Картина всеобщего бедствия и породила у Джеймса Плейфейра дерзкую идею.

— Я отправлюсь за хлопком, — сказал он, — и привезу его во что бы то ни стало. У меня есть план.

Как и его дядя, он ведь был коммерсантом.

— Ну-ну, поживем — увидим, Джеймс.

— Все очень просто. Мы построим корабль с высокой скоростью и большой вместимостью.

— Вполне возможно.

— Загрузим его военным снаряжением, одеждой и продуктами.

— Это у нас найдется.

— Я сам пойду капитаном, и можно будет не опасаться, что меня догонит какой-нибудь корабль федерального флота. Мы прорвем блокаду южных портов…

— Понятно, — кивнул дядя. — Ты выгодно продашь груз конфедератам, они в нем очень нуждаются.

— И вернусь обратно, нагрузив корабль хлопком…

— Который отдадут тебе просто даром.

— Совершенно верно, дядя Винсент. Как вам это нравится?

— Неплохо. Но сможешь ли ты прорваться?

— Конечно, если только у меня будет корабль.

— Тебе изготовят его в самый короткий срок. А как с экипажем?

— О, я найду людей. Мне не надо много народу. Возьму только тех, без кого невозможно обойтись, управляя судном, и все. Надеюсь, воевать с федералистами не придется: мы постараемся избежать с ними встречи.

— У вас это должно получиться, — заключил дядя Винсент. — А теперь, Джеймс, скажи мне, в какой части Америки ты думаешь высадиться?

— Несколько кораблей, дядя, уже прорывали блокаду Нового Орлеана, Уилмингтона и Саванны. А я хочу пройти напрямик к Чарлстону. Ни одно английское судно, кроме «Бермуд», еще не пользовалось этим маршрутом. Мы последуем его курсом, а раз у корабля будет небольшая осадка, федералисты не смогут нас догнать.

— Главное, — задумался дядя Винсент, — Чарлстон просто задыхается от хлопка. Его там даже сжигают.

— Кроме того, город на осадном положении, — подхватил Джеймс. — У войск Борегара[11] запасы на исходе. Мой груз оценят на вес золота.

— Отлично, племянник! И когда же ты хочешь ехать?

— Через десять месяцев. Нужны длинные зимние ночи, чтобы удалось проскочить.

— Мы сделаем все необходимое.

— Договорились, дядя.

— Договорились.

— Только никому ни слова.

— Ни слова!

Вот почему никто не знал настоящего предназначения «Дельфина», спущенного со стапелей Келвин-дока через пять месяцев после этого разговора.

Установка снаряжения шла полным ходом: оставалось подогнать уже готовый такелаж.[12] «Дельфин» был трехмачтовым судном с косыми парусами, что оказалось, в общем-то, излишней роскошью. Ведь, чтобы уйти от крейсеров федерального флота, ему следует рассчитывать не на паруса, а на мощные винты, расположенные по обе стороны ахтерштевня.

В конце декабря корабль совершил первое пробное плавание в заливе Клайда. Кто остался больше доволен — хозяин или капитан, решить было трудно. Новенький пароход развивал скорость по лагу[13] семнадцать миль[14] в час. Подобными достоинствами не обладали ни английские, ни французские, ни американские суда, и, если бы ему случилось участвовать в состязании с самыми быстроходными из них, «Дельфин» оказался бы далеко впереди.

Двадцать пятого началась погрузка. Корабль пришвартовался к причалу, расположенному ниже последнего моста Глазго, перекинутого через Клайд. Здесь, на складах, хранились запасы одежды, оружия и боеприпасов, которые быстро переместились в трюмы «Дельфина». Характер груза раскрыл тайну; дом «Плейфейр и K°» больше не мог хранить дело в секрете. Впрочем, вскоре предстояло отправляться в плавание. Ну, а кроме того, пора было набирать экипаж. Нельзя же впутывать людей в столь опасное путешествие, не сообщив им реальной цели? Ведь они рискуют жизнью, а значит, имеют право знать, ради чего.

