Во время войны я работал в призывной колесил в Детройте. Однажды я шел на работу и увидел фронтовика на протезе, который стоял перед участком скользкого льда, через который ему нужно было пройти, и с подозрением присматривался к нему, справедливо полагая, что скорее всего он на этом участке упадет.

"Лед очень скользкий, – сказал я ему, – оставайтесь на месте. Я сейчас подойду и научу вас ходить по скользкому льду".

Он видел, что я хромаю и понял, что я знаю, о чем говорю. Он посмотрел, как я шел по скользкому льду, и спросил: «Как вы это делаете?»

Я сказал: "Я не буду рассказывать. Я научу вас. Закройте глаза". Я развернул его и провел взад-вперед по свободному от льда участку. Я водил его туда-сюда, меняя длину пути, пока не увидел его полное замешательство. Наконец, я провел его прямо через участок скользкого льда.

Я сказал: «Откройте глаза». Он спросил: «А где этот скользкий лед?» Я сказал: «Он остался позади». Он сказал: «Как я перешел через него?» Я сказал: "Теперь вы можете понять. Вы шли, как будто по чистому асфальту. Когда вы пытаетесь ходить по льду, то обычно напрягаете мышцы, готовясь к падению. У вас формируется психологическая установка. И поэтому вы поскальзываетесь.

Если вы не будете смещать центр тяжести, как вы не смещаете его на твердом асфальте, то вы не поскользнетесь. Поскальзываются потому, что смещают центр тяжести и потому, что напрягаются".

Мне потребовалось много времени, чтобы выяснить это. Вам никогда не приходилось много раз входить в комнату, которая на одну ступеньку выше коридора? Это ужасная скачка! А если много раз проделывать обратный путь, то можно сломать ногу. И, тем не менее, вы совершенно не осознаете эту установку.

В данном случае Эриксон демонстрирует классический способ, с помощью которого можно помочь человеку выйти из сферы действия фиксированной психологической установки. Первым делом нужно сбить его с толку. А затем, пока он еще не пришел в себя, провести через препятствие и, таким образом, дать человеку возможность испытать чувство успеха. Конечно, в данном случае чувство успеха пришло тогда, когда инвалид не смог отреагировать напряженностью, то есть в рамках своей обычной психологической установки. Старая установка заменяется новой. Пациент уверен, что он может пройти по скользкому льду. И теперь он подходит к «скользким» ситуациям, не перенося на них страх, связанный с прошлым «падениями».

Иногда бывает важно, чтобы пациент не пользовался уже имеющимися знаниями или своими обычными каналами восприятия. Поэтому Эриксон просит человека закрыть глаза. И перестав видеть, он оказывается в состоянии справиться с задачей. Зрение вызывало у него кинестетическую реакцию, которая заставляла его принять неверную установку.

Эриксон любил показывать, что такое гипнотическая концентрация, задавая людям вопрос: «Если бы я положил на пол доску шириной в один фут и длиной в пятьдесят футов, было бы вам трудно пройти по ней?» Конечно, отвечали, что нет. Тогда он добавлял: «А какова была бы ваша реакция, если бы я положил ту же самую доску, шириной в один фут и длиной в пятьдесят футов, между двумя зданиями на высоте пятидесятого этажа?» И снова, в данном примере зрительные ощущения связаны с кинестетической установкой, которая заставит большинство людей утратить чувство безопасности. Чтобы справиться с такой задачей, как и с хождением по канату, может быть, важно не пользоваться тем, что вы имеете – а именно, зрением (или воображением).

Индейцы Тарахумара с юго-запада Чихуаха могут пробежать сотню миль – при этом у них не повышается давление и не меняется пульс. Один предприниматель взял несколько таких бегунов на сотню миль в Амстердам, на Олимпийские игры 1928 года. Они даже не заняли никакого места. И все потому, что они считали, что двадцать пять миль, это не расстояние, а состояние – это когда вы начинаете разогреваться. Никто не объяснил им, что нужно пробежать именно расстояние в двадцать пять миль.

