– И беде этой положил начало ты! – почти с человеческой ехидцей вставил голос Оракула. Кеельсее не стал спорить.

– Чего таить! – вздохнул он. – И я приложил к тому руку. Но первой была Леда! Прекрасная голубоглазая интриганка, самая ловкая из нас! Это она погубила наш мир! Я хотел просто встряхнуть его. Я затеял игру так, чтобы поразвлечься. Уж слишком все было незыблемо. Слишком все было скучно. Но я просто играл, а Леда хотела все уничтожить. Почему… Почему? Этого я не знаю До сих пор. Она непредсказуема, и весь мир – лишь арена для ее прихотей. Одним словом, я натравил на Атлантиду своих кемтян, а заодно и пиратов, а Леда организовала мятежи. Что случилось потом, можно лишь догадываться. Почему-то взорвался «Марс», что привело к апокалипсису. Испепеленная огнем Атлантида ушла на дно, погибли другие цветущие миры. Потребовались сотни и сотни лет, чтобы на земле возродилась полноценная жизнь.

Катастрофу пережило около десяти Посвященных. Мы, атланты, в силу парадокса обратной спирали, обрели на Земле срок жизни, многократно превосходящий человеческий. К тому же среди нас были существа – выходцы с планеты Зрентша, чей срок жизни вообще определяется лишь стремлением жить.

Тянулись годы, а мы, Посвященные, все разыгрывали игру за игрой. Мы знали больше, чем обычные люди, могли много больше, мы обладали властью, зримой и тайной. Не знаю, как другим, мне нравилась такая жизнь. Время от времени я затевал интригу, потом уходил в тень, чтобы по прошествии лет объявиться вновь. Со временем все большая власть сосредотачивалась в руках Командора и его сына Русия, точней, я поставил бы их имена в обратном порядке, потому что заводилой во всех делах был именно Русий. Два с половиной века тому назад они затеяли грандиозную игру, попытавшись покорить мир. Русий при помощи Гумия, своего прихвостня, бросил на запад бесчисленные орды варваров. Он выставлял себя то Ахурамаздой, то Ариманом, а Гумий прозывался Заратустрой. Одно время я был с ними, но потом переметнулся на противную сторону. – Кеельсее усмехнулся собственным мыслям, не обращая внимания на внимательный взгляд Омту. – Не люблю постоянства! Итак, Русий повел на запад свои орды, а там ему должен был помочь Командор, укрепившийся в мире людей посредством созданного им мирка богов-артефактов. Но мы помешали им. Мы – это я, моя персона была не последней, Юльм, отважный парень, но с мозгом барана, Гиптий, напротив, очень неглупый, но порой трусоватый. Еще с нами был Отшельник, как я узнал потом, это был Арий, младший брат Командора, тоже зрентшианец. Славная семейка! Мы тогда здорово перегрызлись, но верх остался за нами. Мы с Арием расправились с Русием и его дружком Гумием, победив их в упорной битве в Заоблачных горах, Командора одолели Черный Человек и Леда. Более прочих сделал Юльм, с горсткой отважных безумцев остановивший мириады врагов в ущелье. Но он погиб. Или, по крайней мере, исчез. Как исчезли Командор и Русий, с последним у меня самые большие счеты. Мы все устали и на время отошли от дел. Я сразу же потерял из виду Леду и Черного Человека, затем Гиптия. Гумий какое-то время был при мне, я спас его от Ария, а потом и от чар демона, захватившего душу этого парня. Мы нередко конфликтовали с ним, но по-своему всегда были дружны, хотя никогда и не подставляли друг другу спину. Все успокоилось. Я правил Кемтом, меняя имена и обличил, Гиптий, по слухам, живет где-то на севере, Гумий обосновался неподалеку от меня, перебираясь из Сирии в Элладу и обратно. Все было не так уж плохо, но назревало предчувствие Большой Игры. Я уже хотел начать ее сам, но меня опередили. И вот вопрос: кто?

Кеельсее умолк, задумчиво тронув рукой подбородок, а кристалл заиграл гранями.

– А сам-то ты как думаешь?

– Леда! Больше некому! Самовлюбленная красотка с голубыми глазищами! – убежденно ответил странник.

– Так и исходи из этого. К чему гадать?! Считай, что получил ответ на свой вопрос. А я запомню твои слова, и если с тобой что-то случится, я сохраню рассказанную тобой историю.

