Да, тяжело жить на свете с полцарством в придачу.

Я не пробовал, да и вы, подозреваю, тоже. Но все эти миллиардеры и миллиардерши так уж убедительно травятся снотворным и лечатся от депрессии, что у нищего, роющегося в плевательнице, вдруг возьмет да и возникнет кощунственное подозрение – а вдруг и правда не в деньгах счастье? Да где ж оно тогда, это счастье? Зачем жить-то тогда? Нет, нас не надуешь, и нищий, затянувшись сопливым окурком, залезает по локоть в плевательницу, надеясь найти там бриллиант величиной с грецкий орех.

А что, дорогой читатель, давай шутки ради помечтаем, что все у нас с тобой есть, а счастья, как не было, так и нет. Где его тогда искать? Сейчас-то мы с тобой точно знаем – где, а тогда как?

Но мой добрый читатель машет на меня рукой – как, мол, так? Все есть, а счастья нет? Так не бывает.

Не знаю, не знаю. Не пробовал.

Да, нелегко было принцессе.

Но королям и принцам тоже можно посочувствовать. Сидит, представьте, перед вами принцесса, вся при исполнении, как кондуктор в трамвае, застегнутая на все пуговицы и затянутая в пуленепробиваемый корсет, а ты ее возьми, да не сходя с места полюби. А кругом все стоят и глазеют: полюбит или не полюбит? Им, людям, всегда интересно в чужую любовь пальцем потыкать. Своей-то любовью они заниматься не умеют.

Нет, любовь так не делается.

Когда заявляешь такое, со всех сторон набегают несчастные с вопросом – а как? Как она делается?

Да отстаньте вы от меня! Кабы я знал как, не писал бы я историй про принцесс.

Бывают, однако, специалисты. Взять, к примеру, того же кондуктора да подойти к ней с правильной стороны – вам такие сокровища откроются, что вы еще десять лет в трамвай заходить побоитесь. А тут – принцесса!

Вот я, к примеру, ни за что не набрался бы духу ее полюбить. Тут полюбишь бывало какую-нибудь швею-мотористку и то не знаешь – то ли в окошко выпрыгнуть, то ли стих сочинить. А с принцессой свяжись – одни портянки останутся, и те обгорелые.

Нет, пускай их лучше герои любят. Герои, они ребята незамысловатые. Лбы у них казенные и в головах у них окромя желания послужить отечеству все равно ничего нет. И любовь им вовсе не страшна, а вполне даже приятна. Им только дай повод подвигов наделать.

Таких героев перед принцессой прошел целый табун. Полюби такого – да он ради тебя кому хочешь голову проломит. Но принцесса, уже теоретически знакомая с тайнами любви, пожимала плечами – зачем совершать столько лишних телодвижений, чтобы всего лишь проломить кому-то голову? Можно ведь и просто утюгом. И очередной герой не солоно хлебавши брел совершать никому не нужные подвиги во имя Прекрасной Принцессы.

Поймает, бывало, сарацина, высечет его по мягким местам и отпустит, строго-настрого наказав ему славить принцессу на каждом углу. Хорошо еще, если сарацин окажется жулик. А если нет? Вот вы бы обрадовались, если бы какой-то немытый сарацин славил вас на каждом углу? Да еще неизвестно, что он там плетет по-сарацински.

Отчего-то считается, что принцессы это очень любят. Удивительно, но их никто не держит за нормальных людей. Ну разве можно нормальному человеку сказать: «О, звезда моих очей!» А принцессы ничего, терпят. Но при этом хотят-то они примерно того же, что вы, я или та самая швея-мотористка.

Хотя как раз швея-мотористка со мной наверняка не согласится. Я, скажет, хочу норковую шубу, а у принцессы твоей, небось, этими шубами два шкафа забито. Не знаю я, меня принцесса в эти шкафы ни от кого не прятала, а вот про шубу – это зря. Да не шубу тебе нужно, милая ты моя. Зачем тебе шуба-то? Чтоб тепло было? Так надень пару телогреек, ей-богу, согреешься. Нет, ведь тебе же надо, чтоб на тебя мужики пялились и млели, а бабы зыркали и синели и чтоб всех их растолкал тот самый, который… Да черт его знает, что ей там видится, этой швее.

