— Это ты, Сундари?! Как ты очутилась здесь, в джунглях, так далеко от дома? Как родители отпустили тебя?

Девушка покачала головой:

— Это я — и не я. Заклинание, вытканное на этом поясе, помогает и мне, и тебе. Теперь, когда ты так близко от монастыря, я знаю, где брат и как можно ему помочь. Но без чужеземца, который один одолел тигра,— девушка посмотрела на Конана долгим взглядом огромных черных глаз, — без его помощи и силы ты ничего не сможешь сделать и погибнешь, как и многие другие. Если могучий чужеземец согласится тебе помочь, я скажу, что делать дальше. А если нет — тебе лучше вернуться, иначе ты и Критану не спасешь, в сам погибнешь…— Слезы катились по ее смуглым щекам, глаза с мольбой смотрели на Конана. Полные, ярко-красные, казалось, созданные для улыбки губы вздрагивали, словно силясь сказать еще что-то. Дхавана переводил взгляд с сестры на Конана, и его глаза тоже просили о помощи.

В тишине, нарушаемой лишь тихими шорохами ночных тварей и потрескиванием костра, раздался решительный голос Конана:

— Я помогу твоему брату, девушка. Ты, как видно, знаешь многое — расскажи, что надо делать, а мой меч не подведет.— И киммериец положил на колени своего верного спутника. Ладонь же его невольно потянулась к туго обтянутому шелковой тканью крутому бедру, такому соблазнительному, такому близкому. Но рука северянина вошла в пустоту…

Девушка улыбнулась, слезы еще блестели на ее ресницах, но от этого она казалась лишь красивее.

— Меч тебе понадобится, но не сразу. Слушайте, что я буду говорить, и запоминайте.— Она закрыла глаза, лицо ее стало отрешенным, и она заговорила на каком-то певучем, непонятном Конану языке.

Дхавана негромко повторял за сестрой на вендийском наречии:

— Жрец, коварная змея… Плен приносит свободу… Немой воин и ткач… Неразлучны, как братья… Странники не едят мяса… Ткут золотую парчу… Узор пояса, узор покрывала… Брат ищет брата… Ткач ищет помощника… Свет солнца, золото сияет… Узел судьбы развязывается…

Проговорив это, девушка последний раз взглянула на Конана и растаяла, только пояс, сверкая, лежал у костра,

Дхавана давно уже молчал, а Конан все пытался понять, что значили эти слова. Но все, что ни приходило в голову, сразу и само собой, было ему чуждо и непонятно. Пусть Дхавана сам разбирается в этих загадках — все равно дело решит меч, в этом киммериец ничуть не сомневался. Поэтому он спросил юношу: — Ну и что хотела сказать твоя сестра? Слов было много, а смысла я не понял. Ты, наверное, разобрался лучше меня — что это за странники, которые не едят мяса, и чем я могу тебе помочь?

Дхавана подложил в костер сучьев, надел на себя драгоценный пояс и сказал:

— Когда боги говорят с людьми, они всегда не договаривают. И дело людей — понять и исполнить их волю. Я понял все, что говорила Сундари, но тебе предстоит трудное испытание. Твоя сила и смелость поистине ошеломляют, но я не знаю, сможешь ли ты притворяться?

— Притворяться?! — Конан расхохотался.— Притворяться, говоришь? Кем хочешь — купцом, князем, хромым, слепым, горбатым, глухим или немым? Выбирай, что тебе нужно. Ты не жил в Шидизаре и не слышал о Конане, иначе бы не задал мне такого вопроса!

Дхавана смотрел на своего спутника с радостью и восхищением:

— Значит, ты сможешь притвориться немым?! Как раз об этом говорила Сундари в своем пророчестве. Ну, раз тебе уже приходилось это делать, то слушай… — И Дхавана подробно растолковал слова сестры.

Конану понравилась его новая роль — вспомнились проделки юности, и он долго рассказывал Дхаване о своих шадизарских похождениях. К утру молодой ткач совсем обессилил от смеха, его печаль развеялась, и в сердце поселилась надежда.

Воспоминания о прежней веселой жизни пробудили у Конана зверский голод, и он сказал Дхаване:

— Завтра мы уже не увидим мяса, по сегодня я кого-нибудь изловлю. До города еще целый день пути, а я уже сейчас готов съесть целого барана!

