- Мы вернем предоплату.

- Сомневаюсь, что вы сможете это сделать. И нам не нужны деньги. Нам нужны самолеты. И мы их получим. Вы недооцениваете серьезность проблемы. Речь идет о нашей победе в священной войне. Афганистан должен быть очищен от скверны. И он будет очищен. Такова воля Аллаха. Мы несем большие потери. И военные, и политические. Мы вынуждены приостановить наступательные операции. Поэтому я говорю "нет". Российской стороне придется выполнить свои обязательства. Сделаете это вы или другой человек, для нас не имеет значения.

- Вы являетесь нашим главным партнером и можете добиться моего увольнения. Но это ничего не изменит.

- Вашего увольнения? Мой дорогой друг не услышал меня, когда я сказал, что наши снайперы не делают промахов никогда. Выздоравливайте, господин Ермаков. Вам сейчас нельзя долго болеть..."

Нифонтов выключил магнитофон. С недоумением спросил:

- Ты что-нибудь понимаешь? Девятьсот шестьдесят миллионов долларов. Это же три с лишним десятка штурмовиков! Как они собираются их вывозить? Тут одной "Мрией" не обойдешься. И где они возьмут столько "мигов"?

Голубков не ответил. Он напряженно мял подбородок, болезненно морщился. Наконец сказал:

- Я другого не понимаю. Такое впечатление, что в палате они не одни.

- Одни, - возразил Нифонтов. - С чего ты взял, что не одни?

- Показалось. Или не показалось? Включи компьютер. Досье Джаббара.

- Ты его видел. Крыша: представитель ОПЕК. На деле: доверенное лицо бен Ладена. Но это мы и так знали. Что тебя интересует?

- Образ жизни, привычки, наклонности. Нифонтов вызвал на монитор текст:

- Читай. Никаких зацепок для вербовочного подхода. Ни девочек, ни мальчиков, ни рулетки. Увлекается соколиной охотой. У богатых арабов она популярна. Что ты высматриваешь?

- Какие сигареты он курит. Или сигары. - Голубков просмотрел файл и озадаченно покачал головой: - Ничего нет. Странно. Вообще не курит?

- Наверняка покуривает гашиш. Но у них на Востоке это дело обычное. Или кальян. В свое время мне приходилось курить. Отказываться от кальяна считается неуважением к хозяину дома.

- Он хотел закурить кальян в палате?

- Что ты, это целый ритуал!

- Тогда зачем же он вынимал зажигалку?

- Какую зажигалку? - не понял Нифонтов. - А ведь и в самом деле. Черт. Конечно же! Это была не зажигалка!

- Да, сканер. Или какой-то детектор. Джаббар просек прослушку.

- А Ермаков мог о ней догадаться, - закончил Нифонтов. - Так-так. Очень интересно. Очень.

Он перемотал пленку на разговор Ермакова с сыном. В динамике прозвучало:

"- И сейчас решается самый главный вопрос. Не хочешь спросить какой?

- Нет. Хватит с меня государственных секретов.

- Ты все же спроси.

- Ну, какой?

- Кто будет следующим Президентом России".

Нифонтов остановил запись и заключил:

- Он сказал это не сыну.

- Да, - кивнул Голубков. - Он сказал это нам.

Через два с половиной часа психологи управления выдали заключение.

"Анализ магнитозаписи выявил:

1. Нет сомнений, что реакция Ермакова на сообщение сына о шести миллионах долларов была рефлекторной и естественно-импульсивной. Характеристики речевых темпоритмов и модуляционной окраски голоса (резкость, преобладание мрачных тонов, элементы раздраженности) дают основание предполагать, что это сообщение стало для Ермакова доминантным при ведении всего дальнейшего разговора.

2. После того как Ермаков ознакомился с содержанием дискеты, в его речевых характеристиках прослеживаются новые элементы: некоторая замедленность, увеличение микропауз между словами и фразами. Это характерно для речи человека, который старается контролировать то, что он произносит. Этот самоконтроль становится преобладающим во время беседы Ермакова с человеком, которого он называет господин Джаббар. При оценке сущностного содержания этой беседы важно не только то, что Ермаков сказал, но и то, чего не сказал. Без владения в полном объеме информацией об участниках разговора и общим смысловым контекстом контакта сделать более определенные выводы не представляется возможным.

