— Цель эта, — простодушно отвечал Антонио, — осталась мне неизвестной, так как я не мог разузнать, чем он занимается. Я знаю только две вещи: огромные богатства графа, источник которых также составляет для меня тайну, хранятся не во дворце, а где-то в другом месте, а таинственная болезнь графини Инес…

— Графиня — единственное дитя Кортециллы, — заметил великий инквизитор. — Мы поручили тебе всеми средствами приобрести над ней влияние! Удалось тебе это?

— Сердце молодой девушки — святилище, достойные отцы! Я старался заслужить доверие графини и сделался ее другом и советником.

— Графиня Инес помолвлена, ты это знаешь?

— Да, с Карлосом Бурбонским.

— Любит ли она его?

— Трудно читать в сердце девушки! Графиня покорится воле отца и выйдет за принца.

— Если она его не любит, тем легче будет тебе завоевать ее сердце, — сказал Бонифацио. — Ты должен поставить себе задачу научиться влиять на нее, тогда впоследствии она будет в твоей власти!

— Мы выбрали тебя, патер Антонио, для этого дела, — сказал великий инквизитор, — потому что ты молод, а молодость быстрей сближается с молодостью. Называя сердце девушки святилищем, ты, мне кажется, ошибочно употребляешь это слово. Ты должен стараться раскрыть сердце графини, проникнуть в самые сокровенные его уголки и не останавливаться ни перед какими средствами, чтобы овладеть им. Когда она полюбит тебя, тогда станет и доверять, а это необходимо.

— Ей полюбить меня, почтенный отец? — спросил Антонио с оттенком грусти в голосе . — Если бы можно было приказывать человеческому сердцу, много горя было бы устранено на земле! Любовь является подобно прекрасным цветам, которые вызывает из недр земли солнечный луч. Она приходит раньше, чем мы успеваем подумать о ней, но не позволяет принуждать себя! Сколько тысяч людей проходит мимо нас в жизни, мы видим их, сближаемся с ними, однако ж не любим! Но вот вдруг встречается существо в этой толпе, и в душе у нас что-то дрогнет, точно от внезапного воспоминания, от предвкушения какого-то блаженства. То, чего мы не испытывали при встрече с другими, делается ясным для нас теперь, и в ту же минуту в нас рождается любовь! Это чувство, которое заставляет гореть нашу грудь в самой глубине ее, заставляет нас ликовать при каждой встрече, вздыхать при каждой разлуке, это чувство, при котором каждое ласковое слово приносит с собой надежду, каждый малейший знак равнодушия — отчаяние.

Патер Антонио говорил самозабвенно, с большим чувством, Бонифацио зорко следил за ним.

— Ты прекрасно нарисовал нам проявление любви, — сказал великий инквизитор, — любви мирской, которую, как и мы, учился побеждать и которой мы неподвластны. Зная ее так хорошо, патер Антонио, ты тем легче сможешь пробудить ее в графине Инес. Она должна любить и стать твоей союзницей, ты же должен искусно, со строгим расчетом руководить ею, тебе предстоит высшее назначение. Таким путем ты приобретешь власть в замке графа Кортециллы, а после этого получишь возможность наблюдать, кого принимает у себя граф Эстебан, и подслушивать его разговоры. Воспользуйся болезнью графини и необходимостью следить за ней. А после представишь нам отчет о том, что узнаешь. Ступай и исполняй наши приказания!

Патер Антонио вышел с поклоном.

— Или он пропал для нас, и все его слова и его покорность одна хитрость, — сказал инквизитор Бонифацио, — или он любит графиню Инес Кортециллу преступной любовью!

— Мы еще, может быть, сумеем использовать его с выгодой для себя, — отвечал великий инквизитор.

— По-моему, — заметил Амброзио, — этот Антонио — просто молодой мечтатель, гуляющий с графиней по парку, собирающий с ней цветы и заглядывающийся ночью на звезды. Такие люди бесполезны как для света, так и для церкви.

В эту минуту в соседней комнате снова раздался звонок, и дежурный брат доложил о принце и генерале Веласко. Прежде чем великий инквизитор успел ответить, дон Карлос нетерпеливо вошел в комнату, за ним следовал офицер, еще моложе него. На обоих были темные плащи и кавалерийские костюмы.

