Голова Дэна поднялась при этих словах, и он с явным замешательством на лице посмотрел на Линдси.

– Брат? Какой брат? – Он остановился. – Боже, какой я бесчувственный подонок. Ты говорила мне, что у тебя нет семьи, но я так и не поинтересовался, что с ними случилось, почему ты совсем одна. Прости, Линдси. Это так гнусно с моей стороны. Тебе хочется поговорить об этом?

Линдси зажмурилась. О, Боже, думала она, зачем он такой хороший? Почему он не уличил ее, что она врет насчет брата, и разом выбил у нее все козыри для защиты?

– Линдси? Линдси Уайт?

Она открыла глаза, потом на негнущихся ногах подошла к софе, упала на нее и крепко стиснула пальцы.

– У меня… – начала она дрожащим голосом, – есть брат, по имени Бен, и мать – Меридит. Они живут в… они живут в Калифорнии.

Дэн подошел к ней и сел рядом, лицом к лицу. Линдси смотрела куда-то в сторону, не желая встречаться с ним взглядом.

– Не понимаю, – сказал он. – А почему ты говорила мне, что у тебя нет семьи, что ты совсем одна? Черт возьми, Линдси, смотри мне в лицо. Почему ты так говорила мне все это время?

Она повернулась к нему, глаза ее наполнились слезами.

– Потому что все было именно так. Я ощущала себя совсем одинокой, как будто у меня и в самом деле нет семьи. Я уехала из Калифорнии за год до того, как встретились… мы друг друга не понимали…

– Не понимали друг друга? Черт, должно быть, это нечто вроде третьей мировой войны. Ты взяла и уехала? От матери? От брата?

– Да, – сказала Линдси, приподняв подбородок, – да.

– А что твой отец?

– Он умер.

Дэн машинально провел рукой по волосам.

– Боже, это какая-то сплошная галлюцинация. У тебя есть мать и брат на Западном Побережье, а ты делаешь вид, что их не существует. Мы же как-то говорили о твоей семье, Линдси. Но как же ты собираешься наладить с ними отношения, если при этом откровенно игнорируешь их, держишься так, будто они и в самом деле умерли?

– Ты ничего не знаешь, – сказала она, слегка повысив голос.

– Боюсь, что я тебя не смогу понять, – ответил он тоже повышенным тоном. – Помнишь, я рассказывал тебе, как привез эту вербу на автобусе из Питсбурга?

Линдси кивнула.

– Я подрабатывал мойщиком посуды, чтобы скопить денег на билет для этой поездки. Я ездил домой на день рождения отца. Я совершенно не уважаю этого человека, мы с ним никогда не ладили, но все же он – мой отец, и я должен был быть рядом с ним в этот особенный для него день. Семья – это навсегда, как и любовь, на основе которой ты создаешь собственную семью. И ты так легко на нее плюешь? У тебя с ними ссора или какая-то другая ерунда, и ты запросто бросаешь родных? Кто следующий, Линдси Уайт? Я? Мы? Я запачкаю зубной пастой раковину, а ты возьмешь и исчезнешь?

– Нет! Черт возьми, нет! – сказала Линдси, и слезы градом потекли по щекам. – Ты судишь об отношениях в семье, ничего не зная о ней. Они мне лгали, долгое время. Мне нужно было побыть вдалеке от них, чтобы все обдумать, постараться понять, кто я и что произошло, повзрослеть, наконец.

Дэн поднялся.

– И все это – ценой разрушения семьи? Линдси, семья – это драгоценность, это неразрушимый союз любящих людей, которые держатся вместе и в плохие, и в хорошие времена. Для моего отца я далеко не подарок, но твердо знаю, что могу в любую минуту снять трубку, сказать, что попал в беду, и он мне нужен, и он будет тут. Ты и моргнуть не успеешь, как он будет тут. Вот, Линдси, что такое семья… И да поможет нам обоим Бог, если ты этого не понимаешь.

Дэн отошел и встал к Линдси спиной, сунув руки в задние карманы ладонями наружу. Он стоял, сгорбившись, и угрюмым напряжением так и веяло от его массивного тела…

Боже, Боже, раздавалось в голове у Линдси. Она не знала, что сказать, как объяснить. То, что она сказала ему, звучало как бред. Она ушла из семьи, потому что они лгали ей, но Дэн теперь знает, что она лгала ему. И, о небеса, как же быть с тем, что еще не сказано?

– Дэн, пожалуйста, – сказала она, вставая, – не суди меня так сурово, все гораздо сложнее. Я уже помирилась с Беном и матерью. Я говорила с ними, мы решили забыть прошлое, они ждут моего приезда. Я не хотела уезжать от тебя, поэтому сказала, что занята сейчас работой и…

Дэн обернулся, и в его синих глазах пылал гнев.

