Гитлер взмахнул рукой и обернувшись лицом к Гиммлеру добавил, – а что до диверсии на русских коммуникациях, то пусть пока этим занимается Канарис, вам, дорогой Генрих, есть чем заняться, хотябы наведите наконец порядок на Балканах, в Югославии. Вы держите там целых три дивизии войск СС, а партизан у этого их так называемого "маршала" Тито становится все больше и больше! Займитесь своими прямыми обязанностями, Генрих, и не лезьте в дела других ведомств!

И для убедительности Гитлер два раза ткнул пальцем Гиммлеру в грудь.

– Только когда каждый немец станет выполнять свой долг, только тогда мы сможем победить! – топнув ногой почти что выкрикнул Гитлер, – идите, Гиммлер, идите и занимайтесь своими делами. Я повторяю, именно своими делами, а не делами Геринга и Канариса.

И уже сидя в своем черном "мерседесе", рейхсфюрер позволил себе чертыхнуться.

– Ну, поглядим еще, чья возьмет!

И приказал шоферу – в Берлин! …

Рая Василькова была вся в страхах и заботах.

Заведующая санаторием Роза Соломоновна Шибель уже четыре дня как уехала в Моздок за транспортом и за продуктами и пропала – не слуху ни духу от нее.

Рая как врач детского санатория теперь осталась здесь за старшую. И вот поварихи – Валя Калинина и Алия Рахимова глядят на нее на Раю беспомощно – чем ребятишек то кормить? Крупы рисовой осталось четыре кило, а гречневой крупы – два кило.

Картошки и морковки – два мешка, да лука пол-мешка… Чем детишек кормить?

Да что вообще делать?

С гор по ночам уже какая-то стрельба доносится. Немцы взяли Ростов и по слухам уже, чуть ли не в Черкесске…

Куда детей увозить?

А Роза Соломоновна как уехала четыре дня назад, так и никаких вестей от нее. И единственный телефон в Теберде – что в райкоме партии, и тот, говорят, теперь вторые сутки не работает – обрыв на линии.

Рая уже почти начала паниковать, но вспомнила наставления Игоря Тетова, как он их – новичков горных туристов учил-поучал. Никогда не поддаваться панике, трезво оценивать ситуацию и без нервов и эмоций искать выход. Выход из любой ситуации найти можно.

Но какой же у них выход?

Уводить детей?

А как? И куда?

Когда летом сорокового года она закончила Первый Медицинский и отгуляв по набережным ночной Москвы свои прощания-расставания со студенческой столицей, поехала по направлению в далекий Моздокский райздрав, как она была счастлива!

Самостоятельная работа врачом педиатром. Да на курорте!

Да еще в тех местах, где они с Игорем лазали по горам!

Старая фельдшерица Фаина Михайловна и санитарка тётя Клава утром часов в пять разбудили Раю, вставайте, вставайте Раиса Александровна, наши из города все ушли, мы одни остались!

В санатории у Раи была не просто комната, а хоромы царские! Вот бы с мужем, кабы он был у нее, такие бы квартирные условия иметь, – не раз думалось и мечталось Раечке по ночам.

Она не сразу начала соображать. Накануне легла поздно, все совещались они с Фаиной Михайловной, собирались поутру идти в райком просить машины или подводы – детей вывозить. Хотя ни из роно, ни райздрава команды никакой не поступало. Но что то надо было делать в конце концов! Роза Соломоновна пропала с концами, а ответственность за три десятка детских душ на ком теперь? На ней, на Раечке, на молодой ничего еще в жизни не видавшей комсомолке, да на старой пенсионерке Фаине Михайловне.

– Куда все ушли? Какие наши ушли? – ничего не понимая спросонья переспрашивала Рая.

– И Райком, и милиция и даже комендатура военная, все ушли, – махнула рукой тетя Клава, – одни мы остались.

– А эти? Как их? – Рая натужно морщила лоб, пытаясь вспомнить, как правильно называлась воинская часть, что стояла неподалеку, – тех-рем-бат! – наконец вспомнила она, – а эти то где?

– А эти тоже драпанули, – с горькой ухмылкой сказала тетя Клава, – этот лощеный то ваш и попрощаться не зашел.

Тетя Клава намекнула на старшего лейтенанта из тех-рем-бата, который две недели кругами все ходил-вился вокруг Раечки, все с цветочками полевыми, да с намеками и прибаутками. Все звал к себе в подруги фронтовые.

