— Я вижу, что вы моя спасительница! — воскликнула Амаранта, покрывая руки Инес горячими поцелуями. — Я сделаю все, что вы хотите!

Молодая графиня прижала несчастную к своему сердцу и поцеловала ее в дрожащие губы.

— Зови меня своей сестрой, и я буду твоей опорой. Небо благословит нас! У меня еще есть надежда! Мы найдем его, и тогда все объяснится, только полюби меня, Амаранта!

— Ты ангел, посланный мне Богом! — воскликнула Амаранта и, зарыдав, упала на грудь Инес, которая, как сестра, утешала и целовала ее. Они вместе покинули пустынный берег.

Шум на улицах Мадрида затих. Ночь опустилась на высокие купола Сан-Изидора и Сан-Франциска, на улицы и площади города.

Глубокая тишина царила кругом. Одни ночные сторожа стояли у высоких стен или гулкими шагами своими нарушали ночное спокойствие.

Иногда проходил одинокий рабочий, пробираясь домой, а время от времени тишину нарушал грохот запоздавшего экипажа.

Ставни домов были закрыты, и дворцы, казалось, тоже спали. Луна ярко освещала город, наводя темные тени на улицы и площади; тут и там на пустых бульварах и в садах еще сидели на скамейках где нищий, где пьяный, где бездомный скиталец.

Два всадника в темных плащах звонким галопом промчались по улицам по направлению к городским воротам. Они свернули на дорогу, ведущую из Мадрида на Ла-Манчу.

Недалеко от ворот начиналась огромная пустынная равнина, со всех сторон окружающая испанскую столицу. Всадникам открылось обширное голое пространство, покрытое песком и острыми камешками. Они поехали тише, потому что дорога здесь шла в гору.

Миновав небольшую капеллу, куда мадридцы часто ходят на поклонение, всадники повстречались с погонщиками, шумно гнавшими мулов в горы севернее Мадрида.

Всадники оставили в стороне большую дорогу и поехали вверх по течению Мансанареса, спускавшегося с вершин, покрытых вечными снегами.

— Вы все обговорили с принцем, граф? — спросил один из них.

— Да, отец мой, — отвечал другой, — договор заключен, и в день бракосочетания, которое, конечно, совершите вы, как первый испанский епископ, дочь моя примет титул герцогини Мадридской!

— Я заранее поздравляю вас с этим союзом, — снова заговорил почтенный патер Доминго. На нем, как и на графе, был темный плащ и круглая шляпа с большими полями. — Я нисколько не сомневаюсь в том, что испанская корона через год будет наконец возложена на единственного законного, благословенного монарха.

— Я тоже надеюсь на это, отец мой, — ответил Кортецилла.

Они приближались к горам. Дорога шла круче, тут и там мелькали на пути высокие сосны. Лес становился гуще по мере того, как всадники поднимались вверх.

— Знаете ли вы, кто нынче будет на ночной встрече? — помолчав, спросил патер Доминго.

— Ближайшие друзья принца, но кто именно, не знаю.

— Где теперь принц?

— Тут, недалеко от леса, в гостинице Сан-Педро, — ответил граф Кортецилла, но вдруг внезапно замолчал и придержал свою лошадь.

Патер Доминго вопросительно посмотрел на него.

— Видите? — шепотом произнес Кортецилла и указал на дорогу, которая, извиваясь, огибала гору.

— Это всадник, кажется, — тихо отвечал патер.

— Что это значит? Кроме нас, никто не должен ехать навстречу с этой стороны…

— Не беспокойтесь, граф, должно быть, это еще один из наших сторонников.

— Но кто это?

— Он, кажется, один.

— Догоним его, если хотите, отец мой. Нам нужно непременно узнать, кто это, прежде чем мы направимся к руинам.

Патер утвердительно кивнул головой, и оба пришпорили лошадей.

Холодный ветер дул им навстречу, они выехали из леса, и теперь им стали попадаться лишь иссохшие сосны. Дорога очень круто подымалась вверх, но лошади, казалось, привыкли к трудностям такого пути, они ступали бодро и уверенно, не убавляя шага.

Всадникам стало холодно, и они плотнее закутались в плащи. Впереди, на горных вершинах, блистая в лунном свете, лежал вечный снег, который не таял даже летом.

