— В «жарку» попал, — авторитетно заявил Рыба. — Да, без толкового проводника здесь делать нехер.

— Где ж его взять-то теперь? — в голосе Дантиста слышна была вселенская печаль.

— Посидим здесь, — беспечно ответил Наум Хомяк, — место бойкое, кто-нибудь да появится. Чего бздишь-то? Договорились же уже обо всем. Вон на Макса посмотри: один через Зону шесть километров! И ничего сидит, разговаривает. Не такая она и опасная, Зона эта, чтоб её! А можно к бару двинуть, как брат говорит, здесь по карте недалеко.

— Это если человек фартовый до безобразия, то недалеко, — возразил ему Рыба.

— Так вот тебе человек фартовый! — Олесь Хомяк обличающее указал на меня пальцем. — Шесть километров без проводника прошел, чего еще-то?

Чувствуя, до чего они могут договориться, я решил вставить свое веское слово:

— Да, фартовый я, шесть километров, два трупа. Сколько до бара? Десяток км? Тогда будет всего три жмура и один больно раненый.

— Почему это? — Хомяки дружно присели напротив меня.

— Каждые три километра — один покойник, а десять на три ровно не делится, поэтому один раненый, — я усмехнулся, — если такой расклад устраивает, то пошли.

— В дупло такую арифметику, — высказался Дантист, — уж лучше здесь сидеть, ждать кого-нибудь поопытнее.

— Ну да, здесь лучше, — как-то неубедительно поддержал его Рыба. — До первой вертушки, или кровососа какого-нибудь, а то может, выброса дождемся? Говорят, в первый раз он совсем не страшный, погрохочет чуть, и все: вот он ты, готовый свежий зомбак, можешь сам идти куда хочешь, хоть новичков пугать. Карьера, блин.

Все замолчали, обдумывая его слова, в общем-то, не лишенные смысла. Тушенка в банке кончилась. Я облизал ложку и поднялся.

— Ладно, братцы, спасибо за ужин, пойду я.

— Куда?

— В бар, конечно, куда ж еще-то? Если дойду, попробую вам кого-нибудь прислать на помощь. А если помощь из бара не подойдет, помяните Макса добрым словом, лады?

Они промолчали, а я потихоньку двинулся в сторону своей ложбины, чувствуя, как сверлят спину пять пар глаз. Они смотрели за мной долго, пока я не скрылся в низине, но ни один из них за мной не пошел.

Корень каким-то непостижимым образом оказался уже на месте. На том самом, где мне пришлось облегчиться. Он сидел на рюкзаке и чесал пистолетом спину.

— Н-дя, — задумчиво протянул мой напарник, — не повезло… Или, наоборот, повезло? Ведь живой же? Ладно, Макс, не горюй, прорвемся, уж не сложнее ходьбы по минному полю наша задача? Ага? А на минном поле и в футбол играть можно. Если умеючи.

— Ты здесь откуда, Корень? Ты ж меня пасти должен был!

— Так я и пасу, — хохотнул Петрович, — аки пес цепной овцу заблудшую. Слышал я ваш разговор бестолковый, вот и подумал, чего ждать-то? Пойду, Макса встречу. Да ты не рад мне?

— Рад, — устало ответил я и сел на соседний рюкзак, — делать-то что будем?

— Что делать? — Корень демонстративно почесал затылок. — Думаю, дальше идти… Ты со мной, Макс?

Второй раз подряд он меня удивил.

— А что, Петрович, у меня право голоса появилось? С чего такая демократия вдруг?

Корень задумался, внимательно посмотрел на меня своими черными глазками и вдруг беззвучно рассмеялся. Он стучал кулаками по коленкам и притопывал, если б я знал его чуть хуже, непременно усомнился бы в целостности его рассудка, но эта гнида военно-банковская иногда становилась необъяснимо эксцентричной. Мне частенько казалось, что он как минимум контуженый, а, может, и с осколком в голове.

Ржать он прекратил также неожиданно, как и начал.

