События в детских рассказах Носилова развиваются на фоне близкой ему природы Зауралья. Он пишет о красавице Исети и зеленых лесах, окаймляющих ее берега, о бесчисленных озерах и речках, придающих своеобразный оттенок зауральскому пейзажу, о летних росистых утрах и тихих солнечных вечерах.
Некоторые рассказы Носилова с детской тематикой несколько сентиментальны, рассчитаны на читателя с обывательским кругозором («Зося», «Медведь о. Серафима»), узок круг затронутых в них вопросов. Но таких произведений немного, они явно кажутся инородными среди его душевных рассказов для детей.
Много очерков и рассказов Носилова посвящено жизни и быту нерусских народов царской России. Используя наблюдения, почерпнутые в многочисленных путешествиях, писатель рассказывает о необъятной, переливающейся красками казахской степи, напоенной ароматом цветущих растений, дает яркие зарисовки своеобразного быта казахов, рисует запоминающиеся образы степных жителей (рассказы «Керимко», «Галейко»). В серии очерков «По Туре, Тоболу и Исети» рассказывается о знакомстве автора с татарами, которые приветливо встречают русского путешественника, гостеприимно делятся с ним кровом и пищей.
В своих «северных» очерках писатель касается взаимоотношений русских и аборигенов Севера. Простые русские люди, селившиеся по соседству с манси, ханты и ненцами, оказывали благотворное влияние на них, знакомили их с земледелием и оседлым скотоводством, несли этим народам культуру.
Гостеприимно встречают местные жители тех русских, которые приходили на север как друзья и братья. Но царские чиновники и торгаши вызывают недоверчивое, враждебное отношение северян. «Русских он (манси Савва — М. Я.) не особенно любит, — пишет Носилов в очерке «Вогул Савва», — потому что знает их только со стороны заседателя и купца…». С большим сочувствием пишет путешественник о жителях, «запуганных местным начальством, обобранных нашими купцами, казаками, торговцами» (очерк «Через десять лет»).
Осуждая колонизаторскую политику правительства, писатель призывает помочь народам Севера, облегчить их участь. Но в то же время он не мог себе ясно представить, конечно, каким путем должно коренным образом решать национальную проблему.
Носилов показывает также, как местные кулаки и торговцы помогали русским колонизаторам закабалять бедняков. В результате ежегодных голодовок «остяк поневоле едет к кулаку и забатрачивает себя и свое семейство» (очерк «Остяки»). Богачи-манси, торгуя водкой, спаивают бедноту, наживаясь за ее счет. В рассказе «История одного самоеда» выведен предприимчивый труженик-ненец Фома Вылку, попавший в кабалу к кулаку, в чьих амбарах «бесследно скрывалось» то, что он добывал годами охоты. «Фома объехал весь остров, — пишет Носилов, — перебил сотни моржей, тысячи тюленей, переловил капканами сотни песцов, осмотрел десятки островов, собирая там гагачий пух, но по-старому оставался бедняком, и, казалось, собери он все богатство моря, не вырваться ему из когтей этого кулака, не воротить ему потерянной свободы». Писатель не указывает выхода, но заставляет задуматься над существующими общественными отношениями.
Как друг, умный и отзывчивый, пришел сам Носилов к северным народам, выражая настроения той части демократического русского общества, которая верила, что порабощенные и вымирающие народности могут воспрянуть к новой жизни. «Они способны к культуре, к возрождению, — пишет он в очерке «Остяки», — и никак не должны почитаться нами за пропащее племя, присужденное природой к вымиранию».
Ненцы и манси, ханты и коми — любознательный, предприимчивый и смелый народ. Они любят свой край неисчислимых богатств, край будущего, хотя и очень далекого, по мысли Носилова. Они похожи на исследователей-путешественников, так как любят новое и неизвестное, что несет их промысел, и охота, и путешествия по тайге и тундре. Множество хитроумных приспособлений придумали они для ловли рыбы, птицы, зверя. Северяне умеют глубоко понимать жизнь природы, проникать в ее тайны. Суровая, полная труда и опасностей жизнь закалила их волю. Они привыкли к постоянной борьбе за жизнь, не робеют перед опасностью, бесстрашно пускаясь в далекий путь и по скованной снегом тундре, и по бушующему морю. «Они не боятся даже самой бури в этом ледяном море, когда льды набрасываются друг на друга с грохотом, осыпая друг друга обломками и снегом; когда льдины качаются, как в люльке, на этих волнах, стонут и скрежещут своими ледяными краями и трещинами и словно грозят смертью» (очерк «На Шараповых Кошках»). Сильный духом северянин спокоен «даже перед лицом самой смерти».