Гулко раздавались в горах удары копыт по скалистому твердому грунту, и скакавший впереди всадник обернулся и остановился.

Граф Кортецилла и патер Доминго быстро нагоняли его.

— Далеко ли путь держите? — громко спросил Кортецилла, первым подскакав к незнакомцу.

— Если не ошибаюсь, то туда же, куда и вы, — отвечал незнакомец. Он, подобно графу и Доминго, тоже был закутан в плащ, а на голове, как и у них, была большая круглая шляпа. — Вы граф Кортецилла?

— Как!.. Что я вижу! Дон Альфонс!

— Он самый, мой благородный дон!

Кортецилла снял шляпу перед младшим братом дона Карлоса, и патер Доминго тоже почтительно поклонился ему.

— Я не знал, принц, что вы здесь и будете нынче присутствовать на встрече, — произнес граф.

Дон Альфонс был молодой человек лет двадцати, с веснушчатым лицом, рыжей бородкой и неприятным, то злым, то высокомерным выражением лица.

Все трое теперь продолжали свой путь вместе.

— Я еду из гостиницы Сан-Педро, где мы с братом остановились под чужими именами, — начал дон Альфонс. — Через несколько дней мы возвращаемся к своим войскам на север, а там перебьем этих подлецов, которые договорились с маршалом Серрано о капитуляции. Надо взыскать с них, чтобы другим неповадно было.

— Вы были в Мадриде, принц? — спросил Кортецилла.

— Нет, я подожду лучшего времени, а в эту ночь мы ускорим ход событий, — отвечал дон Альфонс. — Позвольте задать вам один вопрос, граф, — продолжал он. — Герцог Медина теперь в Мадриде? Как поживает герцогиня Бланка Мария? Я когда-то часто бывал у ее отца.

— Герцогиня прекрасна, а герцог — старый, болезненный человек, — отвечал Кортецилла,. пожав плечами, — этим все сказано.

— Это удивительно, однако, что Бланка Мария решилась отдать свою руку этому ничтожному человеку! Любить его, во всяком случае, она не могла!

Разговаривая таким образом, всадники приближались к вершине горы. По сторонам кое-где торчали покрытые снегом ели, и вокруг повсюду лежал снег. Глубокая ночная тишина царила здесь.

Несколько минут спустя всадники увидели древние руины, наполовину занесенные снегом. Темные серые стены были необыкновенно толсты и неуклюжи. Еще уцелевшие оконные ниши указывали на то, что прежде здание это было монастырем. Теперь же от него остались одни развалины, в которых свирепствовал ветер.

Неподалеку виднелось другое здание, которое сохранилось лучше. Прежде это была, видимо, монастырская церковь или капелла. Основание этого здания уцелело, равно как и стены, но окон и дверей в нем больше не было. Снег лежал и внутри, и снаружи.

Одинокие печальные монастырские руины на вершине горы производили мрачное впечатление. На всей этой гористой местности лежал какой-то романтический отпечаток, особенно чувствующийся в светлую лунную ночь. Конечно, редко кто появлялся в этих пустынных местах, где, как памятник минувшему времени, лежали руины монастыря.

К этим-то руинам и спешили три всадника.

Здесь они увидели двух лошадей, привязанных к сухому дереву.

Все трое спешились и, привязав лошадей, подошли к узкому отверстию в стене.

За этим отверстием находился наполовину засыпанный обвалившимися кирпичами проход, который даже трудно было заметить.

Граф пропустил вперед принца Альфонса. Остальные последовали за ним в огромный подземный ход. Ход был достаточно просторен, чтобы по нему можно было пройти не сгибаясь. Повеяло холодом и сыростью.

Через несколько минут мелькнул слабый свет и показался выход, ведущий на закрытую со всех сторон площадку без крыши.

Должно быть, здесь и прежде происходили тайные сходки, либо место это служило монахам для какой-нибудь особенной цели, потому что стены были расписаны изображениями святых мучеников и их подвигов. В стенах вделаны были железные кольца и толстые короткие цепи, теперь совершенно источенные ржавчиной.

На этой большой площадке, у каменного стола, расположенного посередине, стояли дон Карлос и Доррегарай, мексиканец с маскарада. Услышав шорох в подземелье, они поспешили к выходу, чтобы приветствовать своих друзей.