Будь проклят день, когда я пошел за кредитом в этот банк! Суки! Так вежливо улыбались. И Корень — Корнеев Иван Петрович — начальник безопасности банка, его главный акционер и по совместительству давний приятель моего папаши долго жал мне руку, обещая любое содействие в щекотливых вопросах. Собственно, он и привел меня в свой банк. Надо же, старый друг отца! Вместе с папашей под Кандагаром водку на траву меняли, сапоги на ковры и машины на «Панасоники»… Боевые ранения, честь офицера! Поднялся сам и мне поможет! Так я думал тогда. Лучше б подумал: на чем он поднялся?! Сука припадочная.

Только потом, спустя полтора года, уже находясь в бегах, я вдруг понял, что меня просто подставили с этим кредитом. Схема «загони дурного лоха в долги» была отработана до мелочей — кому когда улыбнуться, кому когда внезапно заболеть или не там расписаться в малозначащей бумажке. Удобные поставщики, рекомендованные банком, склады, находящиеся у банка в залоге, транспортная компания, кредитуемая банком, чиновники — акционеры банка. Минимум издержек, одна сплошная прибыль! Но! Несколько простеньких, внешне никак не связанных технических ошибок и денег на моем счете нет, склады пусты, а долги есть и проценты по долгам немалые. И смешнее того — эти деньги из банка никуда не ушли, так и остались на его счетах, и ими же он выдавал новые кредиты другим лохам. Вот только я стал должен полтора миллиона евро. Это без процентов, которые даже считать не хотелось.

Впрочем, как рассказали мне знающие люди, очень многие банки работают подобным образом.

Урод! Как же я тебя ненавижу!

Ладно, надо соглашаться, по-другому, раз уж попался, все равно не выйдет.

— Когда надо ехать? — прохрипел я.

— Через недельку, — сразу откликнулся Иван Петрович, — рожица твоя заживет чуть, и отправишься. Ты молодец, с тобой хорошо договариваться. Прошлый раз быстро договорились и сейчас тоже недолго упрямился.

— Корень, можно последний вопрос не в тему? — по морде получать не хотелось, но язык мой был быстрее меня.

— Валяй, — неожиданно согласился Корнеев и примостился на любимый подлокотник.

— Почему я? Не проще нанять каких-нибудь спецов? — Размазывая кровь по лицу, я уселся поудобнее.

— Видишь ли, Макс, специалистов я уже нанимал. Денег в экспедицию вбухали — мама не горюй. А экономическая эффективность нулевая. Даже отрицательная. Пропали специалисты в Зоне, пропали деньги, результата нет. Не спрашивай как пропали — не твое пока это дело. А почему ты? — он достал из внутреннего кармана пиджака портсигар и прикурил сигарету, — Просто никто, Максимка, не бегал от меня целых два года. Не мог. Даже, помнится, в Парагвае и Ботсване должников находили. И гораздо быстрее. Но ты просто уникум какой-то. Вот я задумался немного и решил дать тебе возможность проявить себя. Ты ж там чего на часть кредита открывал? Школу выживания? Так покажи, что ты сам можешь выживать! Глядишь, и я к тебе в ученики запишусь. Хе-хе, учиться ж никогда не поздно? К тому же ты сын моего сослуживца, упокой, Господи, душу раба твоего Сергея, — Корень быстро перекрестился сигаретой. — Кому, как не тебе, поручить это хлопотное дело? Доступно для понимания такое объяснение?

— Вполне, — ясно было, что чего-то он не договаривает, но что правды от него я не услышу было еще яснее. Школа выживания! Надо ж, вспомнил! Пионерский лагерь это был для детей состоятельных родителей. Всё выживание — змею поймать и сожрать впятером.

— Ну и отлично, — он встал, стряхнул со штанов видимую только ему соринку и повернулся к Костику. — Значит так: тащите сюда лепилу, клиента лечить, кормить, холить и лелеять. Дайте в тире пострелять — там это может пригодиться. Костик, отвечаешь за него головой. Гадить пойдет — ты воду смываешь, понял? Я буду через три дня. Поправляйся, Макс. Пока.