Многочисленные встречи и беседы с ненцами, манси и ханты убеждают писателя в их большом природном уме, трезвом взгляде на жизнь, в мудрой рассудительности. «…Часто казалось, — пишет он в очерке «Ясак», — что я сижу с русским мужиком, здравый смысл которого, наблюдательность, спокойный взгляд на вещи так и говорят, что он не даром прожил на свете». Жители Севера предупредительны и ласковы, скромны и добры, подкупают простотой обращения, честным радушием, большой человечностью в отношениях между собою, прекрасными душевными качествами. Писатель говорит о поэтической одаренности северных народов, об умении их в песне, пляске, музыке воспроизвести тончайшие наблюдения над жизнью людей и природы.
В рассказах «Из жизни вогулов (Вогульский театр)» и «Вогул Савва и его внуки» описано народное представление — охота на оленей. Импровизированные актеры, перевоплощаясь в охотников и оленей, так правдиво изображают сцену, что слушатели находятся в постоянном напряжении, наблюдая за развитием событий. В особенно драматических местах, когда охотник поражает стрелой самку оленя, а потом детеныша, в публике слышатся тяжелые вздохи, женщины утирают слезы, дети поражены.
«28 марта приходил ко мне Толстой Л. Н., — записал в своем дневнике в 1897 г. А. П. Чехов. — Я рассказал ему содержание рассказа Носилова «Театр у вогулов» — и он, по-видимому, прослушал с большим удовольствием»[72]. В статье «Что такое искусство?» Толстой, передавая содержание рассказа Носилова, определил театральное представление манси как подлинное творчество народа. «И я по одному описанию почувствовал, — пишет Л. Н. Толстой, — что это было истинное произведение искусства»[73].
Отмечая прекрасные душевные качества народов Севера, автор далек от идеализации их жизни. Он ведет читателя в грязный, кишащий насекомыми чум, отмечает суеверность жителей Севера, вскрывает источники темных инстинктов и суеверий, показывает постоянную зависимость северян от природы, тлетворное влияние на них шаманов, хищнические устремления царских колонизаторов, держащих их в покорности и страхе. В результате «край беднеет и вымирает», беднота «нищенствует и попадает в батраки», честного труженика ждут «вечная нужда и недоедание, вечная забота о пище, и вечные долги, и зависимость от богатого человека», — пишет Носилов в очерке «История одной полярной зимовки».
С большой любовью Носилов пишет о маленьких жителях Севера. О короткой жизни мальчика-ненца повествует рассказ «Юдик». Любознательный ребенок «с черными любопытными глазами и курчавыми прядями черных, как смоль, волос» пытливо вглядывается во все, что видит. Ему все хочется знать, грамота дается ему легко. Особенно он любит слушать рассказы о больших городах, новых землях, незнакомых людях. Он страстно привязан к природе, прекрасно изучил повадки животных, жизнь птиц, он любуется ими, как художник совершенным произведением искусства. Пытливый ум мальчика жадно впитывает все живое. Юдик мечтает побывать в городе, тянется к книге, знаниям. Но суровая зима и страшный голод рано оборвали его жизнь.
О смелой ненецкой девушке Тане Логай повествуется в одноименном рассказе Носилова. Невысокая, смуглая, с блестящими черными глазами застенчивая девушка, почти ребенок, пользуется большим уважением в крае. Она с детства пристрастилась к охоте, вместе с отцом и братом промышляет песцов, тюленей и даже медведей; Таня ловко управляет собачьей упряжкой, бесстрашно пускается в далекий путь, оберегает семью, когда взрослых нет дома. Она горячо любит природу, родную тундру, однообразные красоты которой близки и дороги ей. Молодые ненцы давно заглядываются на удалую красавицу, но Таня предпочитает оставаться в родной семье, не желая «менять свободы и ружья на чум и котлы».