— Простите, почтенные отцы, что мы входим, не дождавшись позволения, — сказал дон Карлос, — но мы спешим!

— Мы всегда предпочитаем спокойствие и обдуманность, дон Карлос Бурбонский, — отвечал Доминго, будучи не в состоянии скрыть свое неудовольствие, — но тем не менее приветствуем вас и вашего генерала!

— Вам известно о вчерашнем покушении, почтенный брат? — спросил дон Карлос, когда дежурный монах удалился. — При этом на улице Сан-Маркос арестовали одного человека.

— Мы слышали это, принц, — отвечал патер Доминго, поднявшийся вместе с двумя другими патерами при появлении дона Карлоса.

— Но арестованный не является настоящим виновником, — продолжал последний — Это человек, поступивший ко мне на службу, и арест его крайне неприятен для меня, так как он знает слишком много и при известных обстоятельствах может выдать нас.

— Как его зовут?

— Это бывший капрал, Изидор Тристани. Его надо освободить во что бы то ни стало, и я прошу вашего совета и содействия, почтеннейшие отцы!

— Подозрение, павшее на него, тяжело, — заметил, пожимая плечами, Амброзио.

— Но он не из числа настоящих виновных, которые, однако, хорошо ему известны! Кроме того, мне надо послать его к моим войскам. Помните молодого человека, так внезапно появившегося на нашей встрече, почтенный отец? — обратился дон Карлос к великому инквизитору. — Это он и есть!

— Что можно, мы сделаем для вас, принц, — отвечал Доминго.

— Теперь перехожу к не менее важному делу! Дон Веласко, которого вы видите здесь, мой генерал, потому при нем можно говорить открыто, — продолжал дон Карлос. — Что вы решили касательно суммы, обещанной вами на военные издержки?

— Казначей будет предупрежден и выдаст вам миллион наличными, принц.

В эту минуту в коридоре вдруг послышался шум — слишком необычное явление в аббатстве Святой Марии. Великий инквизитор замолчал и сердито посмотрел на дверь, оба инквизитора тоже с неудовольствием обернулись, не зная, чем объяснить этот шум.

Но тут дверь отворилась, и в комнату вбежали три бледных монаха с выражением ужаса на лицах.

— Что такое? — с гневом вскричал великий инквизитор.

— Большая опасность, достойнейший отец, — отвечал один из монахов, в трепете бросаясь перед ним на колени. — Стены и коридоры монастыря заняты солдатами! Они требуют выдачи принца Карлоса Бурбонского!

Дон Карлос, отошедший с Веласко в сторону, вздрогнул.

— Кто осмеливается врываться в святую обитель? — вскричал великий инквизитор.

— Они требуют, чтобы их впустили и разрешили обыскать монастырь, — отвечал перепуганный монах. — Офицеры говорят, что дон Карлос Бурбонский здесь!

— Идите и отворите им ворота, — приказал великий инквизитор. — Пусть войдут.

Монахи вышли.

— Натер Амброзио, — сказал Доминго, — проводи принца в потайную комнату аббатства! А ты, почтенный брат Бонифацио, ступай вниз и наблюдай за обыском монастыря.

— Благодарю вас за защиту, достойнейший отец, — сказал дон Карлос, уходя с Веласко в боковую дверь следом за патером Амброзио.

Альгвазилы, связав Изидора, спешно отвели его на ближайшую гауптвахту, где посадили в пустую, надежную комнату.

Никто не слушал его уверений в невиновности, никто не верил ему, потому что схватили его на месте преступления, на него указал сам адъютант короля, и при нем нашли пистолет, а главное, от него уже ожидали чего-нибудь подобного.

Изидор был на дурном счету у властей, особенно у военных командиров, под началом которых прежде служил. Во время следствия найдено было в актах не только много обвинений Изидора Тристани в дисциплинарных проступках и покушениях на собственность, но и указание на совершенное им убийство проезжего на большой дороге.

Он был приговорен к десятилетним каторжным работам в гавани Карфагена, это время оставило свой след и на его лице, и на фигуре, он действительно выглядел каторжником. При вступлении на престол Амедея ему посчастливилось попасть под общую амнистию.