Улеглась пыль, поднятая копытами сотен лошадей, успокоился степной город. Разбрелись по своим делам его жители, и Заира смогла наконец прийти в юрту Анастасии со своим узелком.

Войдя, она некоторое время постояла у входа, окинула взглядом, будто в первый раз, резную колыбельку, разрисованную красными маками. Лежанку, покрытую пестрым домотканым рядном, приподнятую над полом совсем не по-монгольски. Вздохнула грустно, но независтливо.

— Здесь живут счастливые люди. Жаль, недолго им так жить…

— Тьфу на тебя! — рассердилась Анастасия. — Кто же, приходя в дом с добром, так хозяевам говорит?

— Прости, Ася, — ничуть не раскаявшись, проговорила Заира. С некоторых пор она так стала звать свою подругу. — Мы живем среди народа завистливого, который не любит видеть вокруг себя счастливые лица. А как счастливого замечает, так и норовит лишить его либо счастья, либо жизни.

— Наверное, ты думаешь, что мне здесь живется лучше, чем дома? — в сердцах спросила Анастасия. — И счастлива я оттого, что из родных лесов и полей в эту пыльную степь попала?

— Не сердись, госпожа, — у Заиры был виноватый вид. — Такой уж у меня плохой характер, что до сих пор я только в желтой юрте и могла жить… Не дашь ли рабе своей какую-нибудь работу?

— Дам. И тотчас! — отозвалась Анастасия. — Скажи Беле, пусть горячей воды принесет…

Бела — раб, выполняющий разные подручные работы у женщин куреня.

— А ты, — продолжала она, — деревянную кадку для купания прикати. Да перед собой не неси, она тяжелая.

— Госпожа хочет выкупаться?

— Неси, не разговаривай!

Когда кадку водрузили посреди юрты, а Бела, гремя цепью на ногах, натаскал в неё воды, Анастасия налила в воду благовония, которые привез ей Аваджи. Бросила щепотку купленных у торговца ароматических трав, и по юрте поплыл запах свежего летнего воздуха русской степи, когда аромат цветущих трав дурманит голову юношам и девушкам и заставляет стариков во вздохом вспоминать свои молодые годы. Затем Анастасия приказала Заире:

— Раздевайся и полезай!

Та, удивленно поглядывая на подругу, начала раздеваться. Анастасия терпеливо расплела множество косичек, которые Заира неизвестно почему упорно заплетала — булгарки так волосы не носили. Она будто хотела стереть не только из памяти, но и из своего облика всякое напоминание о далекой родине.

Заира влезла в кадку с независимым видом, словно горячая, душистая вода не доставляла ей никакого удовольствия.

Но, несмотря на усилия сохранить равнодушие, на лице девушки стало проступать блаженство. Она даже не сразу заметила, как Анастасия, скатав в узел её одежду, сунула сверток Беле со словами:

— Сожги!

И тогда Заира закричала, вставая в кадке во весь рост и нимало не смущаясь своей наготы:

— Оставь мои вещи, куда потащил?!

Бела нерешительно оглянулся, но Анастасия подтолкнула его к выходу.

— Иди, иди, не слушай глупых девчонок.

— В чем же я теперь ходить стану? — продолжала бурчать Заира. — Голая? Мне-то что, могу и голой, но вот что про тебя скажут? Юз-баши женился на скупой женщине, которая даже служанку одеть не может…

— Замолчишь ты сегодня или нет, — прикрикнула на неё Анастасия. Такую ворчливую женщину я только однажды встречала. Это была моя старая нянюшка.

Она мыла густые, затвердевшие от грязи и пыли волосы девушки, терпеливо отделяя прядь за прядью.

— Однажды наша собака Жучка в поле репьев нацепляла. Трудно было выбирать, но ничего, выбрали…

Она опять налила в кадку благовоний.

— Все составы для мытья на тебя изведу. Будешь ходить голая, но чистая… Монголы мыться не любят, и запах от них — будто от нужника в жаркий день! Ты не хочешь купаться, чтобы на них походить?

— Вот еще! — фыркнула Заира.

— Тогда давай с тобой уговоримся — и в плену себя не терять. Пусть, глядя на нас, и о тех женщинах, что на родине остались, судить станут.

— Как же я себя не буду терять, ежели ты мою одежду сожгла?

