Не появилось ли чуть больше предупредительности в их отношении к ней?

Если и так, Маргарита этого не замечала. В эти скорбные дни она забыла, что недавно стала королевой, и оставалась лишь двенадцатилетней девочкой, горюющей о матери, от которой никогда не видела ничего, кроме заботы и доброты.

Но вечно предаваться скорби невозможно. Долгая зима подошла к концу, и с приходом мая король послал за старшей дочерью.

– Ваш муж проявляет все большее нетерпение, желая увидеть невесту, – объявил он. – Настало время соединиться с ним.

– Да, сир, – ответила Маргарита.

– Пора готовиться в путь, – продолжал король. – Собирайтесь и вы. В июне мы вместе покинем Ричмонд, поскольку я намерен сопровождать вас на первом этапе путешествия.

В глазах Маргариты на мгновение мелькнул страх. Сейчас, когда близилось время отъезда, она не хотела ехать. Очень приятно быть королевой при дворе отца, где прошло ее детство, поддразнивать Генриха, хвастаясь своим высоким положением перед маленькой Марией; но уехать на чужбину – совсем другое дело.

Король не заметил страха дочери. Его мысли занимало другое. Генрих хотел обзавестись новой женой, хотел еще детей, для которых можно было устроить выгодные партии. Глядя на старшую дочь, король видел не столько нежную, юную девочку, сколько способ сохранить мир с надоедливым воинственным народом, с незапамятных времен чинившим на границе беспорядки.

Генрих был доволен этим браком, а следовательно, и Маргаритой.

– А сейчас вы можете идти, – милостиво разрешил он. – Но помните, что я вам сказал.

Маргарита присела и вышла, а потом бросилась к себе в спальню.

Девушка сказала слугам, что у нее болит голова и ей надо отдохнуть, а оставшись одна, молча заплакала.

– Я хочу к маме, – бормотала она в подушку, ибо теперь, навсегда потеряв королеву-мать, поняла, что только от нее одной могла получить утешение и понимание – то, в чем так отчаянно нуждалась.

И Маргарита, чувствуя себя лишь покинутой маленькой девочкой, забыла, что она еще и королева Шотландии; и она еще долго лежала, всхлипывая и тоскуя об утраченной матери.

Двору, однако, Маргарита явила гордое, смелое личико, и в шестнадцатый день июня месяца верхом на лошади, рядом со своим отцом, принимая приветственные крики тех, кто пришел проводить уезжающих, молодая королева покинула Ричмондский дворец. Так началось ее путешествие в Шотландию.

Яков IV Шотландский ожидал супругу без особого нетерпения. Его советники уверяли, что этот брак послужит благу Шотландии, а потому необходимо на него согласиться.

«И теперь, – думал король, – я должен взять в жены это дитя».

Еще недавно он бы отказался сделать это, несмотря на то что Маргарита – дочь короля Англии, а мир между двумя странами был более чем желателен. Но король сгорал от любви и уже решил, на ком он женится. И увлекся он достаточно сильно, чтобы настоять на своем решении.

Но страсти в Шотландии весьма пылки, а жизни дешевы.

«Мне следовало бы лучше оберегать ее», – снова сказал себе король, как уже говорил тысячу раз. Тогда он стал бы мужем другой Маргариты.

Но несчастье свершилось, и возврата назад не было. Теперь ему надлежало думать, как приветить этого ребенка, присланного ему из-за границы, потому как девочка ни в чем не виновата.

Люди говорили, что теперь наконец-то Англия и Шотландия соединились, но роза и чертополох[2] не могут счастливо ужиться бок о бок. Удастся ли этого когда-нибудь достичь? Способен ли даже союз Тюдоров и Стюартов свершить подобное чудо?

Яков погладил темно-рыжую кудрявую бороду, и его карие глаза на мгновение погрустнели.

Он потерял Маргариту, которую любил, и теперь должен изо всех сил постараться, чтобы союз с ее тезкой стал счастливым.

Но и готовясь к путешествию, каковое завершится встречей с невестой, король думал о знакомстве с той, другой Маргаритой в Стобхолле, доме его отца на берегу реки Тэй.