— Не обращай внимания, так, старое вспомнилось. — Он улыбнулся и уже серьёзно продолжил, — Мы сейчас и здесь с тобой в одинаковом положении. Либо идем вдвоем и достигаем цели, либо… каждый свободен в своем выборе. Я не смогу тебя контролировать постоянно, а идти дальше с ненадежным напарником… Уж лучше одному. Ну, так что скажешь? Пойдем, помолясь?

— Пошли, босс. Только молись без меня, хорошо? — Мне показалось, что Петрович облегченно выдохнул. Я поднял свой рюкзак и двинулся вперед.

Корень поднялся, взвалил на спину свою часть ноши и пошел за мной.

— Да, Макс, ты не пойми меня неправильно, но впереди теперь всегда будешь идти ты.

Я промолчал.

— Кстати, Максим Сергеевич, — минут через пятнадцать Корень не выдержал напряженного молчания, — где ты тихарился два года? Я ведь все твои знакомства поднял, половину земного шарика перетряхнул, а вторую заблокировал надежно! И ничего! Так где ты был? Поделишься тайной?

— Не, Петрович, ты ж сам сказал — тайна! А какая ж это тайна, если ее всем разбалтывать, а?

— А всем и не надо, ты мне скажи, а я буду нем как могила… Знаешь же, как тяжело нынче банкиру в России. Того и гляди, самому такое местечко пригодится. Скажи, Макс, не кокетничай.

Я знал, что вопрос этот всплывет, и поэтому легендой озаботился заранее. Легенда так себе, но проверить ее непросто.

— В Мирном я был.

— Чего-о!? В Мирном, где алмазы роют? — Корень остановился, и внимательно осмотрел меня так, как будто увидел в первый раз, — Не звезди, не было тебя там. Сказал бы лучше — в Кремле в Царь-колоколе жил! В Мирном у меня филиал и уж там-то тебя сразу должны были взять.

— Ну да, там меня и не было. — Я старательно поправлял рюкзак, скрывая свою нервозность. — Я в другом Мирном был — на Южном полюсе который.

— На полюсе? — Петрович почесал коротко стриженый затылок, и принялся рассуждать — Ну да, Антарктида экстерриториальна, станция вроде как территория России, значит, таможни нет, паспорт светить негде. Если на каком-нибудь ледоколе…. Да, могли и не отследить. Вот же фокусник!

Он еще долго восхищенно ухал и охал за моей спиной, а потом вдруг замолчал и, оглянувшись, я увидел, как Петрович, схватившись за сердце, оседает на землю. Я кинулся к нему, ожидая инфаркта, инсульта, тромба, или еще какой-нибудь заразы, но, когда я склонился над Корнем, он неожиданно сильно дернул меня к себе и подмигнул. И сразу я услышал торопливый шепот:

— Спокойно, Макс, не дергайся. Полежи чутку, расслабься.

— В чем дело, Корень? — Я тоже перешел на шепот.

— Пасут нас, Макс. В оптику. У меня это с Афгана началось — чувствую я такое. И столько раз спасало, что я уже со счета сбился. Далеко он, метров восемьсот. Трудная дистанция, но настоящие мастера и гораздо дальше достают. Особенно, если инструмент подходящий.

— И сколько нам лежать? — Я тоскливо смотрел вверх на темнеющее небо. — Скоро ночь, а нам еще километров пять топать. ПНВ у нас только один. Уже не лежать, уже бежать нужно.

Петрович ничего не ответил. Он освободился от своего рюкзака, перевернулся на живот и стал осматриваться вокруг. Я тоже молчал, каждую секунду ожидая выстрела.

Корень, невнятно выматеревшись, резким движением вынул свой «Глок».

— Макс, не спи, собаки!!! Твою мать, да не спи же!

Я присел и увидел метрах в тридцати от нас штук шесть-семь местных псов, со всеми положенными атрибутами: кровоточащие язвы на боках, отсутствие глаз, вылезшая клочками серо-коричневая шерсть и… запах. Сводящий с ума запах гниения.