Мы бросились к подземному входу под пирамиду, перелезли через полуразобранную каменную кладку и устремились по галерее к нижнему выходу шахты. Страшный обвал песка и камней похоронил под собой людей.

Немедленно была объявлена тревога. Послали за скорой помощью и пожарными машинами с лестницами. Тем временем мы лихорадочно раскапывали обвал, чтобы спасти наших товарищей из-под песка и камней.

Мы работали как одержимые, и, наконец, люди были извлечены из-под обвала. Двое отделались легкими повреждениями, но третий, к несчастью, погиб от удушья.

Тем временем слухи о катастрофе уже успели облететь Саккара, Абусир, все окрестные селения, и к месту раскопок устремились толпы мужчин и женщин. Уже смеркалось. В наступающей темноте я видел сотни людей, собравшихся у отверстия шахты. Женщины вопили и плакали. Я пытался их успокоить, но это ни к чему не привело.

К ночи начали подъезжать автомашины из Каира. Журналисты, конечно, первыми пронюхали о несчастье. Разнесся слух, что вся пирамида обрушилась целиком, похоронив под собой восемьдесят человек. Свет фар озарял пустыню, и провал, в котором разыгралась трагедия, казался еще чернее. Эту ночь я никогда не смогу забыть.

Началось следствие, и раскопки были приостановлены. Ни один местный рабочий не желал теперь даже близко подходить к пирамиде. Люди были запуганы. Кое-кто говорил, что мы разгневали фараона, построившего гробницу, что в пирамиде сидит злой дух, который погубит и поглотит всех.

Читателям, никогда не имевшим дела с такого рода памятниками, подобные разговоры могут показаться обыкновенным суеверием, но я прекрасно понимал этих людей. Я сам испытывал страх и не стыжусь в этом признаться.

Я пытался успокоить людей. Я говорил им, что мы хотели только узнать имя неведомого фараона и прославить его, точно так же как фараона Тутанхамона, о котором знали только ученые-специалисты и которого благодаря лорду Карнарвону и Говарду Картеру, обнаружившим ровно тридцать лет назад его гробницу, знает теперь весь мир. И, наконец, люди начали постепенно возвращаться. Спустя две недели мы могли снова приступить к штурму пирамиды.

О раскопках древнеегипетских гробниц написано столько романтической чепухи, что теперь многие археологи, по-видимому в знак протеста, «замораживают» свои отчеты, стремясь быть строго научными, словно любое проявление чувств уже само по себе антинаучно. Но в то же время крупнейшие археологи не стыдятся проявлять свои чувства в момент открытий. В трудах таких ученых, как Петри, Рейзнер, Фёрс и Квибелл, можно найти целые страницы взволнованных живых рассказов бок о бок с подробнейшими и скучнейшими для неспециалиста описаниями всяких черепков и прочей мелочи, способной заинтересовать только археолога.

Стараясь писать холодно и бесстрастно, я изменил бы самому себе. Поэтому скажу честно: когда через две недели после катастрофы я собрал рабочих и мы снова приступили к расчистке входной галереи, мне было как-то не по себе. Трудно объяснить это чувство. Во всяком случае я не боялся физической опасности – обвала кровли и падения камней, скорее это была странная смесь благоговения, любопытства и неуверенности.

Тот, кто ни разу не ползал в одиночестве по безмолвным темным ходам под пирамидой, никогда не сумеет по-настоящему представить, какое ощущение временами охватывает тебя в этих подземельях. Мои слова могут прозвучать неправдоподобно, однако я знаю, что каждая пирамида имеет свою душу, в ней обитает дух фараона, который ее построил. Многие мои люди, проработавшие в пирамидах почти всю жизнь, думают и чувствуют то же, что и я. Им-то подобное ощущение хорошо знакомо!

По темному коридору приходится ползти на четвереньках, обходя обвалы; свет лампы вспыхивает искрами, отражаясь от крохотных кристаллов в слоистых стенах, а впереди коридор утопает во мраке. Огибаешь углы, ощупывая дорогу руками. Рабочие остаются где-то позади. И внезапно чувствуешь, что ты совсем один в таком месте, где почти пятьдесят веков не звучали человеческие шаги. Ты один, и над тобой тридцатиметровая толша скалы, на которой покоится масса пирамиды. Достаточно обладать хотя бы крупицей фантазии, чтобы подобное мгновение навсегда запало в душу.

