Одной этой обстановки было достаточно, чтобы сломить энергию среднего по силам человека, каких большинство, и мало-помалу у суэцкой компании сложился такой распорядок: три месяца работы, затем домой на отдых и вновь на работу. Конечно, эта смена была не в интересах дела, и оно, несомненно, тормозилось, пока привыкали новички.
В июне того же года возникла новая преграда. Турция требует остановки работ: сказалось английское влияние. Даже французский консул в Дамиэтте приглашает французских рабочих уехать. Лессепс протестует – напрасно... Франция занята войной, в Александрии – английская эскадра. Положение улучшается только в июле – с заключением мира в Виллафранке между Австрией и Францией. Лессепс спешит в Париж. Старая дружба с императрицей открывает ему доступ в Сен-Клу: 23 октября, в воскресенье, ему дают аудиенцию.
– Отчего же все против вас, господин Лессепс? – был вопрос Наполеона.
– Ваше величество, вероятно, оттого, что и вас считают против, – был ответ дипломата в отставке.
– Хорошо, будьте спокойны, – продолжал император, покручивая усы, – вы можете рассчитывать на мою поддержку и покровительство. Я дам приказ министру иностранных дел поддерживать ваши права и операции.
Действительно, в декабре работы возобновились. Первым делом предполагалось провести канал от Порт-Саида до Кантары, прорезать порог Эль-Гиср и начать пресноводную ветвь. Самой трудной была выемка земли уСредиземного моря. На глубине аршина сейчас же показывалась вода и затопляла работу. Приходилось работать в воде. Арабы и феллахи становились для этого перпендикулярно к линии канала, средние делали выемку и передавали землю соседям, и так – до откосов канала. Вместо тачек служили те же люди: относили на спине сырую землю. Для этого ряды их становились тылом к каналу, – заложив руки за спину и притом без одежды, – а землекопы накладывали им слегка отжатую руками землю. По мере нагружения рабочий сгибался, грязная вода стекала по его телу, и затем эта живая машина отправлялась на место свалки. Позже им выдали корзины и тачки, но или тачки были плохи, или рабочие не знали, как взяться за них, только и тачки они носили, а не возили. На подмогу людям приходили и машины – прибор Баланда, вроде коромысла на стойке, по которому спускались и поднимались вагончики, то заполняясь, то опорожняясь; наконец, бесконечное полотно, то есть широкая полоса парусины, бегущей по барабанам. Нижний конец этого прибора помещался у выемки и принимал здесь нагрузку, затем вращением барабанов (валов) взбегал к откосу и автоматически сбрасывал землю. Как это ни странно на первый взгляд, ручная работа оказывалась успешнее машинной. Впрочем, рабочих, не говоря о несовершенстве машин, было гораздо больше, более 20 тысяч, не считая европейцев. Не мудрено поэтому, что место работ казалось отдельным государством с десятками контор и управлений, с персоналом врачей при больницах, с мастерскими, заводами и прочим. Здесь и венчали, и крестили, и хоронили; для христиан имелись две часовни, для арабов-мусульман и феллахов – мечеть. Главной заботой компании было снабжение рабочих водою. Пока пресноводный канал еще не достиг морского, эту воду возили миллион восемьсот верблюдов, и все-таки часто воды не хватало. Нередко случалось, что рабочие, завидя такой караван, бросались сами расхватывать воду, при этом, конечно, большая часть ее проливалась; наконец, эти караваны очень часто опаздывали, и народ оставался очень долго совсем без питья.
В исполнении предприятия самым долгим было прорытие валов. Выемку делали отчасти ручным, отчасти машинным способом. Рабочие взрывали холмы лопатами и относили землю в корзинах. Здесь трудились главным образом феллахи, которых прислали из Египта, согласно договору, на повинность. Они являлись артелями со старостой, или шейхом, и получали провиант от компании. Работали они усердно и без ропота, но каждый месяц их сменяли, дабы египетская казна не понесла убытков, если они не успеют обработать своих полей. На этот переход на место работ и обратно в Египет бедняги теряли до десяти дней, а потому можно считать, что их отвлекалось к каналу не 20, а 60 тысяч. Треть этого числа работала, треть находилась в пути к работам и треть на пути с работ. Особенно тяжелой была работа в жаркое время. Ложе канала накалялось, как печь, люди обливались потом и задыхались. В летнее время в полдень совсем прекращали выемку, но все-таки рабочие изнурялись, и многие из них погибали от тифа.