А теперь, получается, уехал и проститься не зашел.

– Стыдно то небось ему было драпать, а женщин с детями здесь оставлять! – заметила тетя Клава.

– У них тоже приказ, они люди подневольные, – попыталась защитить военных Фаина Михайловна, – да и на чем бы они нас всех разместили?

– Что делать то будем? – спросила тетя Клава, глядя на Раю, – вам теперь решать, Раиса Александровна, может мне пройти по домам? Пусть эти черкесцы возьмут в каждый дом по ребенку? Мы с них расписки возьмем, а сами тоже на Моздок двинемся?

А как наши вернутся, мы детей по распискам назад получим, а?

– Кто ж добровольно к своим здоровым детям больного туберкулезом чужого ребенка то возьмет? – укоризненно спросила тетю Клаву Фаина Михайловна, – ты чай в своем уме?

– Надо здесь на месте оставаться, – нарушила молчание Рая, – немцы если и придут, то можно будет у них продуктов попросить, все же нация они цивилизованная, я знаю, я с ними в тридцать девятом в горы ходила.

– Я тоже такого же мнения, – кивнула Фаина Михайловна, – я в восемнадцатом году в Киеве немецкую оккупацию видела, никто из них детей не трогал.

– Значит, решено, – подытожила Рая, – остаемся и никуда не дергаемся. Либо наши вернутся, что было бы очень хорошо, либо немцы придут – тоже, надеюсь без крупы не останемся.

И успокоившись тем, что какое то решение принято, женщины отправились по делам.

Кто в палаты к детям, кто на кухню – завтрак для детишек готовить.

А в утреннюю Теберду со стороны Черкесска уже въезжали мотоциклисты разведроты гауптмана Хоффнера. Два мотоцикла "цюндап" с колясками выкатились на площадь перед райкомом партии, где в клумбе на невысоком постаменте стоял коричнево-зеленый Ленин с протянутой на восток рукой. Два других мотоцикла на большой скорости промчались по улице Шаумяна, развернулись в ее конце и потом так же быстро помчались назад. Хофнер, сидевший в коляске одного из мотоциклов лично убедился в том, что Теберда русскими оставлена. Он снял пыльные очки, вылез из коляски и приказал унтерофицеру Миллеру быстро ехать с докладом навстречу штурмовой группе майора Лента.

Теберда взята.

Теперь впереди – Клыч, потом Кодор, а дальше уже и Сухуми. ….

К вечеру 17 августа боевые группы Нойхаузера, Пессингера и Грота* овладели самой высокой точкой Военно-Сухумской дороги. Клухорский перевал был в руках горных егерей.

Группа капитана Грота была сформирована из 13-ой роты 99-го горнострелкового полка и приданной ему разведывательной высокогорной егерской роты 1-ой горнострелковой дивизии. Таким образом, оберлейтенант Клаус фон Линде на некоторое время попал в непосредственное подчинение к знаменитому и именитому альпинисту и спортсмену. И попав в боевую группу капитана Грота, Клаус пребывал теперь в каком-то неописуемом возбужденном состоянии ожидания чего-то необычного, чего-то праздничного, предвещающего и приключения и награды.

А намек на предстоящие подвиги и последующие награды был самым-самым непосредственным. После овладения перевалом, когда Нойхаузер получил приказ отдыхать, а Пессингер со своими егерями пошел по следам отступавших русских, Грот получил от командира 1-ой горнострелковой дивизии приказ – подняться на вершину Эльбруса.

– Ну что, альпинист! – Грот хлопнул Клауса по плечу, – сходим на вершину?

И Клаус не смог удержаться от того, чтобы не расплыться в самой радостной улыбке. * В элитных частях Вермахта и в Войсках СС для ведения активных боевых действий формировались специальные "группы". Наступательный бой не велся в составе обычного батальона, полка или дивизии. Для наступательных действий из состава батальонов, полков и дивизий – выделялись так называемые "штурмовые" или "боевые" группы, создававшиеся даже не обязательно из подразделений одного полка. Дивизия Вермахта или Ваффен СС создавала боевые наступательные группы из специально отобранных и наиболее боеготовых рот. Во главе группы обычно ставился командир одного из батальонов дивизии. Свое оперативное наименование боевая (штурмовая) группа получала по имени своего командира. По выполнении боевого задания, группы расформировывались и роты возвращались в свои полки. Прим автора.