Он ушел, а я думал о том, что все правильно рассчитал Зайцев: Корню очень нужен человек в Зоне. Кто-то лично ему знакомый, в меру не дурак, кого не жалко и кого можно полностью контролировать. А Корень уверен, что контроль его надо мной теперь стопроцентный. Дай бог, чтобы и остальные расчеты моего мутировавшего друга оказались верными, а я и дальше не выпадал из предназначенной мне роли.

Я очень боялся, что Петрович потащит меня на какой-нибудь полиграф, и тогда у него может появиться куча дополнительных вопросов, на которые я не смогу дать удовлетворительных ответов, но — обошлось.

Три дня пролетели быстро. Вернее не так — первый день я мучился от боли во всем теле и обколотый участливым доктором отрубился, проспав целые сутки. На второй день меня повели в тир и дали вволю пострелять, предоставив на выбор целый арсенал. Результаты стрельбы вызвали на лице Костика сочувствующую усмешку. Ну да, я ж не какой-нибудь майор ГРУ — целый день отбивать лицом его пудовые кулаки, а на следующее утро маятники качать и попадать при этом в муху на лету — не обучен. Шестьдесят два очка из ста на пятидесяти метрах — кому-то может быть и смешно, но мне, увидевшему восемнадцатый «Глок» в первый раз, их смех был бы непонятен. Пока с переводчиком режимов огня разобрался — один пистолет стреляет одиночными и длинными очередями, а второй длинными очередями и короткими по три патрона — руки уже трястись начали. Они и без того тряслись: Костик гораздо лучше умел превращать людей в кровавую отбивную, чем учить их чему-то серьезному, и общаться с ним мне было тяжело. За предыдущий день знакомства у меня уже выработался условный рефлекс, заставляющий тело сжиматься и защищать руками голову на любое его резкое движение. Он это понял и иногда специально провоцировал меня, внезапно принимаясь причесываться или мять свое вареникообразное ухо. Моя реакция вызывала у него снисходительную улыбку, и Костик еще больше убеждался, что ждать от меня сюрпризов не придется. Эта игра мне не нравилась, но была на руку.

Когда я более-менее научился управляться с «Глоком», мы перешли к более существенным аргументам в любом споре и остаток дня стреляли из АК-105, АК-104, ФН пять-семь, ПМ, каких-то американских, французских, бельгийских винтовок, к концу пропахшего порохом дня мне казалось, что теперь я смогу заставить выстрелить и простую швабру. Впрочем, когда Костик осматривал мишени, лицо его приобретало все больше траурное выражение. Этот человек меня уже похоронил.

— Учить тебя стрелять уже некогда, да и вряд ли получится, — сказал он мне. — Вот что скажу: магазины валетом не скручивай, как в кино показывают. Делай вот так, — он показал мне пару алюминиевых магазинов, обернутые изолентой с проложенной между ними дощечкой. — Чтобы оба были сверху: когда будешь стрелять из положения лежа — второй магазин не испачкается в земле, не перекосит патрон и ты все-таки выстрелишь. Хотя с твоим умением — застрелиться тебе и одного магазина за глаза хватит.

Больше он ничего жизнеутверждающего говорить не стал.

На третий день, после бесконечной стрельбы, занявшей все время до обеда и чуть после него, Костик притащил в тир какие-то бронежилеты, разгрузки, противогазы, рюкзаки, штук пятнадцать разных моделей ботинок — со шнуровкой, на липучках, кнопках и еще черт знает каких. Заставил меня всю эту амуницию примерить по разу, составил мне комплект и на этом тренировочный день закончился.

Да, каждый день доктор утром и перед сном добросовестно обкалывал меня какой-то мутью из десятка разнокалиберных ампул.

Поглядев на третий день на себя в зеркало, я удивился: от побоев, если не считать рассеченной губы и желтизны по всему лицу, следов практически не осталось. Чувствовал я себя уже гораздо лучше, понимая, что всё, в общем, выходит просто прекрасно! Я жив, почти здоров, и скоро окажусь на свободе!

К приезду Корнеева Костик вырядил меня в подобранную амуницию, дал в руки АК-105 без патронов, но с пристегнутым гранатометом ГП-30, из которого так ни разу и не позволил выстрелить, и поставил к тумбочке — как он выразился «будешь временно дежурным по роте».