— Я тебе новый сарафан подарю. Мне Аваджи с базара три привез, а один поменьше других оказался. Как раз тебе впору.

Как ни мешал Анастасии живот, а Заиру она вымыла собственноручно. При этом приговаривала:

— Путь твоя прошлая жизнь уйдет, как грязная вода! Пусть снизойдет чистота не только на тело твое, но и на душу!

Высушила волосы Заиры, расчесала, заплела в косу и украсила голубым атласным бантом.

Оглядела свою работу и удивленно вскрикнула:

— Да ты, оказывается, совсем молоденькая! Сколько же тебе лет?

— Скоро пятнадцать, — тихо сказала Заира, но тут же вспомнила свой привычный тон. — Совсем я на себя не похожа! И сарафан для меня слишком дорогой.

— Это ещё не все. — Анастасия метнулась к своему туалетному столику и достала из коробочки бирюзовые бусы. — Вот теперь ты совсем красавица!

— Нам красавицами выглядеть нельзя, — мудро заметила девушка. Слишком много жадных глаз вокруг!

— Тогда давай так, — решила Анастасия. — Пока никто не видит, в юрте, ты будешь не закрываясь ходить, а для куреня я тебе покрывало дам. Закутывайся. Уж не обессудь, шелковое у меня одно, походишь в полотняном. А то тебя и вовсе с женой сотника путать станут… А сейчас пойди, Белу позови — вместе кадку вынесете. Я пока полежу, притомилась что-то…

Заира уложила её на лежанку и тревожно посмотрела на покрывавшие лоб Анастасии бисеринки пота.

— Как бы тебе раньше срока рожать не пришлось! — она пытливо заглянула подруге в глаза. — Зачем ты для меня это делаешь?

— Разве ты на моем месте не поступила бы так же?

— Не знаю, — задумчиво ответила Заира.

Тревожно было на душе у Прозоры. Она понимала, что князь Всеволод приехал к ней, как к гадалке, не потому, что не знал, как жить дальше, а потому, что надеялся на её знания, которые помогли бы ему подняться над людскими законами.

В самом деле, так ли уж надо ему жениться и продолжать род, если Всеволод уверен, что никого в жизни он не сможет любить так, как свою незабываемую Настюшку.

Может ли он жениться на другой женщине, если неизвестно, жива ли его первая жена?

Погадать-то князю Прозора сможет. И ответить на все его вопросы тоже. А вот как быть ей самой? Пожалуй, впервые ей придется гадать на свою собственную жизнь. Вчера она попробовала, и что вышло? Меньше двух лет пройдет, а в её жизни появятся двое детей — мальчик и девочка, причем Прозора точно знала, что дети — не её кровь…

С чем приехал к ней Лоза? Вряд ли только князя сопроводить. Чуяла Прозора — по её душу!

Как ни привыкла она жить одна, никого не боясь, — ничего страшнее того, что с нею когда-то произошло быть не может — а понимала, если потребует муж, чтобы она к нему вернулась — люди силой приведут.

Тогда зачем было ей столько лет от него таиться? Разве вдруг опостылел он ей? Или винила его в том страшном несчастии? Нет!

Казнила себя за то, что детей в подпол угнала, как оказалось — на верную погибель? Так и у других людей дети погибли смертью куда более мучительной.

А может, просто жила вдали от всех, чтобы не напоминали ей о пережитом? "Не права ты, Софья", — говорила она себе, а переступить через себя все не могла.

Вот тебе и сильная женщина Прозора! Что же это получается: чужую беду руками разведу, а своей ума не найду?

Да и думать уже некогда было. Всадники спешились и шли гурьбой к её избе. Ничего не оставалось, как выйти им навстречу. Поклонилась гостям в пояс, позвала в избу и по решительному виду Лозы поняла, что он от своего не отступится.

— Надумал, княже, на свою жизнь погадать? — спросила она просто так, предвидя ответ.

— Сказывают, лучше тебя окрест никто не гадает.

— Вы, я вижу, торопитесь? — поинтересовалась Прозора.

— Нарочно крюк сделали, чтобы к тебе заехать, — пояснил Всеволод и кивнул на Лозу. — Везу показывать своему дворянину дареную землю. Село Холмы знаешь?