Вытащила она крупинки из кармана, посмотрела, оценила да и спрашивает:

– Планктон Иванович, а это что за крупинки у тебя в кармане?

– Золото…

– Откуда?

– Работа наша такая…

– Ты, что с золотых приисков?

– Точно.

– А мы найдем общий язык?

– Так мы оба на одном говорим.

Так укрепилось случайное, палубное знакомство с Леной.

Лена, молодая, маленькая, худенькая женщина, работала продавщицей в антикварном салоне. В круиз она поехала просто от скуки и подальше от родителей, с которыми жила в маленькой квартире, в его родном городе. Ела Лена мало, потребности в жизни были небольшие, так и скопила на круиз без северных зарплат. Планктон Иванович ей понравился своей противоположностью. Ел много и за столом съедал свою порцию, и Лене помогал справиться с едой. Одно к одному и до постели общей добрались, тут их совсем стало не разнять. Любовью оба были не избалованы.

Расставаться им не хотелось.

А куда ехать? В малогабаритную квартиру к Лене, или в деревянный домик на Севере к Планктону Ивановичу? В его городской квартире жил сын Паша от Мани. Планктон Иванович сказал, что мечтает о своем доме, на этой большой реке. Было бы желание.

Сама Лена была кареглазая, с каштановыми волосами, которые рассыпались по плечам, или послушно завязывались в хвостик. Мечта Планктона Ивановича остаться на большой земле была несбыточной, Лена это сразу поняла. Его уже тянул привычный север. Ему было жарко на теплоходе, он уже устал от радости отдыха на большой реке. Лену манило золото. Несколько крупинок золота изменили ее жизнь. Быть одинокой продавщицей очень не хотелось. Она позвонила маме, и сказала, что выходит замуж. Мать не поняла радоваться или огорчаться…

Лена с Планктоном Ивановичем приехали к ее родителям, ввергли всех родственников и знакомых в легкий шок, и уехали на север, там они и поженились, гражданским браком. Лена по привычке стала работать в магазине. Планктон Иванович с удовольствием с Леной разговаривал, и о неожиданность! Они на одну Анну Александровну в прошлом работали, просто Планктон Иванович не замечал маленькой продавщицы. Лена рассказала Планктону Ивановичу и об Ирмине. Новости о его законной жене, она знала от своей матери, которая была не пенсии и знала все новости в своем районе. Лена не Планктон Иванович, все матери написала, так и Ирмина узнала о судьбе собственного бывшего мужа, который уже был гражданским мужем очередной женщины.

Бабули высыпали на улицу, и гуляли под февральским солнцем, не отходя от подъезда. Звонок. О, это сам Планктон Иванович позвонил Ирмина, в кои – то веки!

– Планктон Иванович, ты откуда звонишь?

– Со столичного вокзала.

– Куда путь держишь?

– К брату хочу съездить.

– Золота много добыл?

– Я золото не добываю.

– А что на приисках делаешь?

– Ирмина, а ты откуда знаешь?

– Лена сказала, где ты, ты ведь и соседей собственных не знаешь.

– Это Ленка что ли сказала?

– Она под нами жила раньше.

– Ирмина, ну я не знал, а ты замуж не собираешься?

– Нет!

– Ирмина, я с тобой не разводился, как ты смогла замуж выйти?

– А я нашла свидетелей, что тебя дома год не было, и меня с тобой развели, а о том, что ты жив – здоров, я знала от соседки, матери Лены, она и свидетельницей была.

– Ну, ты, Ирмина, даешь! А я – то тебе хотел золото передать…

– Ты сказал, что у тебя нет золота.

– Так я тебе всю правду и выложу по телефону! Как там Нина?

– Нормально.

– Да? А у меня на севере сын маленький есть, на чукчу смахивает.

Только положила она трубку, вновь звонит Планктон Иванович.

– Ирмина, я хочу вам кое-что завести. До вас два часа пути, у вас час, и назад поеду, ты Паше позвони, что я приеду.

Положила Ирмина трубку и тут же позвонила Паше, старшему сыну Планктона от Мани.

– Паша, отец звонил по телефону.

– Ирмина, ты что шутишь? Столько молчал!

– Паша зайди к нам домой через пару часов.

– Ладно, сегодня выходной день, зайду.

Через два часа звонок в дверь. Пришел Планктон Иванович.

