, как всегда. Он молчал, потому что не доверял себе в достаточной степени, чтобы открыть рот, но сделал вид, что ему не наплевать на дальнейшие планы своих братьев.

Турнир в бильярд. Покер. Выпивка. Вся вкусовая линейка мороженого «MYO».

Последнее заказал Рейдж.

Тор ждал… и дождался.

Куин вышел из кабинета последним, и парень выглядел как профессиональный рестлер в поисках ринга. И Тор, встав рядом с ним, шагнул перед парнем так, чтобы они столкнулись плечами.

Когда Куин поднял взгляд, Тор жестко посмотрел в его разноцветные глаза. А потом тихо сказал:

– В гараже. Через десять минут.

Куин удивленно вскинул брови. Но парень быстро оправился.

Едва заметно кивнул.

А потом они пошли разными дорогами.

А ниже по коридору от всеобщей «радости», накрывшей кабинет Рофа, Трэз очнулся в своей спальне и по опыту знал, что не стоило совершать резких движений или обнадеживать себя тем, что буря в желудке стихла. Настоящая проверка будет, когда он попытается сесть, а проведя двенадцать часов в полуобморочном состоянии и чувствуя себя как сбитое фурой животное, он не торопился испытать судьбу и перейти в вертикальную плоскость.

Но нельзя же оставаться в кровати вечно.

Медленно оторвав торс от матраса, он пытался не обращать внимания на реакцию тела и головы. Гадать на кофейной гуще о том, как все…

– Твою мать!

Трэз отшатнулся так резко, что ударился затылком об изголовье, благодаря чему во всех красках вспомнил, как именно провел этот день.

Кто-то сидел в его комнате, в кресле…

– Прикалываешься, что ли? – Выругавшись под нос, он потер затылок. – Серьезно? Нет, ты, блин, издеваешься надо мной?

Напротив него, словно отстойное пугало, расположились набитые одному Богу известно чем голубые джинсы, та футболка с концерта Нирваны, фланелевая хрень и найки. Голова «Лэсситера» была сделана из нейлонового мешка для картошки, черные и желтые волосы – высокие носки до колена, наверняка позаимствованных у Бутча, и пучки от швабры, крепившиеся на английские булавки.

А на шее? Написанная от руки табличка «Здесь был босс».

– Ублюдок.

Скинув ноги с кровати, Трэз дал сердцу возможность установить ритм ниже двухсот ударов в минуту, а потом пришло время для ванных процедур. Хорошие новости – мигрень осталась позади, молоточек у правого виска исчез, а желудок рычал, требуя еды.