Мазур, уже не таясь, бросился к конференц-залу. Иллюминаторы сияли огнями. Он заглянул внутрь, бегло оценил обстановку. В дальнем от иллюминатора углу тихо лежал герой голубого телеэкрана, известный всей России наркоман и культурный деятель. Был он мертв или пребывал в отключке – вопрос открытый, но, судя по неестественно вывернутой шее, первое более вероятно.

Примерно в метре от него ничком лежала блондинка в коротком платьишке, Мазур узнал ее – именно она горланила на трапе про то, как провожают пароходы… И тоже была бездыханна. Чуть ближе к иллюминатору располагался Каха Георгиевич, специалист по грузинской экономике. Этот был привязан ремнем к ножке привинченного к полу стула. С лысого темени у него сочилась кровь, голова безвольно опустилась на грудь, но он был жив – стопроцентно. Видимо, большой и горячий грузин сделался буен, и пришлось его обуздать. Убивать толстого генацвале террористы не спешили – наверное, пока еще не разобрались, насколько высокое место он занимает в олигархической табели о рангах…

А в центре зала трое террористов давали показательное выступление перед заложниками. Посреди этой тройки стоял, судя по уверенному виду, тот самый Командир, о котором Мазур уже был наслышан. Командир со знанием дела проводил удушающий захват, страстно прижимая к себе сгибом локтя шею одного из заложников – самого Малышевского Александра Олеговича. Глаза Малышевского были выпучены, на скулах у него играли желваки, крупные капли пота стекали по виску на черный ствол ТТ, приставленный одним из террористов к его голове.

Заложники молча наблюдали за ними, затравленно вжимаясь в стены. Одни из них нервно теребили в руках золотые цепочки, другие закрывали глаза пальцами, унизанными перстнями с драгоценными камнями. Некоторые до крови кусали губы, чтобы не закричать от страха.

Продление моральной агонии Малышевского не входило в планы Мазура. Тем более что стрельба по-македонски, с обеих рук, была его любимым развлечением. Он перевел автомат на одиночный огонь, выхватил из-за пояса конфискованный у любителя белых кедов ТТ, вихрем ворвался в зал и первым же точным выстрелом уложил террориста, державшего на мушке олигарха. Террорист спорить не стал, рухнул на пол, как подкошенный. Малышевский последовал его примеру, скорее с перепугу, чем вследствие травмы или ранения, поскольку пуля Мазура прошла аккурат мимо него, ювелирно ввинтившись в лоб незадачливого командира.

Тела обоих террористов не успели коснуться пола, как завертелась карусель. И крутилась она от силы четыре секунды. Завизжали женщины, гортанно закурлыкали захватчики… Мазур ничего этого не слышал, не до того было.

Ничто так не деморализует противника, как гибель главаря. Оставшаяся в живых двойка тормознула на миг, потом один из них выхватил «Макаров» и пальнул в сторону заложников. Никого, к счастью, не убил: пуля угодила в руку сухощавого джентльмена в порванном на груди смокинге.

– Сука! – взвизгнул раненый и завалился набок.

Второй боевик в ту же секунду пальнул в Мазура, – пуля насквозь прошила боцманскую робу, не причинив ему вреда: извини, боцман, и спасибо тебе за то, что был таким упитанным. Ответная пуля, долей мгновенья позже покинув ствол мазуровского ТТ, отшвырнула чернобородого деятеля к стене, и тот съехал по ней на пол с дырой в левой стороне груди.

Последний террорист, белый как бумага, приставил дуло своего пистолета к собственному виску.

«Нет уж, гнида, так не договаривались», – пронеслось у Мазура в голове, одновременно с третьей пулей, вылетевшей из его «Хеклера».

Промахнуться ему не удалось.

– Внимание! – заорал он на заложников ничуть не менее убедительно, чем недавно захватчики. – Яхта заминирована, поняли? Не двигайтесь еще несколько минут, помощь уже рядом!

Он орал еще что-то столь же глупое, добиваясь только одного: чтоб избыток адреналина в крови освобожденных пленников не обернулся послешоковой паникой: сметут ведь тогда все к чертям собачьим, друг друга подавят, за борт бросаться начнут…

Наконец он устал орать, оглядел несчастных. Отец невесты, на Мазура не глядя, подобрался к Малышевскому, пощупал пульс. Зашевелились и остальные, какая-то супермоделька начала было подвывать, но на нее шикнули. Заворочался Каха Георгиевич… Но паниковать пока вроде бы никто не собирался.

Ну и слава богу.

Мазур почувствовал себя окончательно измотанным, а ведь это еще не конец.

Босой и в изрядно потрепанной робе, за которую уже его не обматерит боцман, он ослабил хватку, и автомат выскользнул из его ладони на пол. В зале нестерпимо воняло кровью и потом, особым запахом человеческого страха и ненависти.

Очухавшиеся олигархи обнимали своих спутниц; одинокие барыни машинально проверяли, целы ли цацки и не разошлись ли от напряжения швы подтяжек за ушами и по линии волос. Мазур отдал присмиревшему народцу последний приказ:

– Никуда отсюда не выходить! А то мало ли что… Услышите выстрелы, взрывы – не пугаться. Ясно?

И обыскал помещение. При беглом осмотре обнаружился запас курева и патронов, два «Хеклера» и один калаш, а также отечественного производства переносная ракетная установка «Игла», очень, очень ценная и необходимая в хозяйстве вещь. По улице такую можно носить, завернув в одеяло, а вертолет она сбивает вообще на раз… Олигархам такая игрушка ни к чему, значит, это террористы ее сюда притащили. Интересно, зачем…

Прихватив этакую ценность, Мазур выбежал из конференц-зала, ссыпался по трапу, зафиксировал, что «Шершень» по широкой дуге стремительно приближается к «Русалке», откликнувшись на сигнал тревоги. А где катер прикрытия, позвольте узнать?.. На носу «Шершня» расположились двое: один с чем-то, явно снабженным оптическим прицелом, и второй с биноклем. Ясно, не бином Ньютона: первый – снайпер, второй – командир, отдает приказы.

Мазур без проблем справился с «Иглой» – этим оружием он пользовался считанные разы, но механизм управления там прост до крайности. Он готов был прозакладывать свою хату, что командующий на «Шершне» успел шевельнуть губами, отдавая приказ, но на выполнение команды у стрелка уже не осталось времени. Огненная стрела с шипением ушла в начинающее неспешно светлеть небо. Бахнуло так, что заложило уши, накатила ударная волна, принесшая запах гари… В сером боку «Шершня», чуть выше ватерлинии, вспух огненный цветок, и корабль, окутавшись черным облаком дыма, начал заваливаться на правый борт…

Олесю Мазур нашел на пороге боцманской. Она лежала, уткнувшись лицом в палубу. Присел рядом на корточки, перевернул ее на спину.

Ни мыслей, ни чувств уже не осталось. Никто не стал бы взламывать дверь снаружи – террористам не до того было, да и услышал бы этот шум Мазур. Значит, она сама выбралась наружу. Услышала пальбу, крики – и не выдержала, не смогла оставаться в одиночестве и неизвестности. Или просто привыкла всегда выходить сухой из воды? Дуреха…

Пуля попала ей под левую ключицу, крови почти не было, а на лице застыло выражение детской обиды – как будто она до самого конца не могла поверить, что судьба распорядится ее жизнью столь несправедливо.