– Ирмина, я еле в подъезд попал, ты мне код не назвала.

– Забыла про код.

– А мне Паша дверь открыл, домой шел, изменился так, бороду носит, как у меня.

Через пять минут звонок в дверь.

Немая сцена встречи.

Планктон Иванович посмотрел на Ирмину, Нину и на Пашу и сказал:

– Паша, у меня есть золото в виде песка, в подошве сапог лежит, я бы хотел тебе отдать.

– Отец, зачем мне золото, это же мертвые деньги, какая мне от них польза?

– Паша, разберешься, а то совесть меня гложет, за то, что я вас бросил.

– Отец, раньше золото на зубы брали, а теперь у всех зубы белые.

– Паша, я тебе отсыплю, а ты сам подумаешь, что с ним делать, есть ведь в городе золотые мастерские.

Планктон Иванович снял огромные сапоги, вынул стельки, вынул жесткую прокладку, и высыпал золотой песок на тарелку. Потом вставил прокладки, стельки и надел сапоги.

– Ну, ты отец молодец! – сказал Паша, рассматривая золотой песок -Все, бываете, а то я заплачу и не смогу уехать! – сказал Планктон Иванович, и исчез в проеме двери.

– Ирмина, я возьму золото, я знаю, кому его отдать, – сказал Паша и ушел.

Все стихло. Золото Ирмина улыбнулось и исчезло, так же быстро и жизнь проходит.

Золотая пора молодости осталась далеко за горизонтом. Маячил юбилей, не чужой, а ее собственный. Определитель вещает на всю квартиру, кто звонит, а звонят от Паши.

– Ирмина, я к вам зайду днем, вечером не могу, – проговорил в телефонную трубку Паша.

– Хорошо, заходи, буду ждать.

К Нинели пришел Паша, подал ей красную коробочку. В коробочке полный золотой набор: Валерки, цепочка, кулон, кольцо.

– Ирмина Андреевна, мы сделали из золота отца три набора: тебе, моей маме и Нине.

– Спасибо! Красиво – то как!

– С юбилеем, вас, Ирмина! – проговорил Паша.

– Спасибо, спасибо!

Ирмина позвонила мне и сказала, что Планктон Иванович ей и Нине подарил золотые комплекты. Ну и ладно.

На Малахите царила осень своими золотыми красками, это золото листвы невольно влияло на все происходящие процессы. Спектральный анализ был моим любимым делом со времен института. Да, я очень любила этот частокол полос различной величины.

В кои-то веки, мне, человеку, окончившему университет, дали возможность работать по любимой специальности, и это все благодаря Гринсгорию Сергеевичу. Он дал мне химическую лабораторию вместо мебельной фабрики или прилавка антикварного магазина, когда узнал, что я окончила университет. Мои пальцы, как всегда были защищены резиновыми одежками. Перчатки я не любила. Кожа моих пальцев успела устать от химикатов, пробирок, и резиновых перчаток, и только мозг волей или неволей жил процессами, происходящими в химии. И химия отвечала мне любовью, например, вчера…

А что было вчера? При соединении некоторых веществ получился какой-то странный цвет необыкновенно красивый. Работа была обычная и вдруг: блеск, треск, свечение и цвет, который появился и исчез. Я готова была повторить этот химический процесс, но поняла: не получится.

О, этот цвет! Я переоделась, сняла с пальцев резину, халат, шапочку, тряхнула волосами… и так захотелось заколку в волосы того необыкновенного цвета! А что за цвет, я не готова была сказать, но я его видела! Гринсгорий Сергеевич ждал Мариону. Как он любил эти роскошные волосы и всю ее фигуру, он звал ее: Джинна, от слова Джинн. Она выныривала из химической лаборатории, как Джинн из бутылки и творила чудеса. Для него все было чудом, до чего дотрагивались ее маленькие натруженные ручки.

Мы пошли тихим шагом до своих домов. Я и Гринсгорий Сергеевич жили в разных витых домах, стоящих рядом на малахите. Витой дом был многоэтажным домом, с винтовой лестницей, внутри которой ходил бесшумный лифт. В доме было все удобно, и по большей части жизнь была автоматизирована. Окна появлялись и исчезали по желанию хозяина дома. Так и я с Гринсгорием Сергеевичем. Мы – то появлялись, то исчезали из жизни друг друга.