III. Французские инженерные войска непрерывно трудились над укреплением и вооружением цитадели. Сначала они исправили ту часть ее, которая обращена к открытой местности, что не привлекло внимания народа; но когда по ходу работ они занялись укреплениями, обращенными к городу, и разрушили большое число киосков и домов, а также мечеть, загромождавшие валы, и на развалинах установили мощные батареи, жители стали громко высказывать беспокойство: «Почему на нас наводят пушки; разве мы не друзья? Не имеют ли французы дурных намерений?»

Город был разделен на 50 кварталов, каждый из которых был обнесен оградой. Ворота их закрывались и открывались по воле начальников кварталов. Малейшая небрежность в этом деле прерывала коммуникации и приводила к стычкам с солдатами. Существование подобных постоянных баррикад было опасным для французской власти, порождало в народе самоуверенность и наглость. Созыв Большого дивана, настроение которого было весьма благожелательным, показался удобным предлогом для разрушения всех этих барьеров. Заранее подготовившиеся инженерные войска занялись этим с большой энергией. Владельцы недвижимости, злонамеренные лица стали протестовать против этих новшеств: «Зачем менять то, что было всегда?» Они обратили внимание на совпадение разрушения оград с вооружением цитадели и взысканием чрезвычайного налога. Настроение ухудшилось; через несколько дней в городе стало замечаться брожение. «У нас требуют денег, – говорили они, – сумма, хотя и велика, но может быть внесена; но в то же время разрушают наши барьеры и наводят на нас пушки. Каковы же планы этих людей Запада? Они собрали всех знатных людей Египта под предлогом заседаний дивана, но разве эти люди не заложники, которых они решили заполучить в свои руки, чтобы одним ударом уничтожить все, что есть в Египте великого и способного сплотить народ?»

Генерал Дюпюи был комендантом. Он являлся хорошим и смелым офицером, но был горяч и весьма вспыльчив. Он происходил из Тулузы. Живость гасконца плохо уживалась с восточной степенностью. Он не придавал никакого значения собственным словам и с легкостью угрожал жителям применением телесного наказания. В Европе хорошо знают, что подобные угрозы бессмысленны, поскольку они выходят за пределы полномочий того, кто к ним прибегает; что для применения телесного наказания необходим ряд публичных формальностей; но в условиях абсолютистского режима, когда представители власти могут позволить себе что угодно, всякий, кому угрожали, считал себя погибшим и жил чрезвычайно тревожно.

6 октября после утреннего туалета султана Кебира шейх Аль-Шаркауи сообщил, что в мечеть Аль-Азхар прибыл человек из Смирны, находился там десять дней и был им взят под наблюдение; у этого человека удалось исторгнуть признание в том, что Джеззар поручил ему начать священную войну против вождя французов; он принял решение не поднимать шума, чтобы не лишать себя возможности предотвращать в будущем аналогичные преступления; он ограничился отсылкой этого фанатика в Сирию в сопровождении двух своих офицеров; но желательно усилить меры предосторожности, ибо возможно, что в других мечетях находятся другие личности, питающие такие же замыслы.

IV. Большой диван распределил между различными купеческими корпорациями Каира сумму в 6 миллионов, подлежавшую выплате в качестве займа. Распределение вызвало большие споры, рассмотрение которых во дворце кади привлекло множество людей. Этот дворец сделался модным местом встреч; он открывался с восходом солнца, и там проводили часть утра. 22 октября толпа была более многочисленной, чем обычно; лестницы и дворы здания были заполнены любопытными, привлеченными вестью о том, что одна из корпораций подала жалобу на своего старшину. Туда явился ага полиции; он предупредил о том, что большое число злонамеренных лиц возбуждает толпу. Но поскольку жители Каира любят поговорить, отличаются живостью характера и чрезвычайно любопытны, генерал Дюпюи был привычен к подобного рода тревожным известиям. Он все же направился ко дворцу, но слишком поздно. Он оставил свой патруль драгун во дворе и поднялся к кади. Видя, что умы сильно возбуждены, он посоветовал этому должностному лицу отложить рассмотрение дела на завтра, что тот и сделал. Дюпюи с трудом пробился сквозь толпу к своему коню. Драгун толкали со всех сторон. Одна из лошадей опрокинула магрибинца. Этот свирепый человек, прибывший из Мекки, выстрелил из пистолета, убил всадника и вскочил на его коня. Французский отряд атаковал и разогнал народ. Генерал Дюпюи выехал со двора, но едва он показался на улице во главе своего патруля, его ударил копьем какой-то человек, стоявший там, как на посту. Он упал замертво. По городу тут же распространился слух о том, что султан Кебир убит, что французы сбросили маску и избивают правоверных. Муэдзины с высоты минаретов призывали правоверных к защите мечетей и города. Купцы закрыли свои лавки. Солдаты ринулись отовсюду в казармы. Злонамеренные лица закрыли ворота тех оград, которые еще не были разрушены. Женщины, вышедшие на террасы, издавали ужасающие вопли. Население бросилось к дому генерала дю Фальга, который неосторожно поселился подле главной мечети. Жители были сильно возбуждены против офицеров инженерных войск, потому что именно они разрушали барьеры, руководили фортификационными работами в цитадели и нередко оскверняли могилы при строительстве укреплений. В один миг дом был опустошен, книги и инструменты растащены, а пять или шесть лиц, находившиеся в нем, умерщвлены. Их головы носили по улицам, а затем повесили на двери главной мечети. Вид крови возбуждает фанатиков. Пришедшие в ужас знатные лица запираются в своих домах, но народ исторгает их из жилищ и с торжеством ведет в мечеть Аль-Азхар; он образует диван обороны, организует ополчение, выкапывает из земли оружие, не забывает ничего из того, что может обеспечить безнаказанность мятежа.

