— Горячитесь... А ведь горячность может подвести в море и в мирное время. Да, да. — Комдив встал из-за стола и, уже провожая Бурова к двери, сказал: — Будете обеспечивать торпедные стрельбы. Работа серьёзная, даже опасная. В ваши функции входит ловля торпед и буксировка их на «Медузу». — Он задумался на минуту и добавил: — Беспокоит меня, что на вашем катере одна молодёжь подобралась. По первому, по второму году службы. И. кроме боцмана Лопатина да рулевого Грачева, никто не натренирован брать торпеду. Может, усилить вашу команду? Вы ведь тоже в первый раз... Дело это не простое, требует навыка, сноровки.

    — Справимся, товарищ капитан третьего ранга! — смущаясь, твёрдо сказал Буров. — Своими силами справимся!

    — Ну, добро, добро, — успокоил его комдив. — Я в этом убеждён. Приказываю: в четырнадцать часов быть в районе стрельб. Корабли вышли ещё с рассветом. Торопитесь, лейтенант.

    — Есть, товарищ капитан третьего ранга! — отчеканил Буров.

    И уже вслед ему комдив крикнул:

    — А с боцманом Лопатиным всё же посоветуйтесь, как брать торпеды! Опытный моряк, сверхсрочник. Ему не привыкать!

 С моря неторопливо катилась пологая зыбь. Катер резво шёл ей навстречу, врубался острым форштевнем в полированные солнцем валы, оставлял за кормой горбатый бурун. Лёгкий осенний вест трепал на мачте узкую полоску вымпела, шуршал серыми орудийными чехлами окатывал бак жгучей водяной пылью.

    Привалившись спиной к поручням ходового мостика, широко расставив крепкие ноги, Буров вглядывался в недалёкие силуэты кораблей. Четыре подводные лодки, эсминец, два тральщика и, наконец, неуклюжий высоченный борт «Медузы». Буров был доволен, что всё складывалось как нельзя лучше: с отрядом кораблей он соединился на целых полчаса раньше, успел уже получить указания от флагмана с эсминца. И вот теперь, дожидаясь начала учебных стрельб, следил, как боцман Лопатин с матросами готовит тросы и отпорные крюки для ловли торпед.

    Этот долговязый и с виду нескладный главстаршина с первой же встречи оставил у Бурова какое-то неприятное впечатление. Буров глядел сейчас на длинные проворные руки боцмана и вспоминал, как месяца три назад пришёл на катер. Ему даже до сих пор было как-то неловко встречаться с боцманским взглядом, в котором, казалось, осталась навсегда та прежняя, вежливая ухмылка...

    А может, Бурову всё это показалось в тот раз? Собственно, на катер Буров тогда так и не попал. Он спросил командира лейтенанта Серова, у которого должен был принять дела. Вахтенный, рулевой Грачев, с явным равнодушием смерил взглядом фигуру лейтенанта в новеньком, с иголочки, кителе, равнодушно крикнул в кубрик:

    — Боцмана наверх! — И Бурову: — Подождите минутку.

    Буров стоял на пирсе и, отчего-то нервничая, курил сигарету. Он понимал: недовольство его — от назначения на катера. А тут ещё приходится ждать...

    Наконец из люка высунулась стриженая голова, потом показалась долговязая фигура боцмана.

    — Чего авралишь, Грачев? Дай, чёрт возьми, спокойно порубать!

    — Вон, лейтенант к нам, — кивнул вахтенный на пирс. — Новенький, видать.

    Последнее он сказал вполголоса. Но Буров расслышал и ещё больше обозлился.

    — Мне командир «шестёрки» нужен, — строго сказал Буров, — лейтенант Серов.

    — Я за командира пока, — простодушно ответил боцман. — А что случилось?

    — Мне нужен сам лейтенант Серов! — повторил Буров.

    — Но его нет на катере. А вы по какому вопросу? — спросил боцман. — Может, без него решим?

    — Вам этого вопроса не решить, главстаршина! — отрезал Буров.

    Ничего особенного вроде бы не произошло, но Буров почувствовал, как закипел в нём гнев. Да, он знал, что раздражение его родилось не здесь, а ещё в штабе флота, откуда направили его на эти ничтожные катера, но сдержать себя уже не мог. Ведь как-никак, а на нём всё же погоны офицера флота, и матросы должны, обязаны... «Ну, погодите!» Он резко швырнул в воду недркуренную сигарету и, чувствуя, что багровеет, повторил ещё раз настойчиво:

    — Мне нужен сам командир, лейтенант Серов! Где он?!

    Боцман очень вежливо ухмыльнулся и, уже спускаясь в люк, бросил:

    — Он часа через два будет. Ждите. У комдива Серов.

    А через неделю, приняв дела от лейтенанта Серова, ушедшего старпомом на тральщик, Буров стал командиром катера, на котором так «неласково» его приняли в первый раз. Больше других расстроился боцман Лопатин — не разгадал в нём тогда нового командира...

    Какие-то неопределённые, натянутые отношения сложились у Бурова с экипажем. Внешне всё вроде было нормальным: катер ничем не хуже других, команда несла как полагается службу, чётко выполняла задания. Но не было между командиром и экипажем чего-то общего, что сближало бы их, помогало до конца понять друг друга. Бурову было тяжело. Он сознавал свою беспомощность, не знал, как изменить эти отношения, и всё более склонялся к мысли, что самое верное для него — уйти с катеров, которые в общем-то и не считал за боевые корабли. Во многом Буров винил боцмана Лопатина. Порой ему даже казалось, что тот пытается настроить команду против него. Буров, краснея, старался отмахнуться от таких мыслей, но иногда, стыдясь самого себя, пытался всё же понаблюдать за ним. Изредка ему доводилось видеть, как боцман спокойно, но веско отчитывал кого-нибудь из матросов. И всякий раз, как замечал командир, это было по делу, без малейших придирок. И всё-таки Лопатин для него оставался загадкой. А ведь боцман на катере, где экипаж всего из пятнадцати человек, — фигура авторитетная...

    «Что случилось, боцман? — спрашивал в подобных случаях Буров. — Чего не поделили? Есть же уставы, приказы, наставления. Действуйте энергичнее!»

    «Так, по мелочи, товарищ командир, — всякий раз суховато отвечал тот и разводил своими длинными руками. — Обойдётся...»

  На фалах эсминца взлетел набор цветастых сигнальных флагов.

    — Начало учений, товарищ командир! — доложил рулевой-сигнальщик Грачев. Потом опустил бинокль и повернулся к Бурову: — Лодки погрузились, скоро должна быть атака. Четыре лодки, по две торпеды. Восемь штук нам придётся заарканить. Да-а-а...