3. Разговор Ермакова и Джаббара наиболее труден для интерпретации. Собеседник Ермакова является, бесспорно, человеком широко образованным, причастным к европейской культуре. Вместе с тем основу его характера составляет восточная ментальность. Джаббар в совершенстве владеет искусством скрывать свои мысли и контролировать свою речь. Поэтому нельзя сказать определенно, знал ли он об упомянутых в разговоре шести миллионах долларов и имеет ли отношение к покушению на Ермакова.

Особенное внимание обращают на себя следующие фразы Джаббара: "Ваша вовлеченность в эти проекты может помешать выполнению условий нашего контракта в полном объеме. В полном, господин Ермаков". Акцентировка слов "в полным объеме" вряд ли случайна. Понять ее можно, лишь обладая всей информацией о личных и деловых взаимоотношениях участников анализируемого разговора.

4. Оценка мотиваций и прогноз поведения сына Ермакова никаких сложностей не представляют. Очевидна его глубинная психологическая зависимость от отца и готовность помочь ему в решении его проблем даже ценой собственного благополучия. Об этом свидетельствует формулировка его вопроса, обращенного к отцу: "Что будем делать?"

Полковник Голубков внимательно перечитал последний пункт заключения психологов, отложил докладную и взялся за рапорты службы наружного наблюдения.

За минувший день Ермакова навещали в больнице три человека: дочь Екатерина, представитель президента в ГК "Госвооружение" генерал армии Г. и подполковник ГРУ Тимашук, прикомандированный к "Госвооружению" и выполняющий обязанности начальника службы безопасности ЗАО "Феникс". Содержания разговоров с двумя последними зафиксировать не удалось, так как беседы велись не в палате, а в холле, куда Ермаков по его просьбе был вывезен в кресле-коляске. Визуально отмечено, что разговор объекта наблюдения с генералом Г. происходил на повышенных тонах и продолжался двадцать четыре минуты. Разговор с Тимашуком длился четырнадцать минут и носил инструктивный характер. Из ЦКБ Тимашук сразу уехал в аэропорт Внуково и вылетел вечерним рейсом в Читу.

В сводке, подготовленной для Голубкова аналитическим отделом, было выделено сообщение Душанбинской станции аэрокосмического слежения. В нем отмечалось изменение геостационарной орбиты американских разведывательных спутников "Гелиос-4" и "Гелиос-5". Новое положение орбиты позволяет вести постоянное наблюдение за объектами в Забайкалье, в том числе и за аэродромом Потапово.

Это был плохой знак. Очень плохой. Он означал, что каких-то серьезных событий следует ждать в ближайшие дни. Или даже часы.

Голубков приказал оперативному дежурному связаться с контрразведкой Забайкальского военного округа и выяснить дальнейшие передвижения подполковника Тимашука. В том, что Тимашук вылетит из Читы в Потапово, сомнений не было, но точность никогда еще никому не вредила. Вредила неточность.

О чем говорил Ермаков с экс-министром обороны? Почему разговор шел на повышенных тонах? Какой приказ получил от Ермакова подполковник Тимашук?

По нормальной логике выходило: задержать поставку очередной партии истребителей. Давать приказ об отправке "Мрии", зная о предупреждении ЦРУ, - это было самоубийственно. И для карьеры Ермакова, и для карьеры генерала Г., и для всего "Госвооружения". Не говоря уже об интересах России. Но и откладывать поставку после покушения и неприкрытой угрозы, прозвучавшей в словах Джаббара, было для Ермакова не менее самоубийственным. И уже не в переносном, а в самом буквальном смысле.

Но нормальной логикой здесь и не пахло. Столкнулись слишком крупные силы, задействованы слишком большие деньги. Без малого миллиард долларов. Миллиард! В такой массе деньги обретают новое качество, становятся чудовищной, неуправляемой силой. Мирное электричество превращается в плазму. В ней испаряется железо и сгорает алмаз. И никакого влияния на нее не могут оказать даже тысячи человеческих жизней.