Мы начали с расчистки десятиметрового завала из щебня в коридоре под шахтой. Оказалось, что вся нижняя часть шахты обрушилась вместе со значительной частью прилегающей к отверстию кровли коридора. По-видимому, это произошло в глубокой древности при землетрясении или от естественного обвала, потому что скальный грунт здесь очень слаб. Древние египтяне, прорывая свои шахты и подземные ходы, часто спускались на весьма значительную глубину не только из соображений сохранности погребения; зачастую они уходили вглубь для того, чтобы отыскать прочный скальный массив, в котором можно было бы вырубить усыпальницу.

На кровле и на стенах коридора разбегались многочисленные длинные трещины. Пришлось затратить немало усилий, чтобы возвести подпорные каменные стены и поставить деревянные крепления. Только после этого мы решили двинуться дальше вглубь.

Когда вся масса камней под шахтой, была убрана, мы увидели, что пол здесь и еще на метр позади завала выложен на толстом слое мягкой глины. Под глиной мы обнаружили сотни различных каменных сосудов, похожих на те, что были найдены в подземных галереях пирамиды Джосера. Здесь слоями лежали кувшины из черного и белого крапчатого порфира, алебастровые чаши и блюда. Кувшины были невелики, но зачастую очень тяжелы. Внутренняя полость у них оказалась лишь слегка намеченной. Очевидно, они предназначались исключительно для погребальных целей. Почти у всех ваз есть небольшие ручки без отверстий. Некоторые сосуды оказались разбитыми. Поскольку расколотые предметы встречались только в самом верхнем слое, можно предположить, что их раздавила тяжесть обрушенных через вертикальную шахту камней завала.

Но впереди нас ожидала еще одна непредвиденная и чудесная находка. Когда мы расчищали пол галереи, осматривая расположенный ниже глиняный слой, один из моих рабочих заметил у восточной стены коридора блеск золота. Я встал на колени и, осторожно отгребая глину, обнажил двадцать один золотой браслет, наручные обручи и полный серпообразный золотой жезл, деревянная сердцевина которого совершенно истлела. Однако жемчужиной этой коллекции была маленькая коробочка для притираний из чеканного золота. Она имеет форму двустворчатой раковины, похожей на разновидность, известную под названием Раковина Св. Якова («Coquille St. Jacques»). Два одинаковых выгнутых лепестка тончайшей работы скреплены заклепками. На середине крышки находится петля, при помощи которой коробка открывается.

Кроме того, мы нашли пару иголок и щипчиков-пинцетов из электрона (сплава золота с серебром), а также большое количество сердоликовых и глиняных бусин.

Все это, очевидно, лежало в деревянном ларце, от которого осталось лишь несколько кусков золотой обшивки.

На том же месте мы обнаружили три маленькие прямоугольные золотые пластинки. В каждой было проделано по десять дырочек, по-видимому для гвоздей. Многих из нас эти пластинки вначале поставили в тупик: мы не могли догадаться об их назначении, пока не помогли новые находки ювелирных изделий во время рабочего сезона 1954/55 года. Пластинки имеют следующие размеры: первые 3,8х2,0 сантиметра, вторая и третья – 4х2 сантиметра.

Одновременно были найдены маленькие кусочки золотого листа. А неподалеку от этого клада лежал большой диоритовый сосуд с ручками. Все эти предметы, вероятно, никто не тревожил с момента их захоронения. Возможно, что они принадлежали знатной женщине из родни фараона.

Большинство читателей, думая о золотых вещах, найденных в египетских гробницах, по-видимому, прежде всего вспоминает о баснословных богатствах гробницы Тутанхамона. Там был и массивный золотой гроб, весивший триста английских фунтов[33] ногочисленные ювелирные украшения, и всевозможные золотые предметы. Но ведь Тутанхамон жил примерно на полторы тысячи лет позднее времени постройки этой пирамиды. Эпоха Тутанхамона была периодом великих завоеваний в Азии и в Судане, приносивших богатую добычу. Кроме того, шахты и рудники в восточной пустыне и в Нубии разрабатывались тогда на полную мощность, так что в золоте не было недостатка.