Берега Тэя! Бурные воды, каскадом ниспадавшие на скалы; звуки птичьего пения и деревья, усыпанные бутонами цветов! А рядом с ним – Маргарита. Никогда он не верил, что на свете бывает такое счастье!

Снова стать пятнадцатилетним… и влюбленным в первый раз. В первый и последний раз, сказал он ей; потому что Маргарита – одна-единственная, кого он когда-либо полюбит.

Она слушала очень серьезно и верила каждому слову. Тогда Яков был красивым мальчиком. Не темноволосым, как его отец; не белокурым, как мать-датчанка. Все говорили, что он унаследовал лучшие черты каждого из родителей. Его темно-рыжие волосы на солнце отливали золотом; а карие глаза хоть и могли быть серьезными, но гораздо чаще лучились весельем; выразительный рот поэта был чувственным, как у любовника; а некоторая бесшабашность в выражении лица намекала, что этот юноша станет отважным воином.

Маргарита была высокой и золотоволосой, и весь мир казался влюбленным таким же прекрасным, как берега реки Тэй.

Поначалу они прогуливались меж деревьев, и Яков рассказывал о своем довольно необычном детстве, пытаясь объяснить, как вместе с братьями жили чуть ли не узниками в замке Стерлинг.

– Стоит мне только увидеть Стерлинг – и я вспоминаю: это тюрьма! Замок стоит на обрывистом холме, и мы с братьями часто смотрели из окон вниз, па форт. Мы всегда ждали, что вот-вот придет наш отец. И постоянно говорили о нем. Я хорошо помню, что всякий раз, когда к замку подходил высокий и красивый незнакомец, мы бросались к нему и спрашивали, не он ли наш отец. «Пожалуйста, пожалуйста, сэр, – упрашивал я, – скажите, что вы мой отец». Но меня всегда уверяли, что это не так.

– Бедный Яков. Как странно, должно быть, все это было!

– Мать пыталась утешить нас. С ней нам повезло.

– Король обошелся дурно не только с вами, Яков, но и со всей Шотландией.

Вздумай сказать такое кто-нибудь еще, принц был бы возмущен, ведь его и братьев всегда учили, что подданные не вправе судить королей; но Маргарита не могла заблуждаться, и он слушал.

– Я слышал, быть королем – очень непросто, – с легкой грустью ответил юноша.

– Вы станете лучшим королем из всех, кого знала Шотландия. – Маргарита посмотрела на принца с таким обожанием, что он ей поверил.

– Королева Маргарита, – сказал Яков и поцеловал ей руку.

Юноша видел, как ее глаза засияли от восторга, каковой он полностью разделял: в пятнадцать лет все представляется возможным, и это так восхитительно!

– Наверное, вас скоро коронуют и посадят на престол Шотландии, Яков.

– Нет, у моего отца еще много лет впереди.

– Но знать восстала против него. – Маргарита хорошо знала об этом, поскольку ее отец был одним из вождей восстания, и как раз потому-то наследника престола увезли из Стерлинга в Стобхолл.

– Скверно, что в Шотландии начнется гражданская война.

– Она продлится недолго. – Маргарита повторяла то, что так часто слышала от заговорщиков. – Король растрачивает национальное достояние на своих фаворитов, к тому же добавляет в монеты медь и олово, а потом выдает эти деньги за чистое серебро. Так поступать нехорошо.

Яков пожал плечами и, обняв, поцеловал Маргариту. Солнечным днем можно найти куда более приятное занятие, чем разговоры о дурных поступках его отца.

– Вы не должны забывать, что вскоре наденете корону.

Они сидели на берегу, и Яков мимоходом подумал об отце.

– Может быть, его увлекли на неправедный путь неумные советники? Мать говорила мне, что когда-то его лучшими друзьями были музыкант, портной и кузнец, а еще отец чересчур всерьез воспринимал своих астрологов.

– Да, он верил всем их предсказаниям, – подтвердила Маргарита. – Потому-то боялся вас и ваших братьев, равно как своих собственных.

– Помню, мать рассказывала, что, когда я родился, положение звезд и планет указывало, что из-за меня с ним случится страшная беда. Как будто я мог бы причинить отцу вред!