– Он, должно быть, вскружил тебе голову, – укоризненно произнесла она. – В противном случае ты бы так не думала. Неужели не видишь, что один из нас поступает честно, а другой идет на всевозможные ухищрения?

– Прости, дорогая, но я этого не вижу. Мне кажется, что ты опять ошибаешься. – Она вскинула голову. Лицо ее порозовело, глаза заблестели. – Как-никак мистер Баннистер приехал к тебе и открыто объявил о своих намерениях.

– Но на это он решился только потому, что ему показалось, что я пошла на попятную.

– Ты сделала так, что он в это поверил? Прости, Онор, как же ты смогла такое сделать?

– Ничего я для этого не делала. Мистер Баннистер сам так решил. У меня просто не было времени все ему объяснить. – Онор встала и подобрала подол платья. – Хочешь, скажу, как это произошло? Мистер Баннистер перебрал вина и уже плохо соображал. А я так была на него зла, что сожгла в камине привезенную им из Лондона бумагу.

В глазах Шарлотт застыл неподдельный ужас.

– А ты не подумала, какие могут быть для тебя последствия?

– Мне нечего бояться. Я легко могу получить документ, который запрещает ему вторгаться в мои владения. Тем более что печать на том документе поставил чиновник, который, как всем известно, взяточник.

– Порой ты мне очень напоминаешь свою бабушку, – со вздохом заметила Шарлотт. – Если не знаешь о своих недостатках, то хотя бы могла быть с ним вежливой.

Онор резко повернулась к ней.

– Когда имеешь дело с такими людьми, как лорд Портинскейл, или… таким, как мистер Баннистер, о какой вежливости может идти речь? Думаешь, что те люди пришли ко мне за помощью потому, что я не употребляю резких слов и всегда улыбаюсь? Шарлотт, я – Мартиндейл. Я никогда не обижу слабого, но с теми, кто такой же сильный, как и я, буду бороться всеми доступными способами.

– А вот еще один твой противник, – испуганно прошептала Шарлотт.

Онор повернула голову и увидела приближающегося к ним Ральфа Хатерби. По выражению его лица было ясно, что разговор с ним предстоит неприятный.

– Онор, ты должна положить этому конец! – даже не поздоровавшись, воскликнул он. – Я этого требую!

Девушка смотрела на него и молчала. Лицо Ральфа раскраснелось от злости. На ступеньках лестницы, спускавшейся к лужайке, появилась леди Мартиндейл.

– Что за командный тон, сэр! – презрительно произнесла старуха. – Вам пора бы знать, что от Мартиндейлов никто и ничего никогда еще не требовал.

– Мэм, вам известно, что сделала ваша внучка? Она связалась с простыми торговцами, мельниками и прочим сбродом!

– Да, я это знаю, – невозмутимо ответила леди Мартиндейл. – Онор приняла сторону людей более низкого сословия, обратившихся к нам за помощью.

Ральф посмотрел на Онор, потом снова на старуху.

– Вы две невежественные и упрямые женщины, которые полагают, что если они богаты, то им все можно!

– Ральф, я не понимаю, при чем тут наше богатство, – спокойно произнесла Онор. – Сумма, которую нам дадут за использование нашего участка земли, довольно внушительная. С другой стороны, если канал не будет построен, то я понесу убытки.

– А что для тебя эти потери? – фыркнул Ральф. – Капля в море. А вот для меня…

– Ага, теперь понятно, почему ты так держишься за это строительство, – перебила его леди Мартиндейл. – Можно с полной уверенностью утверждать, что у тебя туго с деньгами. А как ты ими распорядишься, если они у тебя появятся? Потратишь их на повышение плодородия своих земель? Или на ремонт крыш? – Она ткнула тростью в землю. – Ну, уж нет. На дело ты их не пустишь. Ты их проиграешь в карты и потратишь на тряпки для своих многочисленных любовниц.

– Ральф, зачем ты приехал? – спросила Онор. – Чтобы поговорить с нами о канале?

– Не только. Еще я хотел забрать с собой Сару. Где она?

– Надо полагать, в классной комнате. Но она не говорила, что ты за ней приедешь. Кстати, я не позволяю ей ездить без сопровождения.

– Можешь не волноваться за нее. Она сюда уже не вернется.

– Не говори глупостей, Ральф. Сара составила расписание занятий на неделю вперед.

– А у меня на ее счет совсем другие планы. В них не предусмотрено, что моя сестра будет изображать из себя учительницу. Да еще перед этими оборванцами!

– Ах, у него появились планы! – воскликнула леди Мартиндейл. – А что ты можешь планировать, кроме получения удовольствий?

Ральф отвесил ей поклон.

– На этом закончим, мадам, – сказал он. – А ты, Онор, будь добра, пошли кого-нибудь за Сарой.

– Я сама пойду к ней, – холодно ответила девушка. – Она должна знать, что ее ожидает.

– Только не вздумай отговаривать ее от возвращения домой! – перейдя почти на визг, воскликнул Ральф. – Этого я не потерплю.

– Ральф, своих друзей у себя я силой не держу, – покраснев, ответила Онор. – Они приезжают сюда по собственному желанию и в любую минуту могут уехать.

Когда Онор вошла в классную комнату, Сара учила младших детей алфавиту. Худощавое лицо сестры Ральфа светилось от счастья. Онор вывела ее в коридор и сообщила, что с ней хочет поговорить брат. Сара сильно удивилась, а в ее глазах появился испуг.

– Сидите тихо и учите написанные на доске буквы, – заглянув в класс, велела детям Онор. – Сейчас к вам придет мисс Таунли. Если будете шуметь, она вас накажет.

Дети удивленно уставились на нее. Решив, что она их пугает, они дружно засмеялись – Шарлотт, мягкий по натуре человек, никогда не наказывала детей.

– Как же приятно, когда дети смеются! – выйдя из класса, воскликнула Онор. – Не могу слышать, когда они плачут.

Сара удивленно посмотрела на нее.

– Но они не плачут, даже когда им больно, – заметила она.

– Да, но ты не бываешь с ними ночью. Вот тогда они и плачут. Знала бы ты, что творилось с ними в день их приезда. Они плакали, звали родителей. В ночные часы дети особенно остро чувствуют свое одиночество. Так что по ночам с ними совсем нелегко. Порой они дерутся. И даже со мной. Толкают друг друга, кусаются. Ну, как можно заставить полуголодных детей, лишенных ласки, поверить в то, что их жизнь изменилась к лучшему? Поэтому ждать, что они сразу же станут ангелами, не приходится. Бабушка ратует за то, чтобы провинившихся наказывали розгами, но ты знаешь, что я этого делать не позволяю. Иногда мне кажется, что если бы меня бабушка в детстве чаще била своей тростью, то я бы не выросла такой строптивой.