Вот и получается, что нужно-то всем одного, только все называют это одно по-разному – кто-то говорит «шуба», другой говорит еще что-нибудь, принцессе, у которой все уже есть, хочется просто немного любви, но непременно радостной, а я и вовсе говорю, что мне ничего не нужно. Да нужно, конечно же, нужно, и примерно того же, что нужно принцессе, швее-мотористке, кондуктору в трамвае и плешивому герою, чтоб ему пусто было.

А теперь отвлечемся от принцессы, которой я и так уделил не слишком много внимания

Это, наверное, самый лучший метод обращения с ними. С принцессами следует разговаривать зевая и скучая, тогда они моментально начнут вас любить больше жизни. Только не вздумайте сами полюбить принцессу больше жизни, а то она тут же начнет сама зевать и скучать.

Это вам мой частный совет. Можете как-нибудь попробовать. Только, если что не так, чур, морду мне не бить. Свою голову иметь надо.

А мы пока вместо принцессы займемся соседним королем.

И сразу мне становится скучно. Ну что про него скажешь?

Поймать, к примеру, на улице мужика. Морда красная, нос как слива. И все – пошел, мужик, вон. Он и сам-то про себя ничего сказать не может.

Другое дело – принцесса. Про нее тоже ничего не скажешь. Только руками разведешь да пальцами эдак пошевелишь – и все.

Даже вон та, что с мужем развелась. Кто-нибудь на нее посмотрит и брякнет не подумавши, что, мол, морда у нее как у дойчмарки. А я подумаю и руками разведу. Они, принцессы, такие.

Только не спрашивайте, ради Бога, какие.

Поэтому принцессу мы пока отложим на экспозицию и займемся соседним королем. Этот король заслуживает нашего внимания хотя бы потому, что никаких мадригалов он принцессе не посылал.

И вовсе не потому, что решил выделиться из серой массы эрцгерцогов и падишахов, а по объективным причинам.

Дело в том, что единственный дворник в его королевстве, сколько-нибудь пригодный к сочинению мадригалов, был по приказу самого короля посажен на пожизненную гауптвахту за появление на утреннем разводе в нетрезвом виде.

Так что король, гремя амуницией, но без всякой поэтической поддержки самолично явился на предмет полюбления к принцессе и самолично же был изгнан ею в три шеи с официальной формулировкой «фельдфебель и конюшня».

Какой-нибудь хлипкий королишко начал бы от такой обиды размахивать шпажонкой, объявлять войну и геройски падать на поле битвы в сурчиную нору.

Но наш король был не таков. Произведя внезапную ревизию на продуктовом и вещевом складах, он расстрелял соответствующих кладовщиков и понял, что войны ему не потянуть.

Однако прилагаемое к принцессе полцарства настолько изобиловало стратегическими высотами, с которых можно было лупить прямой наводкой хоть по турецкому султану, что предпринять что-то было просто необходимо.

Тут бы спросить нашего короля – а что тебе, в сущности, этот султан сделал? Только это бесполезно. Пожал бы он плечами и сказал, как, мол, так, в турецкого султана, да не палить? Положено так.

Что тут возразишь, раз положено?

Солнцу положено всходить на востоке, а по турецкому султану положено палить из пушек и писать ему матерщинные письма.

Такой в этом мире порядок.

Поэтому, пусть его, этот дурак-король палит по султану. Султан, он и не такое терпел.

Что же было дальше, подумал я, и вдруг вспомнил, что вы все эту сказку и так знаете.

Конечно же, все было совсем не так, но, увы, сказка предполагает счастливый конец. Иначе это будет не сказка, а исторический роман про Марию Стюарт. Той-то хоть можно отрубить голову, а принцесса в сказке почему-то обязательно должна в конце выйти за кого-нибудь замуж. Я могу, конечно, сделать так, чтобы нищий король так и остался нищим, но не знаю – сам-то он этому обрадуется?

А своими руками делать из милой, некапризной и, как мы договорились, красивой принцессы толстую, скандальную и мучимую всеми известными болезнями королеву – это уж увольте.

Пусть лучше она и дальше сидит пока на троне в пуленепробиваемом корсете и, как бы, никому не достанется.

Беда в том, что кого-нибудь (а уж тем более принцессу) очень трудно сделать счастливым, если он сам толком не знает, что ему, в сущности, нужно.