Дхавана с сомнением покачал головой:

— Меч и кинжал — оружие воина, а не охотника. Но дичи мы все-таки добудем.— С этими словами он достал из сумы моток толстых шелковых ниток, немного риса и скрылся в кустах.

Через полчаса он вернулся, неся огромную охапку сучьев, чтобы снова разжечь костер. Конан сразу понял, что юноша расставил силки — довольно крупные птицы громко перекликались в кустах и пролетали над головами путников, не обращая на них ни малейшего внимания.

Вскоре они услышали крик и отчаянное хлопанье крыльев. Дхавана бросился в кусты и вернулся, держа в руках большую птицу с ярким оперением.

— Это чарвака, если ее испечь в углях, будет не хуже гуся или утки. Там их целая стая, и они совсем не боятся. Подождем еще, может, и в другой силок что-нибудь попадется…— Не успел он договорить, как громкий крик и хлопанье крыльев подтвердили его слова.

Две испеченные в углях жирные чарваки придали путникам сил на целый день пути по влажным знойным джунглям.

К вечеру они вышли к долине, по которой протекала довольно широкая река. Дхавана несколько раз повторил ее название, но киммериец никак не мог его запомнить. У вендийцев порой встречались такие названия рек или деревень, что язык сломаешь.

Убедившись, что запомнить название этой реки ему не под силу, Конан махнул рукой и стал вглядываться вдаль. Там, за рекой, в вечерней дымке смутно вырисовывался обнесенный высокой крепостной стеной город. Джунгли отступили. До самого горизонта раскинулась огромная плодородная долина. У стен города приютились набольшие деревушки землевладельцев, неподалеку от реки мирно пасся скот.

Посовещавшись, путники решили переночевать в деревне, а с рассветом войти в город. Как требовало пророчество, Конану настало время превратиться в немого воина. Напоследок перекинувшись с Дхаваной парой слов, он замолчал, уверенный, что испытание продлится недолго.

Деревня оказалась дальше, чем показалось на первый взгляд. Путники подошли к деревенским воротам за полночь. Но здесь, как видно, привыкли к странникам и сразу показали дом, где можно остановиться на ночь. Утром, щедро расплатившись с хозяином, они не мешкая отправились к городу.

Еще вечером радушный хозяин рассказал им, что храм Кубиры — главное украшение города и что во время храмовых праздников паломники стекаются в Потали со всех концов Вендии. Особенно много приходит купцов. Они за большие деньги покупают у монахов чудесные изделия. Никто из здешних мастеров не может создать ничего подобного. Украшения, ткани, посуда — все это отмечено печатью милости божества. Здешний монастырь — один из самых богатых, и около него кормятся все крестьяне и городские ремесленники.

Он еще долго рассказывал о святости главного жреца, но усталые путники думали уже только о том, как бы поскорее лечь спать.

И вот, наконец, утро, и перед ними — прекрасный город с загадочным храмом. Несмотря на ранний час, в городе было очень оживленно. Жители в нарядных одеждах выходили из домов и спешили к храму. Конан и Дхавана, медленно двигаясь в густой толпе, с интересом разглядывали богатые постройки, дома с ажурными украшениями, ворота с затейливой резьбой.

Казалось, они соперничали между собой: на одних воротах были вырезаны диковинные цветы, на других — райские птицы, на третьих — битва единорогов… Ни один узор не повторялся, ни один дом не уступал другому. Воистину Кубира, бог богатства, простер над городом свою руку, и его жители ни в чем не знали нужды.

Вот и сейчас обитатели города спешили к площади, чтобы лицезреть главного жреца, когда он выйдет из монастыря и прошествует в храм для утренней молитвы и жертвоприношения.

Конан и Дхавана без труда очутились в первом ряду толпы — горожане почтительно расступались перед конем, с изумлением глядя на могучего всадника со шкурой тигра на плечах.

Пестрая шумная толпа вдруг затихла, ворота монастыря распахнулись, и раздалась дикая, резкая музыка — трубачи, флейтисты, барабанщики извлекали из своих инструментов такие невероятные звуки, что мог бы ожить и мертвый.