Я иногда вспоминаю эту историю, когда сталкиваюсь с трудной задачей, когда пишу, когда мастерю что-нибудь по дому, когда трудности ставят меня в тупик или когда я самым натуральным образом задыхаюсь от тряски в пути. Тогда ко мне на ум приходит фраза: «Сейчас я только начинаю разогреваться». Обычно после этого ко мне приходят новые силы.

И в суфийских, и в Дзен-буддийских историях подчеркивается, что воспринимающий знание мастера должен находиться в состоянии готовности воспринимать. Во многих таких историях ученик приходит к наставнику, но получает отказ до тех пор, «пока сосуд не будет готов воспринять все богатство учения». Эриксон часто добивается такой готовности, заставляя слушателя или пациента долго ждать, прежде чем заговорить о главном. Например, когда он рассказывал нижеприведенную историю группе студентов, он потратил полчаса на подготовку окончательных выводов. Часть этого времени ушла на описание предыстории. Часть – на расспросы слушателей о том, как они стали бы лечить такого пациента. Некоторое время было потрачено на рассказывание других историй, не имеющих прямой связи с проблемой. Он повторял такие фразы, как: «Есть нечто, что вы знаете, но не знаете о том, что вы это знаете. Когда вы узнаете, что именно вы знали, сами не подозревая о своем знании, тогда ваша кровать будет постоянно сухой». Загадочные и в то же время интригующие утверждения подобного рода заставляют слушателей производить то, что Эрнст Росой называл «внутренним поиском». Таким образом, слушающий уже начинает искать внутри себя ресурсы, которые могут помочь ему в процессе излечения. Если мы рассмотрим одну из техник внушения, которой пользуется Эриксон, «технику ожидания», то увидим в действии тот же принцип. Пациента самым непосредственным образом держат в состоянии, когда он просит большего. Тогда он готов воспринимать.

Ко мне пришла пациентка и привела свою одиннадцатилетнюю дочь. Как только я услышал, что девочка мочится в кровать, я попросил мать подождать в другом помещении, надеясь, что девочка сможет рассказать мне свою историю. Она рассказала мне, что, когда она была совсем маленькой, у нее было воспаление мочевого пузыря и что ее лечил уролог, но воспаление не проходило пять или шесть лет, а может быть и дольше. Ей регулярно делали цистоскопию, делали сотни раз, пока, наконец, не обнаружили очаг инфекции в одной из почек. Почку удалили, и у нее не было воспалений уже четыре года. Но из-за сотен осмотров мышцы мочевого пузыря и сфинктер растянулись так, что она каждую ночь мочилась в постель, как только мышцы расслаблялись во сне. В течение дня она могла усилием воли контролировать мышцы мочевого пузыря до тех пор, пока не начинала смеяться. Расслабление мышц, которым сопровождается смех, приводило к тому, что она мочилась в штаны.

Ее родители считали, что поскольку почка удалена и очаг инфекции ликвидирован уже несколько лет назад, то она должна учиться контролировать себя. У нее были три младшие сестры, которые всячески обзывали ее и высмеивали. Матери всех подруг знали, что она мочится в постель. И вся школа, две или три тысячи ребят, знали, что с ней происходит ночью и что у нее будут мокрые трусики, если она засмеется. Она стала предметом множества насмешек.

Она была высокой, очень хорошенькой, с длинными белокурыми волосами, доходившими до пояса. По-настоящему очаровательной. Ее отвергали, над ней смеялись, от нее требовали большего, чем она могла. Ее жалели соседи и высмеивали сестры и подруги. Она не могла пойти на вечеринку с ночевкой или остаться ночевать в гостях у родственников из-за того, что мочилась в постель. Я спросил, была ли она у других врачей. Она сказала, что была у многих и выпила уже огромное количество всяких лекарств, но ничего не помогло.