Впрочем, риск никого не останавливал. Моряки толпой шли наниматься, соблазненные щедрой платой и комиссионными от прибыли. Джеймсу Плейфейру оставалось лишь выбирать. Он набрал самых лучших, и через двадцать четыре часа в списках значилось тридцать матросов, которые составили бы честь даже яхте ее величества.

Отплытие наметили на третье января. Тридцать первого декабря все было готово: трюмы ломились от военного снаряжения и продовольствия, а хранилища топлива — от угля.

Второго января, когда капитан, находясь на борту, окидывал свой корабль последним хозяйским взглядом, у входа на трап появился незнакомец и попросил разрешения побеседовать с Джоном Плейфейром. Один из матросов доставил его на полуют.[15]

Это был широкоплечий крепкий малый с багровым лицом, а простоватый вид, который он на себя напускал, не мог скрыть явное лукавство и нрав завзятого весельчака. Он так озирался вокруг, словно не часто ступал на палубу. А между тем строил из себя настоящего морского волка, осматривал оснастку «Дельфина» и ходил, как все матросы, вразвалочку.

— Капитан Джеймс Плейфейр? — спросил он, пристально глядя в глаза шкипера.

— Да, это я. Чего ты хочешь?

— Чтобы вы меня взяли.

— У нас нет больше мест.

— Ну, один-то человек не помешает.

— Ты так считаешь?

— Уверен!

— А кто ты такой?

— Бывалый моряк, крепкий малый и тертый калач. Две таких ручищи, как мои, всегда пригодятся, вот я их вам и предлагаю.

— Но есть другие корабли и другие капитаны. Почему ты пришел именно сюда?

— Потому что хочу служить на «Дельфине» и под вашим началом.

Его настойчивость изумляла.

— Но ты мне не нужен, — повторил Джеймс Плейфейр.

— Крепкий малый нужен всегда. А если хотите испытать меня, то позовите трех-четырех самых здоровых парней из вашего экипажа — я готов помериться с ними силой.

— Да уж, — усмехнулся Джеймс Плейфейр. — Как тебя зовут?

— Крокстон, к вашим услугам.

Капитан отступил на несколько шагов, чтобы получше рассмотреть великана, который нависал над ним, как скала. Его сложение и матросская внешность как будто подтверждали слова крепыша. Похоже, он и в самом деле обладал необычайной силой.

— Где ты плавал? — спросил Плейфейр.

— Везде понемногу.

— А знаешь ли, куда и зачем мы идем?

— Да.

— Черт меня побери, если я упущу такого молодца! — сдался шкипер. — Пойди-ка отыщи второго помощника, мистера Мэтью, пусть он тебя запишет.

Джеймс Плейфейр ожидал, что матрос бросится на нос корабля, но ошибся. Крокстон не двигался с места.

— Ты что, не понял? — удивился капитан.

— Понял, — отвечал матрос. — Но должен вам сказать еще кое-что.

— Ты мне надоел, — рассердился капитан Джеймс. — Некогда с тобой разговаривать.

— Еще только два слова. У меня есть племянник…

— Вот как! Так у него чудный дядюшка, у твоего племянника, — нетерпеливо заметил Джеймс Плейфейр. — Кончится когда-нибудь наш разговор?

— Сейчас, сейчас. Тут вот какое дело. Если уж вы нанимаете дядю, то следует взять и племянника.

— О! Да что ты говоришь?

— Так уж заведено. Мы плаваем только вместе.

— А что за племянник?

— Юнга пятнадцати лет, я обучаю его нашему ремеслу. Он очень старается, со временем из него выйдет отличный моряк.

— Так, значит, ты, папаша Крокстон, считаешь «Дельфин» мореходной школой?

— Не надо смеяться над теми, кто учится морскому делу, — нахмурив брови заметил моряк. — Один из них стал потом адмиралом Нельсоном, а другой — Франклином.

— Черт побери, дружище, — засмеялся Плейфейр, — да у тебя здорово подвешен язык, это мне нравится. Приводи уж сюда и племянника. Но только если его дядюшка окажется совсем не таким отважным малым, за которого себя выдает, то будет иметь дело со мной. Иди, и через час чтобы был здесь.