К осени 1862 года были готовы 68 верст канала. Оставалось восемь верст до озера Тимсаха, их прорыли к середине ноября. Наполнение озера водою было торжественным. Из Каира приехали почетные гости, кругом толпились пестрые массы рабочих и верблюды в красных попонах, с музыкантами на спине. Это было 18 ноября 1862 года.
– От имени его высочества Магомета-Саида, – объявил Лессепс, – повелеваю, чтобы воды Средиземного моря были впущены в озеро Тимсах, и призываю Божию милость.
Рабочие взялись за заступы, плотину постепенно взрыли, и вода хлынула в бассейн озера под гром музыки и пальбу арабов.
С этого времени работы идут быстрее. Пустыня населяется. В Порт-Саиде сто пятьдесят домов, кирпичный завод и мастерские компании, занимающие площадь в 30 тысяч квадратных метров, в Кантаре двадцать пять домов, в Эль-Гисре – тридцать и арабская деревня; повсюду больницы, церкви и магазины.
В самый разгар работ новый удар поразил компанию. 17 января 1863 года умер Магомет-Саид, покровитель Лессепса. Его преемник Измаил-паша отнесся к компании иначе. В этой перемене, несомненно, сказалось новое проявление английских происков. С политической стороны, при поддержке, которую оказывал каналу Наполеон, тормозить предприятие не представлялось возможным, а потому напали на экономическую сторону. Что без препятствий с какой-либо целью дело закончится благополучно, уже не приходилось сомневаться. Морской канал направлялся в эту пору уже к югу от озера Тимсах, а пресноводный подходил к Суэцу. К Порт-Саиду он пролегал по трубам на протяжении 80 верст, на что потребовалось 20 тысяч водопроводных труб. В Кантаре, Эль-Гисре и Порт-Саиде были устроены резервуары, причем о нужном количестве воды извещали по телеграфу. Вся постановка дела была вполне солидная, но Измаила-пашу успели убедить в невыгодности для Египта договора, заключенного компанией с покойным Магометом-Саидом. Прежде всего указали на отрыв феллахов на работы. Это, говорили хедиву, вредит земледелию страны, и вот Измаил-паша объявил компании, что прекращает посылку феллахов. Египту пришлось заплатить 30 миллионов франков штрафа, а компании выписать рабочих из Европы. Это вызывало, конечно, задержку в исполнении предприятия, но так как Лессепс предвидел такой оборот дела, то особого ущерба не понесли. Однако интриги на этом не прекратились. Нашли другой предлог насолить компании и поставили на вид хедиву, что отдача земель и пресноводного канала в руки суэцкой компании грозит убытками Египту, – и Измаил-паша опять нарушает договор своего предшественника и снова платит 54 миллиона франков штрафа.
В довершение всего летом 1865 года вспыхнула холера. Чтобы не дать разгореться эпидемии, работы сократили сперва на час, потом на два, а рабочим назначили кофе и крепкие напитки. Холера началась в Египте, но слух, что на канале спокойно, привлек к нему пришельцев из Египта, искавших спасения, а вместе с ними – заразу. Рабочих охватила паника. Они бросились бежать в пустыню, к морю, сами не зная куда. Весь путь от Измаилии, городка у Тимсаха в честь хедива Измаила-паши, до Порт-Саида был усеян трупами этих несчастных. Бежала добрая половина рабочих, а из тех, кто остался, уцелело девять десятых. Надо сказать к чести компании, что никто из служащих не бросил дела, и, хотя несколько инженеров и докторов умерли от холеры, все оставались на местах. Сам Лессепс старался, сколько мог, успокоить трусливых, но все его усилия разбивались о невежество рабочих, особенно греков. Так продолжалось три недели, после чего холера прекратилась и мало-помалу все пошло своим чередом.