По счастливому стечению обстоятельств, едва занялся рассвет, Наполеон переправился через Нил для посещения арсенала в Гизе. Он вернулся в город к 9 часам. По виду жителей кварталов, через которые он проезжал, ему нетрудно было установить, что именно происходит. Он приказал вызвать главных улемов, но все дороги были уже перехвачены. Все перекрестки охранялись караулами повстанцев, началось строительство насыпей и стен, армия была в боевой готовности, каждый солдат на своем посту. Главные шейхи пытались просветить народ относительно неминуемых последствий, которые будет иметь его поведение; они ничего не смогли добиться; они были вынуждены примкнуть к движению, которое было неодолимо. Шейх Сада был избран председателем дивана мятежников; эта ассамблея состояла из сотни имамов, муэдзинов, руководителей магрибинцев – людей, принадлежавших исключительно к низшим классам. Она выпустила обращение, в котором заявила, «что Порта объявила войну Франции; что Джеззар-паша, назначенный сераскером, уже прибыл в Бельбейс со своей армией; что французы собираются спасаться бегством и разрушили барьеры в целях разграбления города в момент ухода». Всю ночь с высоты четырехсот минаретов Каира раздавались пронзительные голоса муэдзинов, сотрясавших воздух проклятиями по адресу всех врагов бога, неверных, идолопоклонников. Таким образом прошел весь день 22-го, вся ночь с 22-го на 23-е. Повстанцы использовали это время, чтобы сорганизоваться. Слышались ружейные выстрелы, но не часто. Дело принимало весьма серьезный оборот; усмирение Каира могло стать очень трудной задачей. Но еще больше пищи для размышлений давали неизбежные последствия, которые все это должно было иметь. Нужно было подчинить этот большой город, избегая всего того, что могло обострить положение до крайности и исключить возможность примирения народа Египта с армией. Была расклеена прокламация на арабском и турецком языках, имевшая целью просветить жителей относительно ложных известий, которыми пользовались злонамеренные лица, чтобы ввести их в заблуждение. «Неверно, что Джеззар перешел через пустыню; разрушение барьеров соответствует правилам хорошего управления; вооружение цитадели со стороны города явилось лишь выполнением одного из военных правил; жителям напоминалось о битве у пирамид и о поведении султана Кебира по отношению к ним; в заключение предлагалось перенести спор на разрешение дивана». Эта прокламация оказала дурное влияние. Вожаки воспользовались ею, чтобы уверить народ в том, что французы испугались, а это придало ему наглости. Муфти заявили, что надеяться не на что и нужно незамедлительно применить силу; что арабы пустынь двинулись в поход; что племена, находившиеся ближе всего к городу, прибудут в тот же день. Действительно час спустя стало известно, что биллис и терабинцы в числе 700-800 человек совершают враждебные акты и действуют на коммуникациях с Булаком. Адъютант Сулькусский выехал из Каира с 200 всадников, перешел через канал по мостику, атаковал бедуинов, убил некоторых из них и преследовал остальных на расстоянии нескольких лье. Он очистил все окрестности города, но сразу же после этого был ранен. Под ним убили лошадь, он упал на землю и был пронзен десятком копий. Сулькусский был поляк, хороший офицер, член Института Египта. Его смерть явилась чувствительной потерей.