– А теперь лжешь им обо мне! Боже, ложь слетает с твоего языка с той же легкостью, как если бы ты говорила о погоде.

– Нет, это не совсем так.

– Как я могу теперь верить тебе? В наших отношениях не может быть места лжи, никакой и никогда. Я не переношу ложь. Моя любовь, наша любовь должны быть открытыми, искренними, настоящими, а иначе грош цена такой любви.

– Мне очень жаль. Я хотела рассказать тебе о Бене, о матери, но не знала как. Я боялась, ты не поймешь меня, и я сейчас вижу, что и в самом деле не понимаешь, а значит, я не ошиблась в своих опасениях. Я люблю их так же сильно, как ты любишь свою семью, но…

– Но тебе понадобился год, чтобы понять это? Кто же ты на самом деле после этого, Линдси Уайт?

– Я – Линдси Уайтейкер! – крикнула она, ослепнув и задохнувшись от слез. – Я дочь Джейка Уайтейкера из Голливуда, дочь режиссера.

– Что? – прошептал Дэн.

– То, что слышал, – сказала она, обвивая рукой свое дрожащее тело.

– Джейк Уайтейкер? – переспросил Дэн зловеще. – Тот, что год с лишним назад погиб в автомобильной катастрофе… оставив в наследство семье миллионы звонких долларов. Я ничего не путаю? Или что-то пропускаю? Ты, Линдси Уайтейкер, и цена тебе несколько миллионов долларов. Верно? Я так говорю, Линдси?

– О, Боже, – сказала она, закрыв лицо руками.

Дэн подошел к ней и схватил за руки, отрывая ладони от заплаканного лица.

– И что же тогда все это было? – спросил он звенящим от гнева голосом. – Бунт против не в меру навязчивой родни? И ты решила, что лучший способ поведения – подсыпать сольцы им на раны, чтобы видели, кто здесь главный? А для этого связалась с голодающим актером, наполовину ирландцем, наполовину индейцем, жила с ним в его каморке в многоэтажном доме и даже отдала ему свою девственность – чтобы тем хлеще насолить Уайтейкерам, чтоб они поплясали, да?

– Дэн, нет, не говори так, не смей так думать. Прошу тебя!

Он положил свои большие руки ей на плечи и слегка встряхнул ее.

– А что, черт побери, я должен думать, – крикнул он, стиснув зубы.

– Что я люблю тебя.

– Господи праведный, – простонал он, закрыв на секунду глаза, затем снова посмотрел на Линдси; синие глаза излучали боль и гнев. – Как я ждал, верил, молился, надеясь услышать эти слова. Но сейчас я не знаю, что они значат. Я не могу отделить твою ложь от правды.

– Дэн, прошу, поверь, я люблю тебя. Правда, люблю, клянусь! Я не могла сказать тебе об этом раньше, потому что ты так много обо мне не знал. И это как стена стояло между нами, а я не хотела, чтобы оставалось что-то недоговоренное, когда скажу тебе о моей любви. Но теперь я все рассказала тебе, ты все знаешь, и могу снова и снова говорить эти слова. Я так тебя люблю, разве ты не видишь это? Ничего, ровным счетом ничего не изменилось, ни мы, ни наша любовь друг к другу. Мы будем жить, как и жили. Хорошо? Ну, пожалуйста! Мы любим друг друга. Мы всегда будем вместе. Разве не так, Дэн? Ну, говори же!

Дэн отступил на шаг, руки его сжались в кулаки, и он пристально поглядел на Линдси. Боль и злость в его глазах уступили место ледяному холоду.

Он сказал одно слово. Голосом, разбившим ее на миллион осколков.

Одно слово, сказанное сухим, равнодушным, тихим голосом.

Одно слово:

– Нет.

Линдси задохнулась. Ей показалось, что из легких кто-то выкачал весь воздух. Черные точки плясали перед глазами, а в ушах шумело. Дрожащие ноги подкосились, и она села на край софы, не имея больше сил стоять.

Дэн взял куртку и резким, деревянным движением натянул на себя.

– Когда я был ребенком, – сказал он почти шепотом, – богатые женщины в их фантастических машинах приезжали в наш дом на Рождество. Они привозили коробки с едой, старой одеждой и игрушками. Моя мать всегда заботилась, чтобы в этот момент отца не было дома, дабы не ущемить его гордость. Боже, как я ненавидел тех женщин с их снисходительными улыбками и фальшиво-банальными речами. Я точно знал, что они только и ждут, как бы поскорее умотать от нас и, задрав хвосты и распушив перья, вернуться в свой собственный мир. Потому что нельзя совместить несовместимое. Ты – одна из тех. К моменту, когда я приду, – уйди, пожалуйста. Уходи из моего дома и из моей жизни.