– Зачем?! – хмыкнул Кеельсее. Казалось, он был слегка смущен и даже раздосадован собственной откровенностью. – Впрочем, как знаешь. Да, – вспомнил он, – еще меня интересует кое-какая информация об одном моем друге. Арий. Тебе известен такой?

– Да, – подтвердил Оракул. – Я знаю существо, именующее себя Арием. Его настоящее имя Егуа Па. Он появился на свет на планете Зрентша.

– Я это знаю, – сказал Кеельсее. – Меня интересует другое. Почему он так ненавидит своих собратьев, выходцев с той же планеты? Я говорю о Командоре и Русии, которых ты тоже знаешь.

– А почему бы тебе не спросить его самому? Вы ведь неплохо знакомы.

Посвященный криво усмехнулся.

– Это не ответ. Ты не хочешь ответить мне.

– Не могу, – поправил блеклый голос. – Чтобы получить такой ответ, ты должен пожертвовать большим, чем жизнь не познавшего мир юнца. Подобный ответ может получить лишь тот, Кто пожертвует собой. Он узнает все, мельчайшую грань бытия.

– Какой смысл знать о бытии, будучи небытием? – хмыкнул Кеельсее.

– Какой смысл выдавать сокровенные тайны, не получая взамен новых? – вопросом на вопрос ответил Оракул.

– Значит, не договорились?

– Нет, – подтвердил голос.

Кеельсее не выглядел огорченным.

– Ну и черт с тобой!

Посвященный отступил назад, а потом и вовсе сошел с платформы, давая понять, что разговор закончен. Омту последовал за ним. Кристалл медленно погас, вобрав в себя свечение.

Тем же путем, что и вошли, путники покинули храм. Когда они оказались снаружи, в небе готовилась заалеть заря. Кеельсее кивнул Омту, триста шестьдесят восьмому по счету жрецу Сета.

– До встречи. Живи долго и счастливо.

– Пусть будет равен веку твой день, – ответил Омту.

Гость улыбнулся.

– Оно так и есть!

Потом он повернулся и ушел в темноту – в ночь, напоенную сладкими запахами пустыни…

Читальная зала Мусейона устроена таким образом, что солнце проникает в нее ранним утром и исчезает лишь на закате. Тому способствуют две колоннады, щедро открывающие доступ свету, одна из которых выходит на северо-восток, а другая – на юго-запад. Льющиеся между колонн потоки лучей наполняют жизнью стеллажи с пергаментными свитками, бюсты ученых мужей, коим следовало подражать, и три ряда роскошных, с поистине царской щедростью отделанных мрамором столов, доступных как убеленному сединами филологу иль геометру, так и вчерашнему школяру. Птолемеи, не в пример другим царям, не жалели денег на науки, будь то весьма нужные государству арифметика иль фортификация, будь то совершенно бесполезные в представлении земных владык философия и филология. Птолемей, сын Лага, воздвиг прекрасный Мусейон, «клетку у муз», как его еще называли, – «В Египте прибежище многих народов, кормится много ученых мужей буквоедов – все это в клетке у муз», – предмет зависти самых могущественных государей: с залами для лекций, трапезной, обсерваторией, прозекторской, хранилищами коллекций растений и животных. Его преемники, неспособные превзойти столь грандиозное деяние, довольствовались тем, что поддерживали на надлежащем уровне обеспечение ученых мужей достойной пищей, добротной одеждой, удобным жильем, а также всем тем, что потребно для достижения знаний – книгами, кипами чистых папирусов, чернилами, перьями и прочей канцелярской безделицей. Всего было в достатке – и света, и перьев, и чернил. Всего…

Эратосфен окинул внимательным взором длинные шеренги столов, примерно половина которых была занята. Одни ученые изучали пожелтевшие от времени папирусные свитки, доставая их из бесчисленных ниш в стенах, другие марали свежие листы, третьи, позевывая, посматривали по сторонам, пытаясь придумать себе занятие. Меж рядами неслышно бегали два служки, разносившие свежие перья, чернила, папирусы. В дальнем конце залы филолог Гонтий, известный бузотер и скандалист, о чем-то спорил со своим собратом Аполлонием, человеком, напротив, мирным. Гонтий наступал, Аполлоний пятился, тшась спастись от нападок ретивого оппонента. Эратосфен перехватил его умоляющий взгляд и поспешил на помощь – к тому обязывала немалая должность заведующего библиотекой.