Она считает снежные отвалы, равное расстояние между ними задает ритм, она чувствует себя одинокой и сильной.
Остриженная ежиком женщина говорит, чтоб он сел прямо и перестал дурить. Юн смотрит на нее, она курит, быстро и глубоко затягиваясь. Ему не предлагает. А вдруг она все-таки мужчина, думает Юн, нос-то какой здоровый. Он пытается разглядеть, нет ли в причинном месте валика. Но белый свитер болтается чуть не до колен, ничего не разобрать. Сисек тоже не видно, и Юн думает, что если они и есть, то очень мелкие. Она спрашивает, на что он уставился, или это он спрашивает, на что я уставился, думает Юн.
— Ни на что, — отвечает он и смотрит на свои руки, сравнивает их с руками на руле, он и своих рук уже не узнаёт.
Они выворачивают на освещенный фонарями участок шоссе перед съездом к поселку. Справа видны огни тиволи, дуги проводов, унизанные лампочками красного, желтого, зеленого, синего, фиолетового и оранжевого цвета на фоне черного неба. Похожие на нитки стеклянных бус, которые были у нее в детстве. Она вдруг вспоминает о шарах и сует руку в карман проверить, не потерялись ли. Они согрелись и теплые. Она вытаскивает один шарик и незаметно роняет его на сиденье за спиной, часть ее будет путешествовать с ним дальше. Он и знать не будет, но однажды найдет шарик и, возможно, вспомнит ее.
Они проезжают управу. Ее кабинет с другой стороны, его не видно с дороги. Он сбрасывает скорость, они еле катятся.
— Скажи, куда тебя. Она отвечает не сразу. Он глушит мотор.
— Все время прямо, — говорит она мягко, чтобы не провоцировать его. — Здесь недалеко.
Юн воображает, что его с бешеной силой вдавили в кресло перегрузки во время старта космического корабля. Он смотрит на нее, она снова играет мышцами лица. Тогда он переводит взгляд на дорогу, глядит на светлые пятна от фар на снегу перед машиной и думает, что машина — робот, и, чтоб ни случилось, он запрограммирован отыскивать дорогу домой.
Вибеке глядит в окно. Машина скользит мимо остановки, магазина. Она роняет взгляд на спидометр, он едет не сказать медленно, так кажется потому, что все решилось быстро. Она смотрит мимо него на темные дома, запаркованные машины, задернутые шторы. Она видит пса у двери в дом, он стоит смирно и смотрит на дверь. Похоже, он стоит так давно.
— Сюда, — говорит она, когда они подъезжают.
Он останавливается, не выключая мотора. Она смотрит на свои окна. Чуть светится гостиная, она знает, что свет сочится из прихожей. А так окна темные и голые, думает она, все цветы погибают. Она до сих пор не купила занавесок. Она оправдывается тем, что нечего выбрать, но по-честному она просто не любит занавески, они скрадывают линии комнаты.
— Внутри лучше, чем кажется снаружи. Она не боится его.
Он молчит. Он сидит прямо, опустив голову и глядя на руль. Потом оборачивается к ней:
— Мне пора назад. Надо поспать, скоро утро.
Она смотрит на него глазами, которые, она знает, лучатся уважением и пониманием. У него даже больше комплексов, чем видно на первый взгляд. Она рассматривает его на прощанье — лицо, копна волос.
— Береги себя, — говорит она. — Обещаешь?
Она говорит это, выделяя каждое слово, чтоб он понял: это не просто слова, она думает так. Он чуть улыбается.
Она нажимает кнопку, отщелкивает ремень безопасности и отпускает его, он сматывается. Он находит ручку, тянет черный пластмассовый полукруг на себя. Дверь открывается со щелчком, ноги обдает холодом. Она распахивает дверцу до упора, свешивает ноги, машина слишком высокая, ей приходится прыгать на землю. Она поворачивается взять сумку, стоявшую у нее в ногах. Он смотрит вперед на дорогу.
Она закрывает дверцу, но плохо, он перегибается через сиденье, снова открывает дверцу и сам захлопывает. Они обмениваются взглядом. Потом он садится прямо, трогает, машина сперва катится тихо, но через несколько метров он добавляет газу.
Вибеке делает пару шагов к дому. Но на углу оборачивается и смотрит ему вслед, от красных задних фар на дороге две розовые дорожки. Он едет на север, не разворачивается, как будто знает, что петля дороги все равно выведет на шоссе. Наверно, он все-таки бывал здесь. Она не добилась от него ясности. У него такой интеллигентный взгляд.
Она открывает сумку. Стоит, копается в ней, ищет. Пальцы мерзнут. Потом вспоминает, что ключи в кармане, и достает их.
Они сворачивают у здания управы, минуют перелесок, выезжают к спортплощадке и Культурному центру. Тоже мне лес, думает Юн, десяток берез. В тиволи горят лампочки, переливаются всеми цветами в черной ночи. Прямо лагерь инопланетян, думает Юн, а иллюминация вокруг него — это секретное излучение, защита от вторжений. Она задом подъезжает к сугробу, выключает мотор, фары, но печку оставляет. Уставившись на лампочки, раскуривает новую сигарету и медленно выпускает дым. Похоже, злится на себя, думает Юн. С лампочек на снег внизу стекают разноцветные круги. Вот интересно, думает он, увидеть их можно, а хочешь потрогать — исчезают.
— Сейчас докурю и отвезу тебя домой. Идет?
Она чуть заметно улыбнулась. С улыбкой вид у нее грустный. Он оборачивается и смотрит в заднее стекло. Несколько березок, кое-где сосны. Пакет и пустые пивные бутылки валяются рядом с дырой в снегу, у нее закоптелые от костра края.
Вибеке кладет куртку на стул рядом с телефоном, идет в туалет, садится на толчок. Скрючивается, упершись локтями в колени. Бывает же такое, говорит она про себя, и трясет головой, усмехаясь.
Еще какая-то машина сворачивает к зданию управы. Она появляется со стороны Культурного центра. Тоже внедорожник, похожий на тот, что они видели тогда на шоссе. Машина подкатывает к самым воротам и останавливается. Огни гаснут, мотор глохнет. Из машины вылезает мужчина со светлыми кудрявыми волосами и в черной кожаной куртке. Он хлопает дверцей. Но тут же распахивает ее и хлопает еще раз. Стоит, потом поворачивает голову. Прямо на меня пялится, думает Юн. Мужчина уходит. Легко идет, думает Юн, будто на пружинках.
Мужчина исчезает за воротами и растворяется в темноте, среди аттракционов.
Женщина гасит окурок в ящичке для мусора. Он забит пеплом и бычками. Она искоса, почти не поворачивая головы, смотрит на Юна. Глаза б ее на меня не глядели, думает Юн и пальцем проверяет, не моргает ли он часом. Так и есть. Он пытается перестать. Зато в лице у него ничего не дергается.